Госпожа Шестого Дома (СИ) - "Эуреон Серебряный" - Страница 27

— Нужно быть очень наивным, чтобы удивляться предательству того, чья главная ценность и главная цель в жизни — богатство, — сказала матрона.

Сорнтран подумал, что она, разумеется, права. Ей, конечно, проще не ошибаться в намерениях окружающих — с ее-то даром. Но во многих случаях вовсе не нужно уметь слышать чужие мысли, чтобы знать, что у них на уме. Тогда, услышав историю с предательством, Сорнтран подумал, что Тар и его соратники сами были виноваты в том, что не поняли намерений Рила, не были достаточно осторожны и угодили в ловушку. Доверять нельзя никому, даже воинам из своей группы. Им — в особенности. Тар был тогда наивным юнцом — и, похоже, таковым оставался до сих пор и уроков никаких не вынес.

— И нужно быть даже еще более наивным, чтобы думать, что кто-то вроде Сорнтрана готов будет оставить то, что у него есть, ради приключений на поверхности вместе с кем-то вроде тебя, Тардаэр, — сказала госпожа.

Тар вздрогнул, щеки вспыхнули. Губы на мгновение разомкнулись и быстро сжались. Сорнтран не совсем понимал, почему Тар так переживал, и, главное, почему не пытался лучше держать себя в руках. Если Тару что-то и угрожало, его поведение и столь неприкрытая демонстрация слабости и неуверенности в себе бы только усугубили ситуацию.

— Если не станешь умнее, парень, тебя будут предавать снова и снова, и каждый раз это будет для тебя неожиданностью, — сказала матрона.

Сорнтран был с ней согласен. Удивительно, как Тар вообще дожил до сегодняшнего дня. Но если он не вырастет и не поумнеет, вряд ли еще долго сможет выживать — тут или где-либо еще.

— Тем не менее, насчет Сорнтрана ты не полностью ошибаешься, Тардаэр. Какой-то интерес к тебе у него все-таки есть. Не правда ли, Сорнтран?

— Я не совсем понимаю, что Вы имеете в виду, госпожа, — сказал Сорнтран холодно. Разумеется, он понимал. Но пока не знал, как повести себя, чтобы его положение и статус не пострадали. С одной стороны, ничего действительно предосудительного и запрещенного он вроде бы не делал, — так ему, по крайней мере, казалось. С другой, у матроны могли быть другие взгляды на такие вопросы.

— Тебе наверняка любопытно, каково это. Почему бы нам не удовлетворить твое любопытство? Думаю, ты заслужил небольшую разрядку после тяжелого дня. А мне бы, пожалуй, было интересно посмотреть на это.

Сорнтран умело скрыл и удивление, и вздох облегчения. Щеки Тара же покраснели еще больше. Взгляд забегал по полу, дыхание стало частым и неглубоким, а напряженные пальцы сильнее сжали край рубашки.

— На колени, Тардаэр.

— Г-госпожа… это… я… — голос Тара был настолько тихим, что даже с небольшого расстояния его с трудом можно было расслышать.

— Ты же уже делал такое, так в чем дело? — сказала матрона спокойным, немного скучающим тоном. — На колени.

Тар поднял глаза. В его взгляде Сорнтран увидел страх, отчаяние, непонимание, возмущение и еще много всего, что обычно положено скрывать. Но даже если бы он умел это делать, наверняка госпожа прочла бы все это в его мыслях. Скорее всего, он даже не догадывался о том, что она копалась в его голове.

— Не заставляй повторять.

Вновь посмотрев на Сорнтрана и не увидев на его лице ни единой эмоции, Тар опустился на колени.

***

Некоторое время они шли по пустому коридору молча. Тардаэр сутулился даже больше обычного и выглядел обиженным и уязвленным. Вдруг резко остановился и, не оборачиваясь, спросил:

— Ничего не хочешь сказать? Хотя, о чем это я? Ты ведь даже не чувствуешь вины.

Сорнтран вины не только не чувствовал, но и не понимал, с какой стати должен был ее чувствовать. Зато понимал, что теперь и от Тара можно ждать кинжала в спину. Если произошедшее задело его гордость, наверняка он захочет отомстить. И поскольку против госпожи он вряд ли рискнет что-то предпринять, мишенью станет Сорнтран. Именно так бы, скорее всего, поступил сам Сорнтран, окажись он, не приведи Богиня, на месте Тара.

