Ферма звезд на краю земли (СИ) - Семенкова Даша - Страница 9

— Он всего лишь просил за вами присматривать. Следить, если вы чудовище, или помочь, если человек. Вот я и спрашиваю, что же вы такое, чтобы случайно не перепутать.

— Смотря с чьей точки зрения рассуждать, — протянула, успокоившись. Злиться на него совсем не хотелось. — Я-то себя тварью не считаю, но вот мой бывший, к примеру, придерживается другого мнения…

— Шутить изволите. Выходит, не сердитесь. По правде говоря, я долгое время живу едва ли не отшельником, да и раньше все больше с офицерами общался или и вовсе с солдатами. Вояки, знаете ли, народ грубый… Словом, подзабыл я, как с юными красивыми барышнями беседы вести.

Ого, мне в этом мире впервые сделали комплимент! До сего момента только провожали любопытными и подозрительными взглядами, я уже начала думать, будто красивой здесь не считаюсь. Если он не из вежливости говорит. Но мы ведь за откровенность, значит, так и спросим, напрямую.

— А я красивая? Только честно. Я у вас недавно и понятия не имею, какие здесь приняты стандарты женской привлекательности.

— А мужская вас не интересует? — уточнил Йенс нарочито равнодушным тоном. Разговор со мной его явно забавлял.

— Спасибо, с мужской как-нибудь сама определюсь.

Честно говоря, и так определилась, нервы нервами, но приглядеться-то успела. Местные в основном очень даже симпатичные. Чаще всего рослые, широкоплечие, стройные, с правильными чертами лица — высокие скулы, прямой нос, хороший овал с четким подбородком. Северный европейский типаж, почти викинги, но не такие светлые. И брюнеты встречаются, и шатены…

Взять к примеру самого Полковника, интересный мужчина. Да хоть тот же охотник… Нет, этот не годится. Жуткий слишком, к тому же такой характер любые внешние достоинства сводит на нет.

— Извольте. Надеюсь, не сочтете за грубость, но кто еще скажет вам правду, как не я, — произнес он и окинул меня оценивающим взглядом. — У вас хорошее лицо. Такие милые щечки, и глаза красивые, ясные. Что касается фигуры… Немного тонковата, но сейчас это вроде как даже в моде, пышки были в фаворе еще когда я совсем мальчишкой был. Пожалуй, да. Если подберете приличные наряды, сможете иметь успех.

— Благодарю, — сказала я и прижала руку к груди. — Прямо от сердца отлегло. Где бы еще взять те приличные наряды. И деньги на них… Кстати, раз уж мы об этом заговорили… Мне на ферме какая зарплата полагается? На кусок хлеба хватит?

— Не беспокойтесь, в Вармстеде у всех высокое жалование, иначе никто бы не согласился зимовать в каменном мешке, окруженном лютой стужей и аномалиями. На хлеб точно хватит, а будете стараться — еще и на варенье. — Он снова посмотрел на меня, чуть задержавшись на ботинках. Да, ботиночки славные, новенькие. Не реплика, фирменные. Правда, здесь в таких девушки точно не ходят. — Но позвольте все-таки вам кое-что из вещей подарить. Ваши чересчур… иномирные.

Я запротестовала. Принять помощь, да еще в моей ситуации, это одно, но подарки, если не что-то жизненно необходимое… Не в моих правилах. В бескорыстную щедрость посторонних людей я не верю, и вообще, я ему не побирушка какая-нибудь.

Еще в старших классах подрабатывать начала, и не на шоколадки и тряпки, а потому что видела, как Светке трудно одной все тянуть. А едва поступила в институт, начала сама себя обеспечивать, сестра только на что-то дорогое иногда денежку подкидывала. Как бы тяжело нам ни было, даже когда считали копейки и понимали, что в ближайшие дни досыта нам не поесть — никогда ни у кого ничего не просили. Для чужих у нас всегда все было прекрасно.

Полковник же был чужим. Посторонним, при всей своей доброте и обходительности. Я не представляла, чего от него ждать, не совсем понимала, куда мы едем и еще меньше — зачем ему мне помогать. Вряд ли на загадочной ферме такая беда с работниками, что каждой неумехе рады.

