Оранжевая страна. Книги 1-3 (СИ) - Башибузук Александр - Страница 8

Забулькал кофейник; Лизочка, изображая гостеприимную хозяйку, разлила по кружкам кофе. Бур немедленно оживился, пробормотал какую-то молитву, перекрестился и шумно хлебнул огненной крепчайшей жижи.

Я краем глаза следил за Лизхен – девчонка уже успела пообтесаться здесь. Дева тоже перекрестилась и демонстративно прочитала молитву. Пришлось повторять… и, кажется, не зря: африканер довольно кивнул, узрев наше представление. М‑да… буры они… как бы это сказать? Упоротые кальвинисты, вплоть до полного фанатизма, но, как ни странно, – очень веротерпимые. Конечно, не ко всем религиям, но христиан разных конфессий очень даже жалуют, а любую показательно-образцовую набожность принимают как должное.

Докурив, африканер громогласно прокашлялся, выбил и спрятал трубку, а потом на достаточно правильном немецком языке поинтересовался:

– Как ваши дела, минхер Михаэль?

– Хвала Господу нашему, неплохо, – и я не преминул еще раз перекреститься. – А как ваши, минхер Яапп? Здоров ли скот? Родит ли земля?

– Хвала Господу, все хорошо… – Бур удовлетворенно покивал головой. – Намедни дочка благополучно разрешилась мальчиком. Окрестили Питером.

– Хорошее, богоугодное имя… – несанкционированно влезла в разговор Лизавета. – Нашего царя так звали.

Африканер мазнул по ней взглядом, нейтрально вежливо кивнул и, начисто игнорируя девицу, поинтересовался у меня:

– Куда вы следуете, минхер Михаэль?

– В Блумфонтейн, минхер Яапп… – не стал я скрывать цель нашего путешествия; но про историю с ранеными умолчал – мало ли как он среагирует?

Минхер ван Груде обрадованно крякнул, потом устыдился своей невоздержанности и предложил:

– Не будете ли вы возражать, если я составлю вам компанию? Я следую домой в желании успеть на крестины внука.

Меня так и подмывало спросить у него, откуда он следует, но не стал – и так было все ясно – из-под Кимберли или Пардеберга. Счел бородач, что надо сгонять на крестины – так и сделал. А война подождет. М‑дя… ох и вояки… Ладно, пусть с нами едет, не жалко. Может, наконец разродится какой-нибудь интересной информацией.

– Минхер Яапп, буду очень рад… – я не договорил, так как в просвете пальм увидел небольшую, сильно растянувшуюся процессию.

И это были…

Глава 4

Оранжевая Республика, река Утгер

18 февраля 1900 года. 13:00

К оазису приближался небольшой пеший отряд, состоящий из пары десятков человек и пяти раненых, которых несли на самодельных носилках. Вру, больше раненых, шестого запросто нес на закорках здоровенный мужичок. Или не раненый? И это явно не бритты – никакого подобия формы на них я так и не разглядел, да и вооружены эти товарищи очень разнообразно, причем некоторые вообще без оружия. Да и выправки никакой. Ближайшая аналогия – фраза моего бывшего ротного: «Сброд блатных и шайка нищих». Следовательно, особых сомнений не возникло: если не бритты – то тогда буры. Но дело в том, что эти люди и на буров особо не похожи. Кто тогда? М‑да… быстренько события развиваются; кажется, на ловца и сам зверь бежит – казацкий бешмет я ни с чем не перепутаю. Но откуда, на хрен, здесь казара? Ладно, посмотрим…

– Елизавета Георгиевна, готовьте свое медицинское хозяйство, оно может очень скоро понадобиться, – предупредил я девушку, потом обратился к африканеру: – Минхер Яапп, прошу извинить меня, но, кажется, наше отбытие откладывается.

Африканер с каменной мордой бесстрастно кивнул, а Лизавета, разглядев потенциальные объекты для применения своих медицинских знаний, мухой метнулась в фургон. Живенько так, можно сказать даже – с радостью. А я просто открыл крышку кобуры своего маузера. На всякий случай…

Измученные люди, особенно не обращая внимания на нас, с ходу падали на траву, побросав как попало винтовки, и хватались за фляги. Раненых сложили в рядочек, словно трупы, а последнего, шестого, здоровяк прислонил к пальме, что-то заботливо приговаривая. На русском языке.

