Почетные арийки - Роже Дамьен - Страница 12

В том театре, где спектакль разыгрывает сама жизнь, лучшие места всегда занимают самые худшие люди. Все те, кто с рождения оказался на вершине, всегда будут видеть в ней выскочку. В их глазах она оставалась незваной гостьей, с несмываемым родовым пятном. Ее присутствие воспринималось как нечто предосудительное, будто она бросала вызов общественным устоям одним своим существованием. Когда она входила в салоны частных особняков, ее окружало ледяное молчание. «Деньги их не меняют», — шептались люди — достаточно громко, чтобы она услышала. Не в глаза, нет, — только шепот, сплетни за спиной и улыбки, в которых читалась угроза. Пряча лица за веерами, богатые вдовы напускали на себя оскорбленный вид. Их возмущало еврейское бесстыдство. Все указывало на то, что она оставалась для них семиткой, хоть и принявшей христианство. Той, что заняла место их сестры или кузины без гроша в кармане. Это было оскорблением их звания и сословия.

Я отыскал несколько гравюр и газетных вырезок, посвященных балу у Шабрилланов, — сегодня великолепие этого вечера трудно себе представить. Глядя на эти выцветшие изображения, я вспомнил фотографию из детства. Фотографию, украденную у седой старушки, в которую превратилась Мария-Луиза. Теперь я знал о ней немного больше, но личность той женщины, что стояла рядом с ней, мне еще предстояло выяснить. Я знал лишь имя: Анни. Но кто она? Не сестра, не кузина. Как узнать, где была сделана эта фотография?

В результате предпринятых поисков я все-таки сумел обнаружить, что за таинственное место послужило фоном для этой старой фотографии. В 1906 году баронесса де Ланглад купила замок в Кютсе, маленькой деревушке на границе департамента Уазы. Это поместье XVII века, состоящее из главного здания с двумя флигелями по бокам, покрытое сланцем и окруженное рвом, сразу же очаровало Люси. Во время Первой мировой войны здание стало вспомогательным военным госпиталем и было захвачено немцами после ожесточенных боев: многие французские пациенты погибли от рук вражеских солдат. В результате бомбардировок и пожаров замок превратился в открытые всем ветрам руины на фоне пустынного ландшафта. Насколько хватало глаз простирались поля черной земли, напоминавшие о кровопролитных сражениях. Кладбище под открытым небом — так подумала Люси, когда спустя несколько недель после окончания войны остановилась перед мостом через высохший ров.

Представляю, как морозной зимой 1919 года она шла к развалинам, где остались лишь почерневшие от огня стены. В большой гостиной — осколки обрушившейся люстры. Над камином — большое позолоченное зеркало, расплавившееся в пожаре. В углу — остов обугленного дивана. Что же делать? Пройдет много времени, прежде чем можно будет получить компенсацию за нанесенный войной ущерб. Восстановительные работы займут годы. Где взять силы, чтобы стереть следы этих бесчинств и привести все в порядок? В тряской машине на обратном пути в Париж Люси и Пьер приняли решение. Они восстановят замок, чего бы это им ни стоило. Сложная задача, но они справятся. К поместью вернется былое великолепие.

Часть III

Конец эпохи невинности

Париж, 1920 год. В один из сентябрьских дней Люси и Мария-Луиза обедали на террасе ресторана «Ле Пре Кателан» в самом сердце Булонского леса. Здесь ничего не изменилось со времен их детства, когда они играли в обруч под бдительным присмотром гувернантки. Вокруг в тени больших зонтов расположилась элегантная публика. Погода на исходе лета была довольно переменчивой, однако накануне дожди наконец прекратились, и появилась возможность немного развеяться. Верховая прогулка по лесным тропинкам принесла им немало приятных впечатлений. Среди водопадов, прудов и ручьев они вновь обрели прежнее единение. Неспокойные времена остались позади, возникло ощущение нормальности. Можно было возвращаться к обычной жизни. Сестры благодарили судьбу за то, что им не довелось пережить смерть любимого человека, однако не могли остаться равнодушными, то тут, то там встречая молодых людей, чье будущее было принесено в жертву. Вид изуродованных, безногих калек вызывал у них содрогание. Они делали все, что было в их силах, для восстановления страны: неустанно трудились по линии комитета Красного Креста департамента Уазы, организовывали доставку товаров первой необходимости для нуждавшихся. Их самоотдача была достойна подражания. Стали ли они от этого лучше выглядеть в глазах окружающих? Увы, их продолжали преследовать насмешки, такие как ядовитое замечание герцогини Эдме де Ларошфуко, которое часто повторяли в парижских салонах: «Евреи показали себя с хорошей стороны. Ничего удивительного, ведь это была война на истощение противника, а уж ростовщики что-то в этом понимают». Сестры боялись, что и до них дойдет очередь быть осмеянными и униженными, как произошло с Сесилией Блюменталь, новой герцогиней Монморанси, — после брака с Талейраном-Перигором ее стали называть «герцогиней Монморанталь».

