Сама себе хозяйка - Красовская Марианна - Страница 12

– Ты мне зубы не заговаривай. Хоть примерно скажи.

– Мало, – скривилась Аглая. – Но это я тонкую работу часовщику ношу, с ним делюсь. А если с тобой работать, то и быстрее, и веселее будет. Пять-шесть серебрушек в неделю получится. Три тебе, три мне.

Я оглянулась на дядьку. Он хмурился.

– Сдаётся мне, я с голоду помру, да, дядько Тамир?

– Не помрешь. Не успеешь. Замёрзнешь сначала насмерть, потому что на еду хватит, а на жилье уже нет.

– Так со мной жить можно! – радостно предложила Аглая. – Дом большой. Правда, я зимой в кухне сплю, потому что топить дороги выходит. Но места хватит.

– А дом чей? – спросил Тамир.

– Мой. Ну…

– Баранки гну. Врешь ведь.

– Вру, – вздохнула Аглая. – Ничей дом. Прав на него я не имею, но здесь раньше сестра моей матери жила с мужем. Они умерли оба. У них дочка осталась, но где она, никто не знает. Вроде бы я – наследница. Но по закону должно двадцать лет пройти. Если не найдётся дочка, то документы оформлю. Продам его к чертям собачьим и на Север уеду, вот.

– А хозяйку прежнюю как звали? – прищурился Тамир.

– Тебе-то какое дело, дядя?

– Да вот такое. Место знакомое очень. Лавка тут раньше ювелирная была, верно?

– Была да сплыла.

– И сад вокруг. И забор.

– И что теперь? – Аглая начала злиться.

– А потом хозяин жену свою зарубил насмерть, а дочку не до конца. Было такое?

Девушка скрестила руки на груди и промолчала.

А я уже все поняла. Это что же, совпадение такое? Или судьба?

– Правильно ли я думаю, дядько Тамир, что это мой дом? – повернулась я к трактирщику. – Точнее, моих родителей?

Ⓒ Марианна Красовская, litnet, 2024

Глава 10. Наследие

– Приехали, – сказала Аглая, поднимаясь и вытаскивая из-под стола тяжелый металлический пруток. – А ну пошли вон отсюда, мошенники!

– Погоди, постой, – заговорила я быстро. – Мы не мошенники!

– Так я и поверила! Прознали, что я сирота, что защитить меня некому, и заявились. Брать-то у меня нечего, так решили дом отобрать? Думаете, я вас боюсь?

– Конечно, боишься, – сказал дядько. – Слушай, что же это получается, если дом городу не отошёл, то и Ковальчик – не убийца?

– Не доказано, – тихо сказала Аглая. – Вроде как и не он. В суде сказали, что жену ещё можно понять, а дочку-то за что? Он ведь шибко ее любил. Дочка на него похожа была, только глаза, говорили, от матери достались. Ну и полицейские маги сказали, что кто-то ещё в тот день в доме был. А дядюшка в тюрьме повесился все равно, и дело так и закрыли. Дом вот… остался.

Я заплакала. Сама не знаю почему, ведь и родители не мои были, а Миланкины, только слёзы вдруг из глаз хлынули.

– Так чего, и в самом деле – ты дочка Марысина? – испуганно прошептала Аглая. – А бумаги есть?

– Есть. Я ее в свой дом забрал, в книге специальной расписывался, – сказал Тамир угрюмо. – В ратуше сохранилось, наверное.

– А говорили мне, что дочка того… дурочкой стала?

– Как видишь, поправилась.

– Ух ты! – настроение у Аглаи менялось стремительнее, чем небо осенью. – Так ты моя сестрица, что ли? Значит, не одна я на целом свете осталась? У-у-у!

И тоже заревела, бросившись меня обнимать.

Росточка она оказалась такого же, как я, метр с кепкой, да и сложение похоже, разве что бюст побогаче. Почему-то именно рост окончательно меня убедил: и в самом деле родня! Я вцепилась в неё, и несколько минут мы громко и самозабвенно рыдали под шумное сопение дядьки Тамира. А потом утёрли слёзы и деловито оглядели друг друга.

– Сестра, значит, – с довольным видом подытожила Аглая. – Металлистка. Металл слушаешь?

Я прикусила губу и кивнула. Металлистка, да… слушаю.

– Ну правильно, ничего даже удивительного, что мы друг друга нашли. С даром-то семейным нам просто небеса велели вместе работать! Ты давай, раздевайся, проходи. Ужинать сейчас будем. Дяденька, вы с нами?

Тамир помотал головой:

– Не, я домой пойду тогда. Не страшно одним-то ночевать будет?

