Нежное укрощение ярости (СИ) - "Лули Тан Цу" - Страница 1

Нежное укрощение ярости

Лули Тан Цу

Глава 1. Адское утро

Машина взвизгнула тормозами, я дёрнулась назад, угодила ногой в яму полную воды и рухнула на капот. Мне кажется, что я пролежала на капоте под дождем целую вечность.

В салоне машины за стеклом мне было видно широкоплечего бородатого мужчину, импозантного, про таких говорят, рядом сидела ухоженная блондинка. Оба были то ли удивлены, то ли недовольны, но блондинка точно была недовольна.

Вечность все длилась, хотя на деле все это происходило в мгновение, просто оно растягивалось, и во мне отпечатывалась каждая наносекунда происходящего.

Хлопнула дверца машины, мужской тяжелый бас сказал кому-то: «Сиди, я разберусь», потом теплые руки помогли мне подняться. Я взглянула на обладателя этих заботливых рук.

Да, это водитель, вблизи он кажется огромным, тяжелым. Дождь лил по нам обоим, по его дорогущему костюму, а он не обращал на это внимания, держал меня, пока я не встала на ноги, отвел на тротуар.

Он спрашивал, не довезти ли меня, я на все мотала головой, почему-то потеряла дар речи, в ушах, в голове шумел дождь, боль, обострившаяся от заботы чужого человека.

Я запомнила его раскосые, но при этом не узкие, глаза, какие-то звериные что ли.

Да что не так с этим днём, этим дождливым, обидным днём?! Словно попала в плохое кино. Реву сама, вместе со мной ревёт небо, будто пытается меня убедить, что рыдать у него точно получается лучше, чем у меня.

Я стояла на тротуаре, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Оно, пропустив удар, снова пыталось взять нормальный темп. Бахнул гром, рванула молния, и я снова побежала через пешеходный переход.

Против меня сговорились сегодня все. И погода, и город, и люди. Для полного счастья не хватало только попасть под конец этого жуткого дня в больницу, на что сейчас, когда чуть не угодила под машину, у меня были все шансы.

Я люблю этот город, свою работу, пытаюсь любить свою жизнь, хоть она и подкидывает неприятные сюрпризы. До сегодняшнего утра у меня ещё ко всему был человек, которого я любила. И ещё люблю. Но только его это больше не касается. В общем — полный комплект, чтобы чувствовать себя счастливой. Счастье. Есть ли оно вообще на самом деле или только сплошной самообман?

Самообман, как выяснилось — это про меня. Обманываться я рада.

Все-таки небо сжалилось, и дождь прекратился. Мне оставалось идти минут десять. Прорваться через толпу, которую жадно поглощала утроба метро, чавкая прозрачными дверями. Заскочить в аптеку и купить ибупрофен, чтобы унять головную боль.

Тут же рядом взять уже ставший ритуальным по утрам большой стакан кофе. И сегодня кофе будет без сахара. Ненавижу кофе без сахара, но сегодня так. Пусть сегодня будет горьким вообще все.

Напьюсь горечи и душой, и буквально, и к вечеру она вся кончится. Ничто не может быть бесконечным. Уж в этом я убедилась сегодня наверняка.

— Доброе утро, Марго, хорошо выглядишь, — бариста Макс улыбнулся своей дежурной, но все равно обворожительной улыбкой.

— Шутишь? — ответила я, сомневаясь, что можно сказать «хорошо выглядишь» про девушку, опухшую от слез, с красными глазами, будто в них насыпали песка.

Пусть у меня золотые волосы, или как говорил мой папа, медовые, и светлые голубые глаза, но, если честно говорить, внешность у меня не броская, не кричащая-секси, да и много чего «не».

А если в целом: хлюпающие, полные воды кроссовки, вымокшие до коленей джинсы, висящая мешком толстовка, как и полагается — мокрая насквозь. Волосы, стянутые резинкой в хвост. В общем — пленный француз, как если бы французы были разбиты Кутузовым не зимой, а по лету.

Такая мысль мне понравилась, и я по привычке подумала, что надо бы сказать эту шутку Игорю, моему… уже бывшему. И он, конечно же, как всегда, её бы не оценил.

Я мгновенно пришла в бешенство оттого, что этот гад так легко прорвался через мою оборону. Я же пообещала себе, что не буду думать о нем!

— Как всегда? — спросил Макс. — С сиропом?

