Постель не повод для знакомства (СИ) - Халь Евгения - Страница 5

— Так я ж пример подаю. Отель экстра-класса. Здесь все должно гореть, блестеть и переливаться, включая персонал. На работу, как на праздник — это наше жизненное кредо!

— Молодца! — расплывается в довольной ухмылке шеф. — Складно звонишь. С горничными мне как раз вот такую языкатую и надо. А то сожрут. Они у меня тут все из "понаехало". У них одна мысль: как к богатому мужику в постель залезть.

— Все пресеку недрогнувшей рукой. — Зина сжимает кулак, на котором блестит перстень с черным камнем.

— Ну иди пресекай. Зина — какое имя хорошее. А то сейчас все Анжелики и Жанны. А тут наша родная и понятная Зина, — он снова расплывается в улыбке, и мне становится не по себе.

Когда Кинг Конгыч вот в таком благодушном настроении — жди беды. Это он так усыпляет бдительность перед тем, как жахнуть неприятной новостью.

— Зина с магазина, Зина с магазина, Зина с магазина, наливай! — глухим басом фальшиво рокочет шеф.

Вот бог голоса не дал! И, как все безголосые люди, шеф наш обожает петь.

— Ох, ё! — Кинг Конгыч хватается за голову и страдальчески кривится.

— Вот жалко, что я не знала про ваше похмелье, — Зина прижимает руки к груди, и взгляд шефа моментально прилипает к тому месту, где ее пальцы ложатся на большую и пышную грудь. — У меня дома такие огурцы хорошие! Сама закрывала. А рассол какой! На опохмел самое оно.

— Завтра принеси, — оживляется шеф. — В холодильник поставлю. Пусть стоит лекарство. Ну ладно. Иди работай.

Зина выходит.

— Так, Вика, а чего я хотел вообще? — спрашивают шеф.

— Вы сказали, что с утра сегодня состоится важный разговор, — деликатно напоминаю я.

Хотя мне хочется крикнуть:

— Шеф, ну не томите! Дайте уже должность официально!

— Аааа… ну да, насчет должности…

У меня сердце падает в пятки. Вот этот долгожданный момент! Сейчас он назначит меня управляющей. На глаза невольно наворачиваются слезы. Я ведь столько этого ждала!

— Сейчас как раз еще два кандидата на эту должность подойдут. Так что посиди пока, отдохни.

Что? Какие еще, к черту, кандидаты? Пытаюсь удержать лицо, но получается явно плохо.

Шеф замечает мое настроение и примирительно говорит:

— Ну чего с лица сбледнула? Сейчас вон заревешь. Да знаю я, что ты спишь и видишь, как бы стать главной по буфету. Я тебе давно говорил, что у нас тут гостей богатых полно. Могла свою жизнь устроить, а ты все вламываешь. О карьере думаешь. Дура! Фигура у тебя модная. Ноги тонкие и длинные, как у цапли. Попа красивая, но мелкая. Не в моем вкусе. Я ж не гондурас! Но многие сейчас таких, как ты, любят. Чтобы сиськи, понимаешь… — он скрутил две дули на уровне груди, — вот такие вот. Не, ну я ж люблю, когда у женщины фигура такая… — он, раскинув руки, очерчивает волны, — аэродинамическая. Под крылом самолета па-па-па-па-пам, — фальшиво выводит он, но, натолкнувшись на мой затравленный взгляд, смущается. — Извини, отвлекся. — Так вот, я тебя в Европу-то и послал потому. Они ж там любят энергосберегающих женщин.

— Это как? Энергосберегающими бывают лампочки, шеф.

— И женщины их тоже. Все бабы у них такие маленькие, худенькие. Такие, как ты, бледненькие. Чтобы место мало занимали, энергию берегли, кислород экономили. Природу-мать нашу, женщину. Не в обиду, Вика, ну вот ты и твое поколение мне напоминаете порции в их европейских ресторанах: малюсенький кусочек мяса, вокруг загогулины из соуса и веточка зелени. И название забубённое. Типа "Паштет Шепс-плюм-пимпиннэлла" в соусе "Бламанже, пожри и сдохни уже".

— Спасибо, шеф, за вашу доброту, — с чувством прижимаю руки к своей энергосберегающей груди.

— Не, ну ты не обижайся. Тебе ж за меня замуж не идти. Но сердце за тебя болит. Потому я и послал тебя в Европу. Чего впахивать, когда природа-мать не обделила? Была б ты страшная, я бы еще понял бы. А ты не страшная, и потому дура.

— Дура, — покорно киваю я. — Не хочу богатого. Хочу всего сама добиться.

