Красным по белому (СИ) - Костин Константин Александрович - Страница 16

Значит, цифры…

От скуки — а чем еще заниматься в дороге? — он попытался понять, что эти цифры означают. Но так и не понял. На дату рождения они не походили, на координаты… Вроде и похоже, но три точки из четырех, которые получались у Джонни — учитывая, что широта и долгота не были указаны — находились где-то в океанах, а четвертая — в пустынях Инспектании, то есть слишком далеко от Перегрина и интересов его головорезов.

Пожав плечами, Джонни спрятал бритву обратно в шляпу, а шляпу — в сумку. Загадка, конечно, получилась занимательная, но не имеющая никакого отношения к его планам.

Ему предстоит свое собственное задание.

Добраться до провинции Митчелл — также именуемой Алой провинцией — где еще недавно бушевала эпидемия болезни под названием «золотая лихорадка», закончившаяся в связи с исчерпанием золотых рудников.

Найти золотой рудник.

Разбогатеть.

Все просто.

ПерегринНовый Канарси. Остров Куппер. Иммиграционный центр24 число месяца Короля 1855 годаДушитель

1

— Добро пожаловать в Перегрин! — с искренней улыбкой произнес иммиграционный чиновник.

Человек, которому была адресована эта улыбка, вежливо склонил голову и двинулся дальше, к причалу у которого уже покачивался паром. Переселяться в Перегрин эта личность не планировала, но, с другой стороны — все возможно, так почему бы и нет? Все зависит от обстоятельств, а точнее — от одного конкретного человека. Человека, с которым эта личность чувствовала некую невидимую, неосязаемую, но несомненную и нерушимую связь.

От сотника Черной Сотни по имени Йохан.

И пусть в Перегрин он приехал под другим именем, каковое, несомненно, уже сменил на третье — он будет найден. Потому что… потому что он нужен.

А до того, как он будет найден…

Личность присмотрелась к тонкой шейке одной из девушек, толпившихся на причале. Какая-то группа, возможно — большая семья иммигрантов… судя по разговорам — тоже из Белых Земель…

Девушка, как будто почувствовав взгляд, испуганно обернулась, но тут же расслабилась, увидев, кто на нее смотрит.

— Добрый день! — заулыбалась она, искренне обрадованная, — Вы тоже в Перегрин?

Ей улыбнулись в ответ.

Ты даже не представляешь, девочка, насколько этот день добрый.

Правда — не для тебя.

Глава 13

Река Гнеден. Граница между Белыми землями и Берендом

7 число месяца Короля 1855 года

Цайт

1

Пароход, мерно шлепая плицами гребных колес по речной воде, двигался вперед. Легкий ветерок относил в сторону дым из высокой пароходной трубы — намеренно сделанной такой высокой, чтобы пассажиры, вышедшие подышать свежим воздухом на палубу, не вернулись оттуда, закопченные, как кетнер-грецкие охотничьи колбаски, которые, как известно, коптят буквально дочерна. Тот же самый легкий ветерок колыхал ленты в шляпках девушек, изредка чуточку приподнимая подолы платьев, вызывая смущенно-игривый писк. Некоторые мужчины искоса наблюдают за девицами, видимо, в надежде, что ветерок разыграется достаточно для того, чтобы подолы взлетели чуточку повыше. Как в брандском Развратном переулке, построенном так, что малейший порыв ветра от реки, к которой он выходит, разгоняется так, что платье любой неосторожной женщины, заглянувший в переулок, взлетает вверх чуть ли не до плеч.

Нет, Цайт на девушек не смотрел! Нет-нет-нет!

Ну, разве что чуть-чуть. Но вовсе не в ожидании зрелища, вот еще, что он там такого не видел…

В отличие от, например, вон того молодого человека в блестящем шелковом цилиндре, чей взгляд яснее ясного говорил, что он уже заметил будущую жертву своей неотразимости и вскоре пойдет на приступ.

