Постовой - Путилов Роман Феликсович - Страница 31

Огромное, уходящее к горизонту голое поле, со зловещими ямами отрытых могил, редкими кучками похоронных процессий и карканьем жирных кладбищенских ворон выглядело особенно жутко. Стулья с обитыми кумачом гробами, подушечки с медалями за выслугу Знаткова, сухой залп в воздух комендантского отделения и рвущая душу мелодия оркестра… Я медленно шел в очереди к могиле, чтобы бросить свою горсть земли, и думал, что в моей прошлой жизни не было гибели экипажа автопатруля, я бы это обязательно запомнил. Значит, история поменялась, хотя я ничего плохого не сделал, но колеса Сансары крутанулись куда-то не туда. Знатков умер и в той реальности, благополучно уйдя на пенсию, но не успев получить от государства ни копейки. Просто присел на первой своей рыбалке в качестве вольного пенсионера на камешек, забросил удочку. Когда к нему подошли соседи с вопросом, собирается ли он подсекать, он был уже холодный. Но автопатруль точно не погибал, Дорожный район в этом плане долгие годы был самым благополучным, и вот…

Глава двадцатая. Люди гибнут за металл, сатана там правит бал

Июль одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года

Постепенно, как это всегда и бывает, удушающий узел жизни «по Уставу» стал ослабевать на шее личного состава Дорожного РОВД. Кроме смерти несчастного старшины Знаткова, не дождавшегося выхода на пенсию, других существенных потерь, к всеобщему удивлению, отдел по итогам проверки не понес. Все подряд командиры, начиная от начальника РОВД и заканчивая командиром взвода роты ППС, отделались строгими выговорами, которые, по всеобщему мнению, будут сняты к десятому ноября. Наряды худосочных «срочников» из единственной оставшейся в городе роты батальона спецмилиции[7] исчезли с улиц нашего района. Наверное, были отправлены на армяно-азербайджанскую административную границу, ложиться костьми, чтобы одни советские граждане не сильно увлекались резней других советских граждан.

Лето стремилось к своему апогею. Танюша, дважды заставив меня извиняться почти всю ночь, за ночевку в пустой квартире, сдала экзамены и уехала к родителям и суженому-ряженому, а в моем жилище и холодильнике стало пусто и одиноко. Выходные мои протекали в борьбе с сорняками на бабулиных грядках. Дважды удалось сходить с дедом на рыбалку, помедитировать, глядя на лениво колышущиеся колокольчики на натянутых сильным течением лесках закидушек. Вытянув в итоге восемь подлещиков, окуня и одного глистастого леща, я был полностью счастлив.

В процессе службы на посту двести двадцать шесть ежедневной, хотя и необременительной формальностью была инкассация универсама. На территории района располагались два торговых гиганта – городской универсам и центральный универсальный магазин. Если универсам торговал продуктами, то ЦУМ – всем остальным, что могла предложить трудящимся советская торговля. Горожане и сельские труженики несли в эти храмы Гермеса нерастраченные рубли в надежде, что случится маленькое чудо, и удастся, отстояв немаленькую очередь, получить в свои руки какой-нибудь дефицит, все равно какой и какого размера, главное, дефицит, желательно импортный, ведь потом этот дефицит можно на что-нибудь обменять. Городская легенда гласит, что однажды, пару лет назад, тридцатого декабря дневная выручка ЦУМа превысила один миллион рублей, и вечером эти деньги везли две машины инкассаторов в сопровождении трех машин ГАИ. Универсам в плане выручки был более скромен, поэтому ежедневно в восемнадцать часов вечера пеший патруль подтягивался в складское помещение универсама, чтобы встретить и проводить машину инкассаторов.

В этот памятный день я привычно расположился на внутреннем дебаркадере, привалившись в удобном уголке к покрытой серой кафельной плиткой стене. Дима двинулся к бронированной комнате, где кассир судорожно заканчивала упаковку денежной массы. В восемнадцать часов десять минут в огромное помещение гигантского магазина, попердывая движком, вползла инкассаторская «буханка»[8], откуда вышли два мужика с брезентовыми сумками и кобурами на поясах, и, кивнув мне, скрылись в темных коридорах огромного магазина. Минут через пять они вернутся обратно, причем один будет нести сумки с деньгами, а второй – пару батонов колбасы. Есть колбаса на прилавке или нет, инкассаторы колбасу выносили всегда. Тут цепочка простая. Инкассатор вроде сошка маленькая, но всегда может обнаружить недостатки в содержимом инкассаторской сумки или сопроводительной документации, чем усложнить жизнь кассира магазина, поэтому второй инкассатор всегда был при колбасе. Ну, а пока легкий ветерок пытался сдвинуть с места распахнутые створки огромных ворот, несколько грузчиков в синих потасканных халатах смолили в стороне папиросы, обсуждая последнюю речь Горбачева М. С. на Первом съезде народных депутатов. Водитель инкассаторской машины, сложив на черной пластмассовой баранке натруженные руки, что-то внимательно рассматривал на своих ладонях, как будто вглядывался в линии судьбы и узелки богатства.

Я пошевелился, скользнул глазами на освещенный ярким июльским солнышком двор и чуть не сверзился с дебаркадера – за резко обрубленной задницей горчичного цвета «буханки» сидел на корточках какой-то негр. Приглядевшись, я понял, что это не негр, а человек, одетый в темно-серую новенькую рабочую спецовку, напяливший на голову черные женские колготки, которые смешными заячьими ушами свисали ему на плечи. Я оцепенел. Еще же Союз не развалился, а тут какой-то хулиган явно хочет отнять у инкассаторов народное добро. Я забыл, как дышать. Мужик в черном сидел в трех метрах от меня и внимательно прислушивался к шуму приближающихся шагов в коридоре. Я шагнул из уголка, мужик вскинул голову на меня, мгновение мы смотрели друг на друга, затем я сделал еще один шаг вперед, а в руке у мужика появился огромный пистолет, вороненый ствол которого смотрел мне в лицо. Я, не успев ничего сообразить, отпрыгнул назад, прижимаясь к стенкам спасительного уголка и изо всех сил втягивая живот к позвоночнику. Еще никогда в жизни я не был так строен и подтянут. Уголок был маленький и полностью меня явно не скрывал. Что-то грохнуло, взвизгнуло, и на моей груди, обтянутой голубой тканью форменной рубахи, появилось бордовое пятно. «Ну вот, не пожил, а планов-то было», – подумал я, готовясь к боли. Но боли почему-то не было.

Еще несколько раз грохнуло, затем рядом со мной появилась внушительная фигура моего напарника. Он шел вперед, вытянув руку прямо, и поэтому при каждом шаге ствол его пистолета гулял вверх-вниз. Высокий и стройный, как Дольф Лундгрен, Дима Ломов дорвался до своей сокровенной мечты – возможности устроить пострелушки с вооруженным преступником.

Пользуясь тем, что Дима прикрыл меня от опасного изверга, я осторожно высунул нос из своего убежища. Темная фигура была уже в воротах, убегая по-крабьи. Стелясь к земле, на ходу он откинул назад руку с пистолетом, грохнул еще один выстрел, над головой свистнуло, позади раздались крики, мы с напарником бросились во двор. В это время загрохотало сзади, я присел, потому что свистело над самой головой. На выходе из коридора стоял один из инкассаторов и остервенело жал на спусковой крючок вставшего на затворную задержку потертого «макарова».