Звезда заводской многотиражки – 4 - Фишер Саша - Страница 1

Саша Фишер

Звезда заводской многотиражки – 4

Глава первая. Почему я должен тебе верить?

Прохор слушал, не перебивая.

Я в общих чертах обрисовал ему ситуацию, без далеко идущих выводов.

Мол, вот, мужик, смотри, какая ситуевина. Может быть, твой товарищ и союзник не вполне товарищ, а вовсе даже из Тамбова приехал…

Замолчал. Посмотрел на перекошенное лицо Прохора.

Из-да кровоподтека, разбитых губ и опухшего глаза было непонятно, как он отреагировал.

Молчание затягивалось. Он вообще понимает, о чем я говорю?

Прохор разлепил губы и осторожно откашлялся.

– Почему я должен тебе верить? – хрипло спросил он.

– А вы и не должны, – я пожал плечами. – Я посчитал нужным поставить вас в известность обо всем этом, а вы можете поступать, как вам заблагорассудится.

Что еще я мог сказать? Что я прибыл из будущего? И что там его важной персоны нет, зато имеется Игорь Мельников, владелец заводов, газет, пароходов, злой и тяжело вооруженный? И что завод, с которым они тут два месяца возятся, налаживая экспортное или военное производство, лежит в руинах, потому что Игорь через десять лет все прое… Примет несколько неверных решений, и вся эта пока еще успешная махина станет бесполезным бетонным хламом с выбитыми стеклами?

Я сказал.

Он услышал.

Или нет.

Я поднялся и повернулся к двери. Лекарство в стеклянной бутыли на стойке капельницы скоро закончится, и в палату прибежит заботливая медсестра. Будет лучше, если она меня здесь не застанет.

Прохор поднял руку от кровати и ухватил меня за рукав.

– Подожди, – прохрипел он. – Как дела у твоего отца?

Район Старого Базара в Новокиневске примечателен тем, что там сохранилась довольно большая часть по-настоящему старого города. Здания дореволюционной постройки, торговые ряды, особнячки, пассажи, магазинчки, кирпичная крохотная аптека с замысловатым фасадом… Впрочем, этот фасад только после двухтысячных вернут к первоначальному виду. Здесь в Союзе его безжалостно замазали толстым слоем штукатурки и покрасили в довольно дурацкий желтый. Да и в целом сейчас район был так себе – сплошной частный сектор или деревянные бараки, снег, почерневший от сажи из печных труб и не очень организованные торговые ряды. Здоровенный крытый рынок в этом месте еще не поставили, так что торговцы ютились отчасти на лотках, отчасти на всем, что попадалось под руку – на ящиках, коробках, табуретках и просто на разложенных прямо на снегу тряпках. Я шмыгнул в «предбанник» магазина «Молоко», но внутрь заходить не стал. Мне нужно было дождаться Дашу, которая по моим расчетам уже скоро должна подъехать. Снова совершать ошибку и ждать встречи на улице я не стал. Отложу эту романтику на весну. А пока можно и спрятаться в теплое место.

Я заглянул сквозь стекло внутрь магазина. Нелдинная очередь с бидонами и стеклянными банками в авоськах. И две продавщицы. Одна за прилавком с разливными молочными продуктами – сегодня это были сметана и молоко. Вторая отпускает молоко и кефир в бутылках и пакетах. И если вдруг тебе нужно налить сметаны в банку и взять поллитровую бутылку снежка, то стоять придется в разные очереди. Сначала к крепкой и невысокой дамочке, похожей на вышибалу ночного клуба, чтобы она зачерпнула сметаны из фляги здоровенной поварешкой, а потом ко второй, бледной и изящной, с капризным лицом изнеженной принцессы.

«Хорошо, что есть очередь, – подумал я. – Если бы никого не было, то продавщицам наверняка захотелось выставить меня наружу из узкого пространства между дверями». А так – они заняты, и смотреть на меня им некогда.