Цайт отвернулся от… да не от девушек вовсе, нет! Просто от палубы! Отвернулся и посмотрел на воду, разрезаемую носом парохода. Границу они уже прошли, как и таможенный контроль, еле виднеются на горизонте горы Шварцвальда, уже не черные, а, скорее, темно-голубые, так что они идут сейчас по уже знакомым Цайту местам. Скоро покажется то самое место, где он нырял в холодную воду, уходя от преследователей — и все же попадясь им в деревне — чуть дальше они стояли с его похитителями у берега, пережидая ураган, а вскоре покажется и Нахайск, место обитания дядюшки, чтоб ему пусто было, Койфмана. Нет, конечно, в тот раз все закончилось мирно, к обоюдной выгоде и не менее обоюдному неудовольствию, но, тем не менее, воспоминания были не из самых приятных.

Фараны все же не любят иметь дело друг с другом.

Как назло, помимо той задачи, ради которой они и едут в Беренд, Цайту поручено еще заехать в Нахайск, проверить, все ли в порядке с поставками штейна и не ворует ли господин Койфман, оставляя малую долю серебра себе. Вернее, что ворует — это несомненно, главное — убедиться, что доля действительно остается малой. Не будь этой ревизионной задачи — плыл бы он, Цайт, сейчас не на пассажирском пароходе, а на грузовой барже, вместе с грузом и остальными членами Аэрокомиссии, как названа их группа во всех официальных документах. Мол, да, белоземельцы отправляют в Беренд группу ученых для проведения исследований воздушных потоков, и везут с собой необходимое оборудование. А что за оборудование и почему исследования нельзя проводить непосредственно в Белых землях, чем тамошний воздух отличается от здешнего — кому какое дело. Ученые же, у них мозги в свою собственную сторону повернуты.

И да — в договоре были указаны именно «Белые земли». Не Шнееланд. Скрытая от взглядов всего остального мира тайная империя начала потихоньку снимать маску.

Цайт посмотрел на берега. Да что там можно увидеть нового? Леса да поля, поля да леса. И так целую неделю можно плыть! Все же Беренд — неприятно огромен…

Чтобы не смотреть на эти неприятные просторы, Цайт отвернулся снова к палубе — и неожиданно для себя обнаружил на кого именно обратил свой похотливый взгляд тот самый альмаро в шелковом цилиндре.

На него.

В первое мгновенье, осознав, что влюбленно-тоскующий взгляд остановился именно на нем, юноша испытал не просто гнев, а ярость, острое желание достать револьвер и застрелить этого извращенца с наклонностями, осуждаемыми богом и людьми. Потом — просто набить ему морду. А потом…

А потом извращенец в цилиндре двинулся к нему, не сводя взгляда.

— Мейнхард айн Хафтон, — произнес он.

Цайт от злости даже не понял, о чем его спрашивают.

— Простите, что?

— Мое имя. Мейнхард айн Хафтон, — произнес извращенец, шевельнув острыми усиками, — А ваше?

«А мое — нет» — подумал Цайт, но хамить все же не стал. До тех пор, пока ему не будет сделано непристойное предложение — этот Мейнхард ничего плохого ему не сделал и любая агрессия будет воспринята всеми не в пользу Цайта.

— Я…

И тут Цайт понял, что не помнит, кто он.

Нет, не в том смысле, что у него провалы в памяти. Просто… Кто он в документах? Фридрих? Франц?

— Флориан. Флориан айн Гибельштайн.

— Необычное имя.

— Меня назвали в честь одного орстонского рыцаря.

— Да, я знаю о нем! Я сам из Орстона.

Ничего удивительного. Там, где у короля гнездо в голове, там и подданные будут сходить с ума.

— Я из Шнееланда.

Сухой ответ нисколько не смутил айн Хафтона, он предпочел не заметить, что его обществом тяготятся:

— Я часто бываю в Беренде, мы там работаем с самим Люнебургом.

— Да что вы говорите? С самим Люнебургом? А кто это?

Ярость, вспыхнувшая было в глазах извращенца, как это обычно и бывает в тех случаях, когда человек узнает, что его учитель и кумир для других — и не кумир вовсе, потухла почти мгновенно.

— Это известный скульптор. А вы? Бывали раньше в Беренде?

Цайт насторожился. Кажется… Кажется, этот тип — и не извращенец вовсе. Иначе с какой целью он пытается разнюхать, был ли Цайт раньше в Беренде? А он явно пытается, потому что, несмотря на деланное безразличие, сразу видно, что этот вопрос его крайне интересует.