Ненавижу магов (СИ) - Власова Мария Игоревна - Страница 7

– Никто не должен узнать, что здесь происходило, – угрожаю ему спокойно.

– У Вас совесть есть?! – выкрикнула бродяжка мне в спину так, что поспешно пришлось подавить улыбку.

У советника короля совесть? Серьезно? Откуда ей там взяться? Она забавная.

– А у тебя? – спрашиваю с улыбкой, не оборачиваясь.

Повернулся в сторону лифта, но бродяжка преградила путь. Кажется, моё ангельское терпение за этот день исчерпало свой лимит. Стоило сорваться, еще тогда Камилла унизила меня прилюдно, но я сдержался, не желая поднимать скандал. Сейчас же чувствую ярость ко всем женщинам на свете, но трем больше всего. К Миле, что так жестоко поступила со мной когда-то. К Камилле, которая решила, что имеет право меня прилюдно унижать для собственной выгоды. И к этой бродяжке, решившей, что лучше меня и имеет право что-то требовать!

Возможно, это и не моя злость, но я так устал сдерживать свои чувства, что направленные на меня чужие выступили своеобразным катализатором. Встретился взглядом с бродяжкой, и та отпрыгнула на шаг назад. Её чувства хлестнули, как звонкая пощечина. Красивые глаза испуганно смотрят на меня, как будто я какой-то страшный некромант. Чего она так испугалась? Меня? Ну, и поделом ей!

Закрыл глаза, пытаясь успокоиться. Бродяжка, когда боится, так похожа на забавного щеночка. Животное, а не человек. Как заставить ее перестать тявкать? Чего она хочет? Денег? Да пусть забирает, лишь бы оставила меня в покое!

Достал портмоне из кармана и опустошил отделение с медяками. Вручаю ей монеты, желая больше никогда ее не видеть и тем более не чувствовать ее эмоции. Она завизжала на меня с перекошенным от гнева лицом. Голос такой же визгливый и требовательный, как у Камиллы, в нашу последнюю встречу. Злость оборванки и моя злость на всех женщин в целом объединились во мне в звериную ярость. Еле сдержался, чтобы не ударить нищенку смертельным заклятием или просто сжечь заживо. Мне казалось, пронесло, но затем вслед за своими словами она бросила медяки мне в лицо. Ярость заколотила с такой силой, что я еле услышал ее другую фразу:

– Я вам не нищенка! Мне ваши деньги не нужны!

«Мне твои деньги не нужны!» – сказала мне Мила, когда-то очень давно. Деньги? Власть? Что ещё ей надо было? Я ведь никогда не предлагал ей денег, а всего лишь свое сердце и руку, но этого оказалось мало.

Я бы убил ее, эту глупую бродяжку, мне ничего не стоит. Вот только её глаза буквально пронзают, как два острых кинжала, не давая забыть, что она не Мила. Бродяжка не виновата в моей боли и разбитом сердце, но я уже не могу остановиться. Пытаюсь ее схватить, но она отпрыгнула, и я случайно разбил большую вазу на столе. Осколки разлетелись в разные стороны, кто-то закричал. Похоже, завтра в газетах обо мне напечатают очередную сплетню.

– ДА ЧТО ТЕБЕ ТОГДА ОТ МЕНЯ НУЖНО?! – закричал на нее, утопая в страхе окружающих.

Правильно, пусть боятся! Меня и должны все бояться, но из-за моего терпения все ослабляют внимание и позволяют себе лишнее. Однако стоило лишь продемонстрировать, на что я способен, как все сразу же притихли, будто мыши. Боятся. Мне нравится, что меня боятся, значит, не посмеют пойти против меня.

– Извинитесь, – сказала вдруг оборванка нерешительно, но и не выделяя тот токсин страха, что я чувствовал от посетителей отеля.

Если бы от нее не исходила такая яркая волна жалости, я бы не выделил ее чувства из мешанины эмоций остальных присутствующих. Не сразу понял, что именно почувствовал, а когда понял, удивился настолько, что злость пропала. Меня никто не жалел, ни разу за все двенадцать лет, которые я мучаюсь от проклятия.

Даже родная сестра никогда не переживала за меня. Ею овладевало злорадство, когда я расклеился после истории с Милой. И когда, плюнув на несколько месяцев на свою жизнь, ушел в запой, я не ощущал от своей сестры ни капли жалости. Одно лишь раздражение, когда она в очередной раз приезжала ко мне за деньгами.