Я хотел подойти к нему, но обратил внимание на молодого парня в студенческой тужурке и фуражке. Худенького такого, похожего на нахохлившегося воробушка. Студент производил со своей винтовкой некие странные экзерциции, явно не зная, куда ее приткнуть…

– Ты что творишь, мать твою!!! – рявкнул я по инерции, но не успел – бабахнул выстрел, и пуля смачно влепилась в башку одного из чернокожих, с любопытством рассматривающих прибывших.

С досадой крякнул африканер, в момент лишившийся своего имущества, затем наступила мертвенная тишина. За негра можно было уже не беспокоиться – студентик пальнул из могучей однозарядки Мартини-Генри, и ее тяжелая безоболочечная свинцовая пуля запросто разнесла черную патлатую голову – как перезревшую тыкву.

Не сдержался я. Нет, ну это вообще полный… короче, разброд и шатание! Так и до нигилизма недалеко… В три шага приблизился к студенту и, выдрав у него из рук винтовку, аккуратно тюкнул ошарашенного паренька прикладом по голове.

– Кто, мать вашу, здесь старший?! – Моему реву запросто мог позавидовать средних размеров бегемот. – Живо ко мне с докладом!!! Остальным – строиться в одну шеренгу. Выполнять, мать вашу, ослы беременные!!!

А затем, расслышав немецкий говор, все повторил на языке Гете, заменив отечественные словосочетания определенного толка на соответствующие – из германского народного фольклора. Кстати, получилось тоже очень неплохо.

На несколько секунд в оазисе воцарилась могильная тишина, слышался только злой мат на тарабарском бурском языке. Я даже подумал, что в меня сейчас пальнут, но к счастью, обошлось. Народец наконец подорвался с места и, бестолково суетясь, построился в кривую шеренгу. Первыми пример подали дойчи – они даже по ранжиру стали. Детина в казачьем бешмете даже и не подумал присоединяться к строю. А несчастный студентик так и остался лежать на травушке…

– Елизавета Георгиевна, посмотрите, что с ним… – попросил я Лизоньку, уже напялившую свой санитарный балахончик, сделал шаг к строю и строго так, внушительно рявкнул: – Старший отряда, ко мне!

Робкие переглядывания, приглушенный шепот, толкания локтями – я уже подумал, что командира не обнаружится совсем, но опять же первыми сориентировались германцы. Плотный, сравнительно бравый мужичок, с усами а‑ля кайзер Вильгельм, сорвался с места, бодренько подбежал и, пожирая меня глазами, вытянулся во фрунт:

– Адольф Шнитке, ефрейтор в отставке восемьдесят девятого гренадерского полка тридцать четвертой Мекленбургской пехотной бригады. На данный момент старший сводной группы германских добровольцев. В строю восемь бойцов, двое раненых.

Я, заложив руки за спину, покачался на носках сапог, помедлил мгновение, рассматривая в упор ефрейтора, и сухо процедил:

– Капитан Майкл Игл. Следую для координации действий добровольческих подразделений. Хвалю за службу, ефрейтор Шнитке.

Нет, ну не буду же я ему представляться мичманцом… несолидно как-то. Капитаном – в самый раз, а потом… как-нибудь разгребусь. Опять же, Орлов – фамилия приметная, особенно среди соотечественников, а Игл – в самый раз, с намеком на секретный псевдоним: фамилия «Игл» значит «Орлов» на аглицком. Доведу несчастных до людей, а дальше скажем друг другу «до свидания». Я как-то не намерен воевать. Стоп, еще один командир нарисовался…

– Пьер Ла Марш, – маленький, отчаянно усатый француз даже каблуками щелкнул. – Солдат первого класса в отставке. Старшина отдельного… – коротышка специально выделил это слово, злобно зыркнув на дойча, – отряда французских добровольцев. В строю восемь человек, трое раненых.

– Капитан Майкл Игл. Следую для координации действий добровольческих подразделений. Хвалю за службу, солдат первого класса Ла Марш. – Я, в связи с полным отсутствием знаний французского языка, говорил на немецком, который, судя по всему, француз понимал, а затем обратился к ним обоим: – Немедленно организовать боевое охранение в составе двух пар, по одной от каждого отряда. Затем ко мне на доклад. Выполнять!