Империя. Тихоокеанская война - Марков-Бабкин Владимир - Страница 85

Царица потянулась.

– У тебя очень колоритный русский язык. Всегда поражалась.

– Не учись плохому.

– Как же, с тобой не научишься. Как говорится, с кем поведёшься…

– Вот только не надо банальностей!

– Ой-ой.

Мрачно добавляю к сказанному:

– А ещё война жрёт деньги, как тот агицин пылесос.

Жена автоматически поправляет:

– Паровоз.

Да, успехи в русском языке налицо.

– Ну, пусть паровоз. Если, конечно, топить его топку пачками ассигнаций. Война жрёт деньги в неимоверных количествах. И нынешняя, и та жрёт уже, которая случится только лет через пятнадцать-двадцать. Огромнейшие суммы летят в топку паровоза. И ничего с этим не поделать.

– И как с этим бороться?

Хмыкаю:

– Для этого нужно завоевать весь мир и упразднить армию.

– Тогда ты ещё большие суммы будешь тратить на содержание полиции и спецслужб.

Киваю:

– Да, так и будет.

Маша по-прежнему смотрела на языки пламени в камине.

– Ты когда улетаешь в Ставку?

– Точно не знаю. Где-то в первую неделю января.

– Надолго в этот раз?

Хмыкаю.

– Может, на три недели. А может, и на три месяца. Там сейчас начинается самое интересное. Разве я могу пропустить такое зрелище?

Жена лишь улыбается.

– О, да, ты фанат ещё тот. Отправишься на край света, только чтоб посмотреть игру любимой команды.

Целую её ладошку.

– Ну вот, ты меня понимаешь. За это я тебя и люблю.

Не знаю, как так получилось, но с Машей мы общаемся словно два настоящих попаданца, общаемся на языке моего будущего, понятиями и оборотами моего будущего, да и вообще, приходя домой, в нашу квартиру, я чувствую себя словно хроноисследователь, вышедший в свой мир из машины времени. Впрочем, Машенька вела себя примерно так же, уж не знаю насколько она играла при этом. Мне даже казалось наоборот, ей очень нравилась такая перемена. Чувство принадлежности к будущему очень импонировало императрице.

– Ты умеешь играть на балалайке?

Я чуть не поперхнулся. Вот любит она вот так вот перескакивать с темы на тему и задавать совершенно неожиданные и часто нелогичные вопросы.

– Однажды у поручика Ржевского спросили, умеет ли он играть на фортепиано. И он ответил: да, умею. А умеет ли он играть на гитаре? Да, говорит, умею. А на скрипке? Нет, говорит, не умею. Со скрипки карты всё время падают.

Жена зевнула.

– Ты этот анекдот рассказывал уже раз пять.

Пожимаю плечами.

– Каков вопрос – таков ответ. Ты что имела в виду, спрашивая про балалайку?

– Многие русские умеют играть на балалайке.

Смеюсь.

– Возьми несколько уроков и будешь во дворце играть на балалайке.

Но Императрица не повелась на шутку и покачала головой:

– Нет. Я не об этом. Я о глубинном смысле и духе.

Не поняв, что она имеет в виду, ничего не отвечаю, ожидая дальнейшего развития темы. Жена никогда не болтает просто так.

Мы помолчали пару минут.

– А вот скажи мне, почему у итальянцев не получается стать имперской нацией?

Маша подняла голову с моего «пузика» и пытливо посмотрела мне в глаза.

Изгибаю бровь в вопросе.

– Хороший вопрос на ночь глядя на Рождество. С чего вдруг тебя заинтересовала эта тема?

Маша вновь вернула свою голову на место и вновь смотрела в огонь.

– Не знаю. Размышляю просто. Италия провозгласила себя возрожденной Римской Империей, но на практике никакой империей итальянцы себя не чувствуют. Русская Империя с каждым годом все шире и больше, наш домен разрастается на тысячи и тысячи километров. Почему же это не получается у Рима? Как так получилось, что в момент моего замужества Италия была техническим флагманом нашего союза, а теперь всё больше просто выступает вторым номером? Чего не хватает итальянцам для величия?

Пожимаю плечами.

– Фиг знает. Может, итальянцы просто слишком молодая нация?

Отрицательное движение головой:

– Нет, я думала над этим. Немцы те же объединяться стали примерно в то же время. Но немцы смогли создать Империю, а итальянцы – нет. Почему?

Прикрываю глаза.

– А с чего вдруг вопрос?