— Зачем ты рассказал ей об этом? — Тар резко развернулся, подошел ближе и посмотрел Сорнтрану в глаза. Тот с удивлением отпрянул, но взгляда не отвел.

— Не знаю, о чем ты. Я никому ничего не рассказывал.

— Ты единственный, кому я говорил о Риле и о том, что произошло во время той вылазки. И ты рассказал обо всем этом этой… м-матроне!

— Повторяю, я ничего не рассказывал, — сказал Сорнтран холодно. Хотел было добавить, что Тар сам ей все поведал — наверняка намного больше, чем известно Сорнтрану, ведь она слышит мысли. Но решил промолчать. Скорее всего, Тар не поверит. А выглядеть все будет так, будто Сорнтран пытается оправдаться. А ведь он и правда ничего не рассказывал матроне о Таре — ни словами, ни мыслями.

— Я тебе не верю.

Сорнтран безразлично пожал плечами.

— Вину ты, похоже, и правда не чувствуешь. А вообще хоть что-то чувствуешь? Есть в тебе что-то кроме примитивных инстинктов? — Тар подошел ближе, чем позволяют приличия, и коснулся пальцами щеки Сорнтрана. — Сама Богиня наверняка хотела бы видеть тебя на своем ложе. Но, кажется, привлекательная внешность — это единственное, чем она тебя наделила. А за внешностью нет больше ничего. Как жаль.

Его пристальный взгляд Сорнтран выдержал, глаз не отвел. Но что ответить — не знал. Хотелось попятиться, разорвать неприятное прикосновение, но почему-то он остался стоять на месте.

— В следующий раз эта деспотичная сука может захотеть, чтобы ты меня трахнул у нее на глазах или на глазах у всех членов Дома — и ты это сделаешь. Или прикажет убить меня — ты и это сделаешь, даже не моргнув. Захочет изощренных пыток и медленной и мучительной смерти для того пленника, мага — так ты и это молча сделаешь. Для тебя все это, как ты недавно выразился, в порядке вещей.

Сорнтран равнодушно покачал головой. Разумеется, он сделает то, что ему прикажут, если приказ этот не будет противоречить его инстинкту самосохранения.

— Ты не виноват в том, что стал таким. Ты не видел ничего кроме этого испорченного, порочного места, ты даже не представляешь, что все может быть совсем иначе. А я знаю, как оно может быть. И для меня все, что сегодня произошло, совсем не “в порядке вещей”. И то, что ты рассказал матроне о Риле, и то, что… ну… — Тар смущенно отвел взгляд. — Это было насилием. Это было против моей воли. Я этого не хотел. Точнее, хотел, но не так.

Сорнтран усмехнулся про себя. Что за глупости говорит этот парень?

— С каждым днем я все яснее понимаю, что не могу здесь больше оставаться. Я задыхаюсь.

Сорнтран вполне искренне думал, что Тару не на что было жаловаться. Он был сыт и хорошо одет, его, насколько было известно Сорнтрану, никто не обижал (если не считать сегодняшнего… инцидента, хотя и это вряд ли можно считать чем-то по-настоящему страшным). Никто из жриц не звал его в свои покои. На его теле новых следов насилия не было — только старые шрамы да след от кнута, полученный в первый день в этом Доме — да и то в результате его же глупости. Он даже на патрули и вылазки за город не ходил, только и делал, что тренировался и отдыхал, в тепле и в относительной безопасности. Так в чем же проблема?

— Не можешь здесь больше оставаться? И куда пойдешь? К простолюдинам? Будешь в лавке торговать. Или на поле каком-нибудь работать. Или на руднике. Там-то точно задыхаться не будешь, — Сорнтран ухмыльнулся.

— Среди простолюдинов я был свободен и счастлив! — воскликнул Тар. — Ты всегда говоришь о них с таким высокомерием, но ты же на самом деле ничего о них не знаешь! Ты никогда не жил среди них. Там нет этой нездоровой жестокости, которой кишат проклятые Дома благородных! Моя мать всегда хорошо относилась к моему отцу. Они вместе работали на ферме, вместе вырастили меня и моего брата, и она всегда была добра ко всем нам. А что видел ты всю свою жизнь? Только насилие и жестокость. Ты даже не знаешь, кто твой отец. А мать… Если ее рука и касалась тебя, то только чтобы ударить!

Сорнтран промолчал. Насчет его матери Тар был, конечно, прав. Но Сорнтран и правда не знал и не видел ничего кроме такой жизни.