Всеми правдами и неправдами - Фомичев Алексей Сергеевич - Страница 64

– Она на тебя похожа?

– Что ты!.. – Дора слабо улыбнулась. От выпитого у нее заблестели глаза, и речь стала не такой трагичной. – Она гораздо красивее.

– Это невозможно.

Дора вновь улыбнулась, потаенно, смущенно. Вновь глянула на Нэда. Загадочно произнесла:

– Увидишь – оценишь.

Нэд кивнул. Не стал уточнять, что вероятность встречи близка к нулю.

– Любили они друг друга, – повторила Дора. – Она часто приезжала к нему. А однажды напросилась в поездку. Ну, он и разрешил… Снимали репортаж с блокпоста на границе с Зоной. А тут налет бандитов. Полиция вызвала подмогу, отбились. Но одна пуля попала Беате в ногу. Тим тогда обезумел. Вызвал вертолет, повезли прямо в госпиталь. Сделали операцию, потом вторую, в столице. Пулю вытащили, но нога отнялась. Задели нерв. И уже год, как Беата ходит с костылями. Представляешь – модель на костылях?

Нэд представил, перед глазами встала Дора в бикини и с уродливым костылем.

– Тим использовал все связи, возил ее за границу. Но никто не мог ничего сделать. Он весь почернел. Перевез ее к себе, каждую минуту бежал домой. Беата чуть не рехнулась. Гнала его, хотела развестись. Я долго ее успокаивала… Целый год! Молодая, красивая девушка с парализованной ногой.

– И что?

– Тим стал лезть на рожон. Бандитов ненавидит до смерти. Готов убивать голыми руками. Оридж запретил ему появляться в Зоне.

– Значит, с тех пор?..

Дора провела ладонью по ноге, тонкая ткань сорочки вырисовывала идеальной формы бедро. Стряхнула нитку и поправила край шали. Так же тихо продолжила:

– Месяц назад Беата уехала в столицу. А три дня назад, перед самым выездом, позвонила. Сказала, один хирург сделал ей операцию. Где-то услышала, что он творит чудеса, и попросила. Тот осмотрел, дал согласие… В общем, через месяц она сможет ходить. Просила не говорить Тиму. Хотела сюрприз сделать. Сделала… представляешь, когда она узнает, что Тим…

Выговорить «убит» Дора не смогла, всхлипнула, прерывисто вздохнула. Нэд вспомнил сноп огня, развалившийся в воздухе пикап и дикий крик девчонки. Ее искаженное лицо, безумные глаза и сжатые кулаки.

– А у Рэма осталась семья. Жена и дочь.

Видя, что девчонка на грани истерики, Нэд вновь принес настойку и почти силком заставил выпить. Ее зубы стучали о край стакана, часть настойки пролилась на сорочку. Она стряхнула капли нервным движением.

– Прости… я рассказываю. Вывалила на тебя все переживания… не сердись, ладно? Мне стало немного легче.

Нэд забрал стакан, отнес на стол. Дора завела руки за голову, встряхнула роскошные волосы, подняла их вверх и отпустила. Каштановая волна мягко упала вниз, легла на плечи, заиграла в свете лампы.

Она внезапно засмеялась.

– Знаешь, – в голосе скользнула истерическая нотка, – у меня был парень. Еще когда училась в столице. И он тоже. На дипломата. У него родители в министерстве работают, приготовили теплое местечко. Все шло к свадьбе. Там, в министерстве, предпочитают женатых. Чтобы за границей меньше гуляли налево. Нас считали подходящей парой. Он красавец, спортсмен, выступал за сборную института по теннису. Восходящая звезда отечественной дипломатии…

Голос упал до шепота, в нем зазвучала плохо скрытая ярость и обида.

– А как узнал, что я хочу ехать сюда, так спятил. Кричал, что я сумасшедшая, коли еду в мясорубку. Что меня убьют. А когда понял, что ничего не изменить, сказал…

«Она ни разу не назвала его по имени, – подумал Нэд. – Так ненавидит. Забыть не может и простить тоже…»

– …Сказал, что я и Тим… что тот себе походную шлюху нашел. Я не удержалась, залепила ему пощечину. Ну и он… ударил меня. А Тим тогда у нас с сестрой был. Как врезал ему! Тот в крик, в полицию заявил… – Дора закрыла глаза, замотала головой. – Извини, не могу больше. До сих пор помню его крик. Я и не думала, что он так может ругаться. Как скот!

Она на ощупь нашла его руку, сжала своей. Потом ткнулась лбом в его плечо.