– Так мы не одни, мы вдвоём.

Тамир смотрел на нас с сомнением, а я напомнила:

– Юг же. Безопасность и все такое. Да кому мы тут нужны!

По лицу Тамира было очень заметно, что он не хотел оставлять меня одну. Пришлось мягко, но настойчиво его выпроводить. Это я уже потом подумала, что Аглая может быть той самой мошенницей, но было поздно. Я уже осталась с ней одна в незнакомом доме.

– Не обессудь, сестрица, чем богаты, – широким жестом Аглая смела свою работу на край. Достала из-под стола кувшин с молоком и кулёк с булками. – Да ты не балованная, как я погляжу.

Я поглядела на свой полушубок и кивнула. Некогда он был из зайца, но давно уж протерся, стал плешивым. Юбка тоже не блистала ни чистотой, ни претензиями на элегантность. Ну а валенки в любом мире валенки, с чего бы им красивыми быть?

– Ой, погоди, у меня ж еще яйца вареные есть!

– Ну, это настоящий пир. А чай?

Аглая выразительно поморщилась.

– Кипяток могу организовать. Чай кончился.

– Давай хоть кипяток. Здесь что-то не жарко.

– Дров мало. Но вот ты починишь артефакт, мы его продадим и купим чаю и дров, обещаю.

В хорошей компании любая еда вкуснее. Под неторопливый рассказ Аглаи, как она докатилась до жизни такой, ледяное молоко и вчерашние булки мне показались ничуть не хуже великолепного завтрака у тетки Яси.

Ничего сверхестественного, впрочем, кузина мне не поведала. Жизнь у нее была вполне обычная, до недавнего времени даже неплохая, во всяком случае лучше даже, чем у меня. Родители были живы, отец – артефактор с патентом, мать по металлам магичила. Трагедия, случившаяся в моей семье, их не затронула, они вместе почти не работали. Более того, мой отец считался когда-то очень успешным, зажиточным. Заказов много, золото, камни драгоценные, клиенты из высшего света. Не до родни было, менее удачливой в жизни.

А года три назад отец Аглаи серьезно заболел, а следом слегла мать. Не то холера, не то еще какая-то дрянь, я не очень поняла. Аглая тоже слегла, но целители ее вылечили, а отец умер. Мать еще можно было спасти, но деньги в семье закончились. Аглая изо всех сил пыталась найти работу, даже и нашла – у того самого Косого Прохора, но платили ей мало… Словом, мать она тоже похоронила месяца три назад.

И осталось круглою сиротой, а тут я.

– Славно мы с тобой заживем, Милка, – радовалась сестрица. – Мы как нитка с иголкой будем, куда ты, туда и я. Куда я, туда и ты. Вдвоем-то всяко сподручнее.

– Да ты про дом расскажи, – попросила я, пряча озябшие пальцы в рукава. – Что с домом-то?

– Да в общем-то и ничего. Он нашим матушкам по наследству остался вроде как.

– Вот именно, что вроде как. Не владеет женщина собственностью на Юге. И жить самостоятельно не может, ей нужен опекун.

– В том-то все и дело. Половина дома на твоих родителях записана, половина на моих. Но твои когда-то откупились, весь дом стал Ковальчиков стал. Я в ратуше узнавала, документы мне показывали. Так что по-хорошему, ты единственная наследница. А по-плохому, если б ты не явилась, то я.

– Ты сама по себе не можешь.

– А то ж. Прохор Косой, как мой наниматель, теперь меня вроде как опекает. Ну… честно говоря, я за него бумаги подписала. Ему уж точно все равно. Пьет давным давно. Если и были у него какие клиенты, всех растерял. А я в минуты его просветления уговорила меня ученицей взять, обещала работать днем и ночью.

– А мне что делать? – растерялась я.

– Ну как, где одна бумага, там и две. Я уже умею подделывать Прохорову подпись. Тебя тоже ученицей оформим. Всего и нужно-то за него взнос по патенту платить да следить, чтобы он не помер. А все остальное – наше личное дело. У меня и клиенты уже есть. Один так и вовсе большой заказ оставил, задаток внес. Да что я все про себя? Ты-то где жила?

Я ей кратенько рассказала очень подретушированную версию. Дескать, жила с дядькой, работала на постоялом дворе, надоело хуже горькой редьки. Дар есть, но кому он в деревне сдался? А потом студент один… короче, любовь у меня случилось. Он мне денег оставил немного, я и взбрыкнула. Уговорила дядьку меня в Буйск отвезти. Работу вот искала, а нашла дом свой и сестру.