– Не знаю. Просто получила письмо от отца. Он сокрушается по поводу медленного освоения новых территорий Рима в Малой Азии. Не хочет народ туда ехать в массе своей, хоть стреляй. Если и уезжают, то в Ромею или в Америку, а вот новые итальянские земли заселяются итальянцами очень плохо. Зато русских и французов на земли Рима в Малой Азии прибывает предостаточно. И я задумалась – почему так? Чем Ромея для самих итальянцев интереснее римской земли в тех же краях Малой Азии?

– Ну, не знаю. Ты должна лучше знать итальянцев, чем я. И ты же понимаешь, что большинство из прибывших в итоге станут русскими и назад уже не вернутся? В конце концов, та сама стала русской. Почему?

Усмешка.

– Хотя бы потому, что я вышла замуж за русского императора. Но и это аргумент так себе. Я вполне понимаю Мафи, ведь у неё была перспектива замужества за болгарским царём, но вот та же Ива? Ладно, перспектива замужества за сына русского императора и будущего великого князя Сунгарии – это интересная перспектива. Но даже и без всего этого Джанну не загонишь назад в Италию! Когда с ней трудно, я грожу ей возвратом домой, и она тут же сдает назад в своих претензиях на жизнь в России. Почему так получается, а? Почему итальянцы охотно присоединяются к «Русскому проекту», но при этом не хотят строить собственный «Римский проект»?

Маша помолчала. Наконец она произнесла задумчиво:

– Парадокс в том, что Россия, давая всем свою защиту, покровительство и возможности, одновременно фактически высасывает все живые соки из тех же Италии и Франции. Всё больше активных людей стремятся в Единство. Ты сам знаешь статистику – Россия по количеству иммигрантов уже обогнала Соединенные Штаты. Причем в Америку едут всё больше бедняки в поисках лучшей жизни, а в Россию как раз те, кто чего-то в жизни стоит и верит в то, что его знания, опыт, хватка и прочее найдут своё применение в новой жизни. В Единство переносят своё производство тысячи фирм! И если на Францию мне наплевать, то вот вопрос с Италией и её перспективами, как ты понимаешь, не даёт мне покоя.

Огонь трещал в камине дровами. Я лишь вздохнул, отвечая:

– Не знаю, что и сказать, счастье моё. В моей истории мегаполисы буквально вытягивали соки из всей округи. Та же Москва моего времени по факту заставляла хиреть города и деревни в радиусе сотни, а то и двух сотен километров вокруг себя. Зачем работать где-нибудь в Твери, Туле или Владимире, если можно податься в Москву или ездить в столицу ежедневно на работу и зарабатывать в разы больше? И ладно еще областные центры, там ещё так-сяк, а более мелкие населённые пункты? Там же просто был кошмар! Сколько я ездил и сколько видел такого, что приличествовало бы скорее какому-то потерянному времени, чем комфортным годам третьего тысячелетия! Разруха, разруха, разруха – и это в сотне-двух километров от Москвы! Так что подозреваю, что Единство стало и станет в дальнейшем таким же магнитом, такой же точкой притяжения всех и вся, как была Москва моего времени. Могу тебя успокоить лишь тем, что в моей истории итальянцев из Италии уезжало точно не больше, чем уезжает сейчас, просто все они ехали в Америку, а власти в Риме лишь стимулировали и всячески подталкивали этот процесс, желая уменьшить количество голодных ртов в непростой экономической ситуации. Но ничего, Италия выдержала и в третьем тысячелетии была отнюдь не на последнем месте в Европе.

Но жена упрямо спросила вновь:

– Но почему они не хотят переселяться в новые итальянские колонии?

– Не знаю, опять же. Возможно, что они не видят принципиальной разницы между старой Италией и новой. В конце концов, ты и сама в полной мере причастна к этой ситуации. Ты и твои сёстры явили итальянцам пример того, как можно изменить жизнь, покинув Италию. Ты олицетворяешь для бывших твоих соотечественников ту новую жизнь, о которой они мечтают. Перемены. Ветер грядущего. Всякие женские права и возможности. Я могу тут сказать сотни умных слов, но ты понимаешь о чём я, так что обойдёмся без этого глупого пафоса. Но множество общественных движений и течений, типа тех же суфражисток, считают Единство локомотивом будущего, тем образцом, к которому нужно стремиться. Неудивительно, что находится немало людей, которые не хотят ждать перемен у себя на родине и устремляются в поисках лучшей новой жизни туда, где, по их мнению, всё это или уже воплощено в реальность, или уже близко к этому. Потому и едут. Тут ничего нового, так было всегда. В ту же Америку веками ехали именно поэтому. Едут и к нам. Так что… – Я развел руками. – Такова се ля ви, как говорится.