Я отвернулся и принялся высматривать на улице вишневое дашино пальто. Чтобы договориться об этой встрече, пришлось сегодня целый спектакль разыгрывать со сменой голоса и выдумыванием достойного повода, почему наш новый главный редактор должен позвать Дашу к телефону. Он мне прямо-таки форменный допрос устроил, чуть ли не паспортные данные затребовал…

Заметил я ее не сразу. Потому что шла она не по прямой с остановки, а отвлеклась на содержимое некоторых прилавков. Я выскочил из магазина и подошел к ней в тот момент, когда она задумчиво щупала ношенные финские зимние сапожки странного желто-коричневого цвета с меховой опушкой.

– Привет! – сказал я, вынырнув у нее из-за плеча. – Ну что, ты уже готова идти, или хочешь сначала примерить?

– О, а я думала, что ты еще не пришел! – она с видимым облегчением и к явному неудовольствию закутанной по самые глаза серым мохнатым платком торгвки вернула странную обувь на ящик из тонких дощечек. Наверное, как раз в таком должен был прибыть в СССР Чебурашка. – Ну что, идем?

До дома гадалки идти было еще квартала три. А здесь на базаре мы договорились встретиться, потому что так было проще. От остановки ближе, и магазинов, куда в случае чего можно от холода спрятаться, много.

По моим прикидкам, проживала эта гадалка в двухэтажном бревенчатом бараке, через дорогу от церкви. Единственной действующей на весь Новокиневск во времена СССР. В остальных, которые я помнил из своего времени, сейчас были совсем другие учреждения. Это потом, уже после распада Союза, когда отношение к религии поменяется, склады, планетарий, тренировочный центр аквалангистов и все такое прочее из бывших церквей выгонят и вернут их первоначальным владельцам.

Как этот собор умудрился остаться церковью, понятия не имею.

– Как сегодня рабочий день прошел? – спросил я.

– Кошмар! – Даша фыркнула. – Просто ужасно. ЭсЭс прицепил на стену график, по которому мы будем дежурить. По неделе. Обязанности дежурного – отвечать на телефонные звонки и записывать их в специальный журнал, записывать в тетрадке, кто когда в туалет сходил и следить за порядком. Если что-то не сделает, то получает банан в график пригодности. Ваня, ну это же невозможно… Мы так не выживем!

– И кто первый дежурный? – хмыкнул я. Да уж, я наблюдал пару раз попытки призвать к порядку редакцию газеты. Держатся подобные ноу-хау редко больше месяца, а потом либо сотрудники разбегаются, либо редактор махает рукой и закрывает глаза на некоторую безалаберность журналистов, либо редактор заканчивается, и ему на смену приходит другой. Более толерантный к людям творческих профессий.

– Эдик, – Даша усмехнулась. – С понедельника.

– Он постригся, кстати? – спросил я.

– Что ты! Он же со своими волосами носится, как с писаной торбой! – Даша сначала засмеялась, потом лицо ее погрустнело. – ЭсЭс сегодня по этому поводу сделал ему внушение… Ой, Вань, это правда ужас! Он заставил его выйти в центр и стоять там час. Сначала Эдик спорил, говорил про свои права и грозил жалобой в профком. Но ЭсЭс его занудил. Эдик ему про права и свободы, а тот про достойный внешний вид, и что пресса – это лицо нашего завода. А достойное лицо ну никак не может быть лахудрой, страдать западопоклонничеством и быть неопрятным.

Даша остановилась и посмотрела на меня.

– Я правда не представляю, как мы теперь будем… – глаза ее стали грустными. – Как же хорошо было нам с Антониной…

– Что имеем – не храним, потерявши, плачем, – глубокомысленно изрек я.

– Может нам правда в профком жалобу подать? – сказала она.

Я представил, как сижу перед столом нашего председателя и в красках описываю ему, как новый редактор призывает нас к порядку. Как жалуюсь, что он, такой сякой, имеет наглость требовать от нас, чтобы мы прилично одевались, соблюдали порядок и график и полностью соответствовали своей должностной инструкции. И как нам это все не нравится, потому что мы, де, привыкли к свободе. Ну да. Прямо сплю и вижу, как обрету в нашем квелом баклажане союзника и соратника. И как он явится в редакцию, чтобы сделать внушение ЭсЭсу.

Я усмехнулся и озвучил Даше свои мысли.

– Да уж… – она вздохнула. – И что теперь? Ничего не делать и терпеть весь этот ужас? Джинсы не носить, слишком ярко не краситься, в столовую ходить строем и с речевками, как в пионерлагере?