По коже Нэда давно пробегала легкая дрожь, пальцы покалывало. Нелегко сидеть рядом с полуобнаженной красавицей, такой ласковой и доступной. Он сдерживал себя, понимая, что она пришла выговориться, снять камень с души. Но он же мужчина, не бревно бесчувственное!

Когда ее горячие пальцы тронули руку, он слегка вздрогнул. Пытка. Дора, видя, что неподвижен, отстранилась, взглянула в его глаза.

– Прости. Я не хотела… это нечаянно вышло. Расклеилась совсем. – Улыбка вышла ненатуральной, жалкой. – Спать тебе не даю. Я, наверное, пойду.

Она сделала движение встать, сказала:

– Пока…

И в этот момент он ее поцеловал. Большие руки обхватили хрупкие плечи, губы ласкали тонкую шею, скользили по груди и возвращались к раскрытым горячим губам.

Она выгнула спину, тихо застонала, пальцы обхватили его голову, гладили мягко и нежно. Когда сорочка и шаль упали на пол, Дора на миг замерла, словно перед прыжком в омут, потом подалась навстречу, приникая к широкой груди.

Два тела словно намагниченные прижались друг к другу. Нэд осторожно, едва касаясь, покрывал поцелуями ее тело, чувствуя, как она дрожит от волнения и страсти. Она отвечала, жадно и со странной силой. Потом потянула его на себя, широко развела ноги и едва слышно прошептала:

– Пожалуйста, ну пожалуйста… сейчас.

На стене у широкой кровати под тихую музыку старых пружин, страстного стона и горячего шепота плясали резкие тени, подчиненные единому ритму…

Утром Дора тихо выскользнула из кровати и убежала. Нэд проснулся от стука двери, несколько минут лежал неподвижно, вспоминая бурную ночь.

Солнце – единоличный властитель неба – било в окно, преломляло лучи в зеркале и слепило глаза. Нэд вскочил, быстро оделся, по привычке нацепил кобуру и пошел умываться.

Хозяева давно встали, старик ушел на улицу, его жена тихо возилась у плиты. При виде постояльца поздоровалась и выставила на узкий стол две широкие тарелки, хлеб в плетенке, зелень и бидон с квасом.

– Спасибо, бабушка. А где мои друзья?

– Девка во дворе, а мужик лежит. Я ему поснидать снесла. Он ходить-то толком не может.

– Спасибо…

Хозяйка одарила его далеко не ласковым взглядом, молча повесила на спинки стула вышитые полотенца, напоследок глянула на бороду, длинные волосы, шепнула под нос и зашаркала прочь.

Нэд хмыкнул, подошел к умывальнику. Жители, конечно, боевиков обслуживают, но не любят точно. Ишь как смотрят!

Около старой печки на веревке висели его куртка и майка. Постиранные и высушенные. Кроссовки оттерты от грязи, стоят возле двери.

В тарелках была яичница со шкварками и луком, запах шел одуряющий. Голодный желудок сжался от нетерпения, по горлу прошел спазм. Нэд налил из бидона квас в два стакана, взял вилку и посмотрел на дверь – хотел подождать Дору. Но та появилась, только когда у Нэда лопнуло терпение. Он резал первый кусок, когда хлопнула дверь. Не прерывая движения, повернул голову и замер.

Одетая в легкий сарафан с открытой спиной и коротким подолом, с копной роскошных волос, свежая, красивая, она завораживала походкой, жестами, строгим лицом. Неужели это совершенство было ночью с ним?..

Нэд кашлянул, положил вилку и улыбнулся.

– Доброе утро. Как самочувствие?

Дора нахмурилась, буркнула что-то невразумительное, рывком выдвинула табуретку и села напротив. Резким движением взяла вилку и стала ожесточенно резать яичницу на части.

– Что с тобой?

– Ничего… ешь давай. Я видела Седого, он сказал, что через час хочет выехать.

– Я тебя обидел?

– …

– Дора!

Она кинула на него короткий взгляд, смутилась и опустила голову. В поведении сквозила неуверенность и какая-то досада. Нэд заметил сжатые губы, сощуренные глаза и слезу у ресницы.

– Я, видимо, что-то сделал не так. Прости, пожалуйста. И не дуйся на меня.

Дора не ответила, осторожно откусила кусочек и стала есть. Нэд пожал плечами, хмыкнул и последовал ее примеру.

Яичница была превосходна, зелень свежая и сочная, квас холодный и вкусный, хлеб душистый. Простая сытная деревенская пища, без химикатов и добавок, от которой прибавляет сил и здоровья.