Пророчество Предславы - Фомичев Сергей - Страница 35

Вспышка как бы послужила знаком — битва проиграна, теперь каждый может рассчитывать только на себя. Для верности Борис протрубил в рог отход, хотя наигрыш этот никогда не использовался в городских сражениях, ибо отходить из осаждённых городов, как правило, некуда.

Миновав укрепления, двухвостые рассредоточились. Вражеская волна растеклась по улочкам и площадям, вместе с тем ослабив напор. Всё смешалось: враги и свои, воины и простые горожане. Предводитель вернулся назад и взирал на сражение с разрушенной стены.

Сокол воспользовался общей неразберихой, чтобы разыскать архиепископа. Тот нашёлся неподалёку, в полуобморочном состоянии, сидящий прямо на мостовой. Подошедший Борис помог чародею привести Калику в чувство. Вдвоём они поставили старика на ноги и повели прочь от наступающих тварей.

Идти, собственно, было некуда. Бестии шныряли повсюду, хоть и держались пока подальше от меча чародея да посоха священника. Возле вечевой площади навстречу попался монах.

— Все, кто уцелел, собираются в храме, — крикнул он, заметив владыку.

— В храме? — удивился Василий, пошатываясь. — Ну, пусть будет храм.

«В храмах всегда находят конец последние защитники города», — подумал он равнодушно.

А на звоннице всё гудел и гудел вечевой колокол. Бил в него тот самый сумасшедший священник, у которого в день своего приезда, они отобрали мнимую ведьму. Священник неистово дёргал верёвку, не обращая внимания на кипевшую вокруг схватку. Дружинники защищали звонницу до последнего, словно веря, что звон колокола поможет им повернуть дело к победе. Но вот последний из них упал, и мигом спустя бестии бросились на священника. А тот, уже исчезнув под слизким комом, продолжал бить в набат. И уже растерзанный, мёртвый ударил в последний раз. А колокол всё продолжал гудеть. И многим показалось, что гудел он гораздо дольше обычного, словно продлевая ещё на мгновение отмеренную городу жизнь.

Глава пятая

Бегство

Городец Мещёрский. Июнь 6860 года.

Полнолуния колдуны особенно ждали. В эту ночь многому предстояло решиться. На многие вопросы ответы найтись. Не просто так ждали — готовились. Беда могла нахлынуть не только на Псков. Подобные события без отголосков не проходят. Может нечисть из ямин попрёт, может зверьё ошалеет, а то бывает и среди колдовской братии кого зацепит.

Оберегов навешали на себя, что девицы праздничных ленточек. Дом Арамаса чертой обвели, заклятие мощное положили. Ждали полуночи, а неприятности раньше начались.

В полдень Мене стало плохо. В глазах потемнело, будто солнце с небес украли. Навалилась тяжесть небывалая. Увидела ведунья среди мрака-морока белого старца. Грудь тотчас сдавило: уж не с Соколом ли беда приключилась? Царапнули по сердцу холодные коготки беспокойства. Не просто опаска за товарища — что-то большее в душе пробудилось.

Старец сражался с невидимым Мене врагом. Словно с пустым местом сражался. Не поймёшь что в руках у него — то ли меч, то ли дубина. Что бы ни было, не справлялось оружие с призраком. Отступил старец, шагнул на миг из кромешной тьмы во тьму сумеречную, позволил Мене себя увидеть.

Нет, не Сокол в мороке объявился. Крест Мена разглядела и одежды церковные. Сперва просторными были одежды, развевались в потоке силищи небывалой. Затем, стиснув человека объятиями крепкими, саваном обернулись. Разглядела ведунья печать смерти. Даже не разглядела — кожей ощутила. Могильным холодом та печать морозила.

Не одолев врага оружием и почувствовав приближение смерти, старец принялся что-то шептать. Мена попыталась разобрать по губам, что именно, но несколько слов разобрала всего лишь. Однако достаточно, чтобы понять — не молитву шептал он, заговор читал странный.

Тут иссякло видение. Отпрянул мрак.

Долго Мена в себя приходила. Очнулась на лавке, окружённая колдунами. Увидев знакомые лица, улыбнулась. Не от радости улыбнулась, не от облегчения, а чтобы братию успокоить. Не с Той Ноги тут же метнулась с отваром, остальные вздохнули, но тревога во взглядах осталась.