— Так и я об этом. Я тебя зачем в Швейцарию на стажировку послал? Чтобы ты мелким задом своим крутанула и за богатого сынка замуж вышла. Они там в бизнес-школах табунами ходят. А ты чего? Диплом отличницы привезла. И все. Дура и есть! Ну теперь вот на себя и пеняй. На меня не надо! — он деликатно отворачивается, видя, что я лезу в карман за бумажным платком.

Слезы уже на подходе. Поэтому тихо шмыгаю носом и зажимаю его платком.

— Извините, шеф, аллергия! — оправдываюсь я.

— Ну я так и понял, — бурчит Кинг Конгыч, рассматривая что-то за окном. — Кстати, забыл сказать. У нас в ресторане новый су-шеф. Вернее, су-шефиня.

— Шеф-повар привел? Гаспар? Его протеже?

— Мое протеже, — Кин Конгыч отходит от окна и садится за стол. — Невеста сынка моего. Как и наш шеф-повар Гаспар тоже во Франциях училась лягушек жарить в какой-то там супер-харчевне. Мой сын попросил ее пристроить в наш ресторан, опыта набраться. Ну я к Гаспару девочку и отправил. Добрый потому что. Я, в смысле, не Гаспар. Хоть и на лицо Бармалей. Им же, детям моим, как чего нужно — так сразу к папе. А как не нужно, так папа хоть помирай.

Мне сейчас его семейные дела до лампочки. Но нужно изображать сочувствие. Хотя больше всего хочется забиться к себе в кабинет, запереть дверь и всласть порыдать. Потому что не везет мне. А когда не везет, так будь ты хоть три тысячи раз умная, работящая и расторопная. Но на тебе черная метка стоит: "В счастье не пущать!" Прям на лбу и выжжено каленым железом!

Надо бы что-то сказать. Не важно что. Лишь бы не молчать. Я открываю рот, но в этот момент дверь распахивается, и в кабинет заходит тот самый насильник, который затащил меня вчера в номере под кровать. А вместе с ним блондин-красавчик, что клеился ко мне возле лифта.

Молча смотрю на вчерашнего моего героя-недолюбовника. А он в не меньшем шоке смотрит на меня.

— Вот, сынки мои. Артем, — Кинг Конгыч кивает в сторону блондина, — и Марк, — он хлопает по плечу того, с кем мне вчера изменило тело. — А это Вика. Моя правая рука пока еще. Вернее, не моя, а бывшего управляющего, которого мы проводили на заслуженный отдых.

Выйдя из ступора, вежливо киваю.

— Да вы садитесь. Чего застыли все втроем?

Блондин Артем тут же пересекает комнату и садится в кресло Сан Саныча. Марк, бросив на меня украдкой взгляд, отодвигает от стола шефа кресло и садится с другой стороны. Я обхожу круглый стол и специально сажусь как можно дальше от него.

— Кресло не очень удобное, — Артем ерзает в кресле Сан Саныча. — Не мог ортопедик из Италии заказать?

— А ну брысь с царского трона! — рявкает Кинг Конгыч, полностью оправдывая свою кличку. — Папа еще живой!

Настоящий Кинг-Конг! Даже глаза горят красным. Но на Артема его рык не производит ни малейшего впечатления. Нагло улыбаясь, он сдувает со лба светлую прядь, упавшую на глаза, берет стул, придвигает вплотную к моему стулу и садится рядом, закинув ногу на ногу.

— Кстати, об отдыхе, — шеф берет в руки золотую ручку "Паркер", что обычно означает крайнюю степень сосредоточенности. — Хочу, как наш генеральный менеджер, тоже уйти на покой. Устал я с 90-х махаться без продыху. Зачем тогда все это, если пожить не успею? А бросать вот так просто всё тоже жалко. Я же этот отель с нуля построил. По ночам с фонарём здесь бегал, проверял: как закладывают фундамент. На меня с неба ничего не упало. Сам из низов пробился.

— Ну сейчас начнутся мемуары до утра, — шепчет Артем мне в ухо. — Как закалялась сталь, начало.

Я прикусываю губу, чтобы не рассмеяться. Даже на сердце как-то легче становится. и слезы обиды отступают.

— Ты там не шурши! — Кинг Конгыч хлопает ладонью по столу. — Ты слушай, когда батя говорит. Это тебе все на тарелочке с голубой каемочкой преподнесли. А я, знаешь, как начинал? Шоферил у одного авторитета. Потом он меня в охрану взял. И полюбил меня, как сына. У него ж своего не было. Одни девки в доме! А я всегда рядом был. По-человечески к нему тянулся. И он меня потому уважил: денег дал на бизнес. И мне этот отель потому как родной. Прям в кровь мою он врос. И не могу я просто так его вам отдать, потому что вы мои сыновья.