— Нет, Макс. Не как всегда. Двойной эспрессо, никаких сиропов, никакого сахара. Есть у тебя дополнительная горечь в пакетике?

Макс смотрел на меня с недоумением.

— Вот мне пять пакетиков горечи, будь добр!

— Чудная ты, — снова улыбнулся Макс и поспешил добавить, — сегодня.

Но я-то знала, что вот это — «сегодня» он добавил только из вежливости. Всегда чудная, вообще чудная, в принципе чудная — улетевшая, как говорил Игорь. Черт! Вылези из моей головы, скотина! Ты не имеешь права занимать мои мысли, учитывая, что ты сделал со мной! Перед глазами до сих пор стоит эта картина — вот он уходит в душ, и я вижу, что его телефон не поставлен на блокировку. И я, не понимая зачем это делаю, беру телефон в руки.

Макс протянул мне стакан с кофе. Я тряхнула головой, сбрасывая наваждение. Я злая теперь и на Макса, словно он в чем-то виноват, выхватила стакан, не удержала и опрокинула на себя. Только и успела оттопырить толстовку, чтобы не обжечься.

Макс смотрел на меня теперь без улыбки. Я смотрела на него с отчётливым желанием испепелить. Картина этого утра была завершена. Теперь на моей белой толстовке красовалось ещё и мерзкое коричневое пятно. Что ж, небесный художник, не могу отказать тебе в таланте и юморе. Давай, не останавливайся.

И он не остановился. Опаздывая, я влетела в помещение творческой студии для детей. И с порога растянулась на полу. Я устроилась сюда работать на лето в перерыве между четвертым и пятым курсом университета, меня взяли, потому что на курсе я лучшая и ректор порекомендовал, а это творческая студия для детей богатых родителей и кого попало сюда не берут. Так что мне очень повезло, ведь в отличие от родителей этих детей мои небогаты, и мне нужно как-то зарабатывать себе на жизнь в большом городе.

В общем, я не вошла, а нырнула рыбкой, запнувшись о порог. Большой, грустной, мокрой и обляпанной рыбкой. С коричневым пятном на груди, будто сегодня не только Игорь нагадил мне в душу, но и само мироздание не осталось в долгу.

— Ну, здравствуй, дорогая. Себе, смотрю, не изменяешь, — администратор Люба на ресепшене глянула на меня с усмешкой и бодро побежала пальчиками по клавиатуре ноутбука.

— Привет.

Я поднялась с пола.

Люба снова оторвалась от клавиатуры и посмотрела на меня.

— Удручающее зрелище, — резюмировала Люба.

— Слушай, есть у тебя что-нибудь? — я показала на коричневое пятно. — Не пойду же так к детям.

— Есть блузка. Глянь в раздевалке. Но мятая, да и…

— Что и? — спросила я, догадываясь, что именно она не договаривает. Что-то типа «И пофиг, все равно ты не умеешь одеваться с блеском. Например, как я»

Люба всегда одевается как картинка. Картинка в какой-нибудь социальной сети или в приложении для знакомств. Все свои прелести обтянет так, что ничего кроме них и не видно. А я, да что я — даже эта моя толстовка сегодня исключение и разнообразие.

Я признаю только свои безразмерные бежевые свитера крупной вязки, светло-голубые джинсы и белые кроссовки. Ну или, учитывая, что сейчас лето, это будут белые рубашки с теми же светлыми джинсами, такая вот у меня детская страсть к голубым джинсам, в тон моим голубым глазам. Изредка, сарафан широкий, хлопковый. Но никаких «обтяжек для секси-гёрлов», что и привело меня к краху в личной жизни, как оказалось.

Люба наверняка думала, что мне её блузка подойдёт примерно так же, как верблюду смокинг. Мне так утром хотелось выскочить из нашей с Игорем квартиры, что схватила первое, что попалось под руку — его белую толстовку. Очень хорошо, что я её испортила. Просто замечательно. Но Любина блузка? Да черт с ней, не идти же к детям как свинтус.

— Давай, — бросила я Любе и кинулась в раздевалку.

Первое, что я подумала, когда надела блузку и глянула на себя в зеркало: «Может, я не ту профессию выбрала?» Я еле застегнула Любину блузку. Казалось, если глубоко вдохну, пуговицы отлетят со скоростью ружейной пули. Зато не видно, что она не глаженная.