— Не дуйтесь, Анастасия. Я всего лишь пытался помочь и не собираюсь подкупать вас подарками, чтобы… Ох, кажется, мы друг друга не поняли, — Йенс наконец догадался, что его предложение неуместно и неприятно. — Но у вас действительно ничего нет. Что вы собираетесь носить?

Я пожала плечами. Что-нибудь. Та одежда, что на мне, еще не истлела, приличная между прочим одежа, не модная в этих краях просто.

— Я дам вам аванс, буду вычитать из жалования. Так устроит?

— Не боитесь? Вдруг возьму деньги и сбегу, и ничего не отработаю.

Он усмехнулся и жестом обвел пространство вокруг. Я осмотрелась. Мы выехали из жилой части города, и стало просторно и пусто. Впереди горы отражались в озерной глади. Слева ветер гонял волны по высохшей траве, и она шелестела беспокойно и хрупко. Справа извилистые тропы уводили к приземистым постройкам. Возле одной из них на чахлом подобии луга паслись овцы, сбившись в пеструю стайку.

Не сразу догадалась, на что конкретно он показывает, пока не пояснил, что волноваться ему в таком случае не о чем, ведь бежать мне отсюда некуда. До весны. Вряд ли сам осознал, насколько это прозвучало оптимистично. Все было еще хуже: это он весной уедет, если захочет. Не я.

9

Приезжая на новое место, неважно, квартира ли это на долгий срок или гостиничный номер на сутки, я первым делом должна все облазить. Распахнуть все двери, оценить вид из каждого окна, покрутить краны в ванной и заглянуть во все ящички комодов, тумбочек и шкафов. Пока каждый угол не обнюхаю, ни о чем другом думать не могу.

Светку эта привычка вечно бесила. Если приехали на море, то надо все бросать и бежать на море. Если переезжаю в новую квартиру — достать самое необходимое (стаканы) и отметить новоселье с теми, кто тебе помогал (с сестрой и ее мужем, конечно). Главное — общение, в ящики гостиничных шкафов она могла и вовсе не заглянуть, если свои вещи туда не положила. И закрытые двери, ведущие неизвестно куда, не вызывали ее любопытства. Люди ей были гораздо интереснее всего остального.

А я обожаю дома, особенно старинные. Люблю бродить по комнатам, чувствуя себя исследователем в поисках артефактов, того, что сестра называет ненужным барахлом. Я же словно прикасаюсь к чьей-то истории, частью которой были эти вещички. Пытаюсь ее разгадать.

Когда экипаж въехал во двор и Йенс объявил, что мы прибыли, я почувствовала: Вармстед меня принял. Едва увидев дом, еще не войдя внутрь, почему-то сразу подумала, что хочу здесь жить.

Он был одноэтажным, удлиненным, с двускатной крышей. Серая черепица на ней потемнела от времени и кое-где подернулась зеленоватой каймой мха. Каменные стены казались вылинявшими от времени и непогоды, но распахнутые ставни больших окон, какие обычно принято делать на юге, а не на севере, веселили фасад. Их недавно покрасили в белый, ни пожелтеть не успели, ни запылиться.

За зданием и территорией вокруг вообще хорошо следили, это было видно по ухоженному двору и аккуратным хозяйственным постройкам. Нигде ничего не валялось, не заросло бурьяном. Дорожки были посыпаны черным вулканическим песком, опавшая листва в саду выметена почти начисто. В клумбах угасали печальные звезды последних этой осенью астр и садовых хризантем.

— Двор у нас общий, и так все устроено, что не разграничить: постройки с моей стороны, а сад с вашей. Все равно придется туда-сюда бегать, — с неловкостью в голосе пояснил Йенс. — Но входы разные, конечно. Дом разделен глухой стеной на две равные половины, так в этих краях принято. Вторые этажи мало кто строит: грунты ненадежные, да и трясет тут иногда.

Ну да, где вулканы, там сейсмичность, это даже дети знают. Не удивил. К счастью, мысль о землетрясении панику у меня не вызывает, раз город в руинах не лежит, значит, вряд ли они сильные.

— А у нас тоже в некоторых деревнях раньше такие коттеджи строили, на двоих хозяев, — сообщила я, радуясь пусть незначительному, но сходству. — Тоже изолированные половинки и забор посередке.

— Если пожелаете — можно и забор. Я и без сада спокойно обойдусь, а сараем будете моим пользоваться. Соорудим калиточку…