Меня, советника короля, пожалела какая-то бродяжка, оборванка с улицы. У меня есть все, чего нет у нее: деньги, власть и чистая одежда. А что есть у нее?! И бродяжка меня жалеет, после того как я испугал ее?!

Странная она, но при этом забавная, что ли. Невольно улыбаюсь, смотря на ее растерянную мордашку. Настолько забавны и непонятны ее чувства ко мне. Не смог удержаться и засмеялся. Это как же я плохо выгляжу в ее глазах, что она меня жалеет? Спаситель, она ненормальная!

Касаюсь ее плеча, маленькое заклятие и ее одежда высохла. В обществе не принято использовать свою магию на других людях, разве что целителям. Та мелочь, что я сейчас сделал для оборванки, считается слишком интимной. У нас говорят, что магия и человек неразделимы. Если ты касаешься человека своей магией, то это сравнимо с реальным касанием. Получается, то, что сейчас магией высушил всю её одежду, приравнивается к тому, что собственными руками бродяжку с головы до ног потрогал. Давно я не трогал женщин, в том числе и своей магией. Она особенная, что ли? Окидываю ее взглядом снова, прежде чем уйти, и с улыбкой понимаю, что и правда, особенная. Много лет прошло с того времени, когда я чувствовал к людям жалость.

Часть 3. Пирушка, шнапс и подлянка.

Часть 3. Пирушка, шнапс и подлянка.

Пенелопа Типичный мужчина! Решил, что сделал одолжение, высушив одежду, а на деле дал ещё один повод его ненавидеть.

– И кто будет возмещать убытки? – прозвучал где-то рядом противный голос метрдотеля.

Преодолевая огромное желание почесаться прямо на глазах у людей, со вздохом отрываю взгляд от лифта. Метрдотель чуть не плачет, смотря на изувеченные розы, я его понимаю, мне от свербежа тоже плакать хочется.

– Ну, кто их причинил, тот и заплатит, – отвечаю равнодушно.

Нагнулась и начала собирать раскиданные мною вокруг стола медяки. Послышались смешки и перешёптывания. Ну-ну, смейтесь богачи, никто из вас не знает, что это такое, не иметь денег даже на хлеб. Самое прискорбное, что будь у меня деньги, чтобы заплатить за эту дурацкую вазу и утереть нос наглецу, я не могу это сделать. Ещё не время тратить деньги.

– Иван! – крикнул метрдотель, когда я собрала все монеты.

Из задней комнаты появился бугай и неспешно подошел к начальнику. Такой здоровый, что не по себе как-то.

– Вот, отдайте владельцу, пожалуйста, – попросила тем временем, кладя медяки на стол. – Выставь эту бродяжку отсюда, – прокричал метрдотель, – и замени Сергея на входе. Бугай тут же схватил меня за край пальто и буквально понес к выходу, я и пикнуть не успела.

– Эй, стойте! – завопила я. – Стойте, меня сюда пригласили!

Иван заржал, пока мои ноги пытались нащупать родную землю, а пальто угрожающе затрещало по швам. Ну вот, сходила на выпускной, называется!

– Ратмир, эта нищенка с нами, – послышался недалеко звонкий смех Кристины.

Теперь не только вся группа, но и все училище узнает, что меня из Престижа выносили.

Метрдотель оживился, оторвался от золотых роз и подскочил к нашей Кристине. Брюнетка в шикарном красном платье как всегда в компании двух своих подруг Тамары и Татьяны лучезарно улыбалась, стоя в открытых дверях ресторана. Иван повернулся в их сторону, меня качнуло, а потом мои ноги все-таки встретились с полом, но от неожиданности я свалилась на четвереньки.

– Ты как всегда впечатляешь всех своей эффектностью, Попа, – не скрывая насмешки, протянула слащавым голоском Кристина.

– Меня зовут Пенелопа! – устало напомнила, почесывая плечо.

Нет смысла переживать, что опозорюсь, почесавшись, я уже опозорена.

– Попа! Вот ты где! – высунулся из-за двери Костромской.

Вот кого-кого, а его видеть я сейчас не хотела. Хотя нет, всех бы их в гробу хотела видеть, но, увы, мечты у такой невезучей, как я, не сбываются. Вечно Костромской мне подлянки устраивает, в прошлый раз поджег мою сумку, а в этот раз, судя по улыбке, придумал что-то грандиозное. Медленно обхожу троицу красоток курса, эти тоже как-то подозрительно на меня смотрят и улыбаются.