Практикант 5 (СИ) - Гришанин Дмитрий - Страница 12

— У меня не было выбора, — возразил я. — Подручные Хозяина похитили мою девушку. И если б я отказался ему помогать…

— Бла-бла-бла, — перебил Борисыч. — Не эту, часом, девицу-то ты потерял? — от яркой динамичной картинки сунутого мне под нос планшета слезы вновь потоками хлынули из многострадальных глаз.

Первые несколько секунд видеоролик с гаджета расплывался у меня в туманное радужное пятно. А когда зрение наконец сфокусировалось на картинке, я увидел слегка припорошенное снегом широкое политеховское крыльцо, по лестнице которого неспешно спускалась моя Машка. Слава богу, живая и невредимая… Съемка велась откуда-то сбоку. Наверняка, из какой-то скрытой камеры видеонаблюдения, закрепленной службой безопасности вуза на фасаде здания альма-матер.

— Да, это она, — откликнулся я повеселевшим голосом. — Выходит, ее освободили из плена. Значит, не зря я…

— Обожди с выводами-то, — хмыкнул Борисыч. — Сперва обрати-ка лучше внимание на былые циферки, висящие в нижнем правом углу картинки. Как думаешь: что они означают?

— Ясен пень: дату и время.

— Совершенно верно, друг мой, — кивнул глава представительства. — Тогда последняя просьба: озвучь увиденные дату и время.

— Четвертое декабря, четырнадцать — сорок восемь.

— О как! — с довольным видом выдернул у меня из-под носа широкий экран Борисыч. — Подытожим. Тебе только что мною было предоставлено наглядное свидетельство того, как твоя одногруппница Мария Терентьева (совершенно свободная, как видишь, и никем не удерживаемая) вышла из института ровно за двенадцать минут до назначенной тебе ее якобы похитителями встречи на Чертовом пустыре.

— Но этого не может быть! Она же связанной там лежала!

— Видеописьма, с подтверждением этих твоих надуманных страстей, в конфискованном у тебя айфоне Лизавета не обнаружила. Уж не взыщи, — развел руками Борисыч. — Зато, вот эта реальная запись с институтской камеры видеонаблюдения, — от потряс планшетом в руке, — наглядно демонстрирует нам, что никакого похищения твоей подруги в реале не было. Ты сам только что это видел… И по факту получается, что действовал ты, практикант, в сговоре с хозяином безо всякого давления со стороны последнего. То бишь добровольно.

— Как это добровольно⁈ — возмутился я. — Да вы у Машки-то самой спросите!..

— Спрашивали, не сомневайся. Лизавета, выгораживая несчастного Сереженьку, лично с артифактным детектором подружку твою навестила. Прикинь, как она охренела, выяснив в итоге, что никто девицу на самом деле не похищал. Сбежав от тебя после ссоры, Мария выключила телефон и отправилась поднимать настроение на репетицию к знакомым кавээнщикам, где засиделась, покинув в итоге институт (как ты сам только что видел) без двенадцати три.

— Я не знаю, как такое возможно, — схватился я за голову, — но я не вру. Меня шантажировали — это правда!

— Бла-бла-бла, — перебил Борисыч. — Слова твои бездоказательные к делу не пришьешь. Добытые же в ходе расследование в противовес факты — вещь упрямая. А посему, вердикт мой таков: заврался ты, проказник Сережка. Ох и знатно заврался.

— Я вам не врал! Это какая-то несуразица!

— Наказанием за твой вероломный проступок станет пять суток содержания в этой камере, — продолжил неумолимый инквизитор, которым в одночасье сделался добряк-начальник. — Плюс еще сутки штрафа: за вранье и ослиное упрямство не признавать очевидные вещи. Итого, тебе предстоит вытерпеть шесть суток болезненного обнуления здесь. Три дня из которых ты почти что уже отстрадал. Осталось еще три. По истечении которых, мой тебе отеческий совет, практикант, прекращай дальше Ваньку валять.

— Но…

— И никаких чтобы больше но! Раз уж набедокурил, имей, в конце концов, смелость признать свой косяк и извиниться. В противном случае, твое заключение здесь может продлиться еще на энное количество суток — вплоть до полного обнуления параметров… Не доводи до греха, Сергей, очень тебя прошу, — на этой ни разу не оптимистической ноте Борисыч поднялся на ноги, сложил и убрал в расширенный карман свой стул и, не прощаясь, направился к массивной двери.