Мария-Луиза поинтересовалась у сестры, как продвигается восстановление замка Кютс. К сожалению, там еще даже не возвели строительные леса. Начало работ то и дело откладывалось из-за постоянных споров между экспертами и страховщиками, которые никак не могли договориться о стоимости реставрации. Даже самым большим оптимистам было отчего приуныть: почти все предстояло отстраивать заново. Люси, однако, не собиралась отказываться от грандиозных празднеств, прославивших поместье до войны. Озвучив Марии-Луизе список приглашенных на день открытия охоты, Люси подняла взгляд на сестру:

— Маршал Петен тоже приглашен. Пьер на этом настаивал. Он часто заходит к нам с тех пор, как обосновался в Компьене. Не вижу причин это менять.

Уже несколько недель весь Париж только и говорил о женитьбе этого немолодого высокопоставленного офицера на разведенной сорокадвухлетней женщине.

— Значит, они оба будут там? — с любопытством спросила Мария-Луиза.

— Конечно, Мализа, ведь она его жена! Маршала столько лет обвиняли в непостоянстве, так стоит ли упрекать его в том, что он наконец упорядочил свою личную жизнь, — продолжала Люси. — Подумать только, они любят друг друга уже больше двадцати лет. Насколько мне известно, тогда родители девушки отказались выдать ее замуж за будущего маршала.

Герой Вердена[4] и его новоиспеченная супруга далеко не везде встречали столь же великодушный прием. В светских салонах гости все еще развлекались, разыгрывая сценку, как будущая мадам Петен направляет револьвер на прославленного шестидесятилетнего генерала со словами: «Либо я, либо пуля в лоб».

Похоже, заслуженный герой войны ценил жизнь больше, чем независимость.

В Кютсе искусство охоты было возведено в ранг священнодействия. Окрестные земли представляли собой один из самых богатых дичью районов Пикардии — сотни гектаров равнин, лесов, болот и прудов, где охотились на оленей, косуль, кабанов, фазанов, куропаток и кроликов, удили рыбу. То был настоящий рай для охотников, и вся жизнь поместья вращалась вокруг этого занятия. В сезон охота велась почти каждый день, кроме воскресенья, дня Господня. Кроме того, в честь особых гостей барон и баронесса каждый год устраивали масштабные мероприятия.

Этот день, ознаменовавший начало сезона 1920 года, стал для семьи Жиро де Ланглад первой крупной охотой после окончания войны. В парке был установлен шатер, за которым открывался душераздирающий вид на руины замка. Хозяева надеялись, что вскоре в особняке снова можно будет принимать гостей. А пока приходилось довольствоваться этим просторным шатром, обустроив его так, чтобы снабдить охотников всем необходимым и дать возможность тем, кто не увлекается этим искусством, в относительном комфорте дождаться возвращения участников. Большинство гостей уже было в сборе, в том числе члены семьи и близкие друзья хозяев. Жан Штерн, брат Люси и Марии-Луизы, приехал со своей женой Клод. Бертран д’Арамон и его жена Сюзанна, жившие неподалеку, прибыли в сопровождении Маргариты Штерн. Маркиз и маркиза де Шасслу-Лоба преодолели около восьмидесяти километров, чтобы добраться сюда из своего поместья в Гувье. Была здесь и Эрнеста. Величественная вдова пожелала лично присутствовать на чествовании героя Вердена. Она устроилась в большом кресле у огня. Теперь это была пожилая дама в очках, с густой копной седых волос. Эрнеста утратила значительную долю своего великолепия, но ее лукавый взгляд оставался все тем же. Сидевшая рядом с ней Маргарита все еще сохраняла следы былой привлекательности. Впрочем, соперничество между этими женщинами осталось в прошлом. Теперь украшениями модных салонов были другие — более молодые и красивые. Мадам Луи Штерн и мадам Эдгар Штерн казались этому шумному собранию тем, чем они и были, — пыльными реликвиями ушедшей эпохи. Все по очереди подходили к ним для ритуального пятиминутного обмена любезностями, как вдруг послышался рев мотора.