Глотнув из чашки, Мена почувствовала как тепло сменило могильный холод. Умела Кавана отвары готовить, враз полегчало ведунье.

Выпив зелье до дна, она уже могла говорить.

— Что-то случилось во Пскове, что-то страшное. Хоть не с Соколом, но и ему беда грозит немалая, и всем прочим. Передайте Эрвеле, мол, выручать чародея надо.

Псков. Тот же день.

В храме было тихо. Только шелест одежд и гул шагов местного клира раздавался под его сводами. Монахи обходили людей с дубовой кадкой и поили их из ковша сильно разбавленным вином; другие промывали и перевязывали раны. Все, кто нашёл здесь убежище, раненные и измотанные боями люди, вповалку лежали на прохладных плитах, прислушиваясь к тому, что происходит за стенами храма. А там продолжалась отчаянная схватка, уже безо всякой надежды на победу. До тех, кто сумел укрыться в храме, доносились слабые отголоски криков, проклятий и стонов погибающих горожан. Обессилившие люди ждали скорого конца и себе, но твари пока не решались соваться в храм.

Сокол сидел подле Калики, пытаясь привести старика в чувство.

— Как он? — негромко спросил подошедший настоятель.

— Плох, — ответил чародей, — последние силы ушли на то, чтобы добраться сюда.

Потеребив бороду, священник сказал решительно:

— Мы должны спасти владыку. По крайней мере, попытаться.

— Как? — спросил Сокол. — Ему нужен хороший уход, нужны травы, настойки. Здесь врачевать нечем, во всяком случае, тело.

Настоятель рукой позвал чародея с собой. Привёл к широкой каменной плите и, показав на неё, заявил.

— За этим камнем тайник.

— Подземный ход? — удивился и обрадовался Сокол.

Тот, кивнув, пояснил:

— Заброшен он. Отрыли когда-то на случай бегства, но до сих пор врагам не удавалось дойти до Детинца. На моей памяти им никто не пользовался.

— А куда он ведёт? — спросил чародей.

Настоятель подозвал несколько монахов, и пока те спешили на зов, ответил:

— Ходов в городе много, а чертежи утеряны. Куда ведёт этот мне не ведомо, но он очень глубок и наверняка выведет вас за стены, а то и за реку.

Повинуясь приказу, монахи навалились на каменную плиту, сдвинули её в сторону, и перед ними открылся зев потайного хода. Сокол глянул в него, но кроме трёх-четырёх ступеней, ведущих вниз, ничего не увидел.

— Чуть дальше есть два ответвления, — предупредил настоятель. — Они вам не помогут, так как ведут в соседние башни. Вам следует, не сворачивая в отнорки, спускаться вниз до конца.

— Нам? — удивился чародей. — А вы и ваши люди?

— Мы слуги господа и мы останемся в храме, — спокойно ответил священник. — Возьмите с собой тех мирян, кто захочет уйти. Но клир не искушайте мнимым спасением. И, ради бога, спешите.

К большому удивлению чародея, беглецов набралось всего лишь около двадцати человек. Все остальные предпочли умирать. Сокол же умирать не собирался, он уходил из Пскова без душевных терзаний. Не его это бой, не его сражение. Он узнал почти всё, что нужно и теперь мог помочь другим. А здесь, при всём желании, большего ему не сделать. С Борисом вышло сложнее. Юноша втянулся в схватку, рвался вернуться в бой, а отступление называл не иначе как трусостью. Чародею стоило больших трудов убедить его в необходимости покинуть обречённый город, чтобы послужить собственной земле.

Пока он разговаривал с Борисом, все кто решил уйти, попрощались с товарищами и собрались возле тайника. Скоморох и монашек, единственный из духовенства, кому настоятель позволил нарушить запрет, привели еле живого Калику.

— Пора, — сказал священник и благословил беглецов скопом, не разбирая, кто из них добрый прихожанин, а кто поганый колдун.

Запалив факелы, люди по одному стали спускаться под землю. Когда голова последнего из них скрылась в тайнике, настоятель сделал знак монахам, и тяжёлая плита со скрежетом встала на место.