У меня же от пришедшего понимания, что моим словам здесь больше не верят, сделалось так паршиво на душе, хоть в петлю лезь. Даже грызущая усыхающие мышцы бесконечная ноющая боль во всем теле отошла на второй план, заглушенная внутренним опустошением от случившегося только что предательства.

Борисыч, меж тем, несколько раз требовательно грохнув кулаком по монолиту двери, нагнулся за фонарем и щелчком кнопки погасил этот раздражающе яркий источник света, вернув в каземат привычную непроглядную черноту.

Загрохотал вставляемый с той стороны в замочную скважину ключ, последовали характерные щелчки отпираемого замка, и мрак камеры нарушил вскоре сполох электрического света, ворвавшийся из открывающегося проема.

Сееейчааас! — вдруг хлыстом стеганул меня по мозгам знакомый тягучий призыв, раздавшийся в голове в параллель с отворяющейся дверью каземата.

И осознание того, что немедля необходимо предпринять, интуитивно пришло в голову само собой…

Глава 10

Глава 10

Щелчок пальцев левой руки, сложенных особым образом, и под действием активированного таланта воздух каземата вокруг меня превращается в густой вязкий кисель. Двигаться в котором (учитывая мое плачевное состояние) неожиданно оказывается даже проще, чем в обыденном варианте.

Да, протискивание тела вперед свозь этот «кисель» требует куда как больше усилий, зато теперь полностью исчез опостыливший мышечный тремор, и опасность нечаянно завалиться от неуклюжего движения в густой субстанции безвременья затухает сама собой из-за физической невозможности резкого нечаянного падения.

Отталкиваясь руками от окружающего «киселя», я с первой же попытки вполне уверенно поднимаюсь с лежанки на ноги и, по-стариковски медленно направляя каждый свой следующий шаг, «плыву» в сторону Борисыча, статуей застывшего возле почти распахнутой двери.

Ожидаемо пробудившаяся после первого же моего движения вперед мигрень раскаленной спицей вонзается в затылок. Но, до хруста стиснув остатки зубов, я продолжаю двигаться дальше к спасительному выходу из каземата сквозь лавиной нарастающую головную боль.

Десять шагов. Десять удручающе медленных, полных боли и страдания, перемещений ногами по бетонному полу. Затылок поджаривает уже не спица, там торчит здоровенный, до красна раскаленный лом, и не в силах больше сдерживать эту лютую боль, я захожусь на последнем десятом шаге в отчаянном крике (к счастью беззвучном в окружающем безвременье). Что-то теплое и липкое заливает лицо, капая и сочась одновременно из носа, ушей и глаз. Перед глазами все в красном мареве плывет и двоится.

И все же каким-то чудом я достигаю вожделенного выхода из каземата. У меня получается даже на последних крохах сил, поднырнув под рукой истукана-Борисыча, рыбкой метнуться в залитый ослепительно ярким электрическим светом коридор.

Нееет! Ееещеее рааанооо! — сквозь ослепительную боль в закипающих как будто уже мозгах до оглушенного сознания, как галлюцинация, доносится знакомый тягучий призыв. Но даже от такого смутного зова бывшей союзницы веет прохладой и надеждой так сильно, что я как-то само собой тут же безропотно соглашаюсь страдать дальше.

Затянувшийся в безвременье на несколько секунд прыжок заканчивается жестким столкновением с полом. От которого под пальцами рук (я успеваю это ощутить) трескается и крошится плитка. Что происходит с полом после контакта с остальными частями тела остается лишь догадываться. Грубая роба полностью скрадывает тактильные ощущения от касания плитки пола животом и коленями. А застилающий глаза яркий электрический свет превращает меня в слепого крота.

Прооотяяяниии рууукууу иии коооснииись меееняяя! — уже гораздо ближе и четче звучит очередной тягучий призыв.

Ослепшие от яркого света глаза бесполезны. И я на ощупь, вслепую, тянусь обеими руками к источнику спасительного призыва…