Лирик против вермахта (СИ) - Агишев Руслан - Страница 51

— Все понравилось, — собрав в кулак всю свою решимость, парень начал разговор заново. — Парад организован и проведен выше всяких похвал. Уверен, его эффект еще долго будет ощущаться. Но я не про парад хотел сказать.

Прервавшись на мгновение, он расстегнул верхнюю пуговицу полушубка. От жары его начинало клонить ко сну и не давало сосредоточиться, что не ускользнуло от взгляда Верховного.

— А давайте-ка, товарищ Старинов, немного прогуляемся, — Сталин легонько похлопал по креслу водителя, давая знак остановиться. — Вы все мне как раз обстоятельно и расскажите, а то, вижу, в машине для вас температура не подходящая.

Скрипнули тормоза, и эмка застыла у тротуара пустынной улицы. Лишь где-то вдали исчезала одинокий грузовик, мерно вышагивал рабочий патруль с красными повязками. Больше никого.

— Я слушаю вас, товарищ Старинов, — дохнуло табачным запахом. Значит, закурил. — Что вы еще такого хотели сказать?

— Разрешите сначала рассказать об одной картине, которую я совсем недавно наблюдал?

Сталин, выпуская из рта дым, кивнул.

— Когда наша сводная пионерская рота стояла на сборочном пункте, то я случайно подслушал разговор бойца с матерью…

Собственно, историю и выдал со всеми подробностями и своими комментариями. Не поскупился и на детали из своей памяти, выбрав самые красочные и яркие. Хорошенько копнулся в истории, добавив немало «перчинок» для размышления.

— … Пусть я еще много и не понимаю, товарищ Сталин, и опыта у меня с ноготок, но некоторые вещи просто сложно не замечать, — Мишка не забывал и про осторожность, стараясь то и дело кивать на свою неопытность. Мол, я же не против генеральной линии партии и советского правительства выступаю, а только лишь на проблемы указываю. — В нашем селе, если посмотреть, то многие бабушки и дедушки, что тайком молятся и в разрушенную церковь по праздникам ходят, почти все свои накопления в фонд обороны отнесли. Говорят, с божьей помощью и без денег проживут как-нибудь. Хочу сказать, что нельзя сейчас, как раньше. В такое время нужно всем вместе держаться. А церковь очень много может сделать…

Верховный шел рядом и его недовольство особенно хорошо чувствовалось. Уже не курил, трубка нервно подрагивала в его руке. Сопел, покашливал в усы.

— Очень странно такое слышать именно от вас, товарищ Старинов, — глухо произнес Сталин, резко останавливаясь на месте. — Вы пионер, орденоносец, активист и общественник, и вдруг рассказываете о важности религиозного дурмана. Утверждаете, что чуть ли не каждый человек скрывает, что он верующий. А давайте спросим… хотя бы его!

Сталин вытянул руку и ткнул трубкой в сторону ковылявшего в их сторону инвалида. Без одной ноги, тот живо перебирал костылями. На груди поблескивала медаль за отвагу. Фронтовик, значит.

— Эй, товарищ! — Верховный махнул рукой, привлекая внимание прохожего. Из-за спины Сталина уже сорвался один из бойцов охраны, чтобы препроводить товарища. — Можете подойти?

Вскинувший головы, инвалид замешкался. Растерялся, наверное. Не каждый день вот так запросто встретишь самого Сталина на улице. Застыл на месте с открытым ртом.

— Товарищ! Подойдите!

Наконец, инвалид «очнулся». Схватился за костыли и поковылял к ним. Ловко получалось, словно родился с одной ногой.

— Спросить у вас хоте…

Но не доходя десять — пятнадцать шагов до них, мужчина вдруг вытащил из-за пазухи темный предмет, похожий на массивную трубку с набалдашником, и выставил его перед собой. Через мгновение дернулся и из трубки тут же вырвался сноп пламени.

— Диверсант! — с перекошенным лицом заорал Мишка. Не думая ни о чем, рванул с места и со всей силы толкнул Сталина, отбрасывая его с линии стрельбы. — Дивер…

Миниатюрный гранатомет, техническое чудо немецкого гения, бил без промаха. Граната взорвалась ровно там, где мгновение назад находился Верховный.

Глава 24

Смог, все-таки

Москва, здание Московского городского ордена Трудового Красного знамени НИИ скорой помощи имени Н. В. Склифосовского.

Глаза лежавшего медленно открылись, но тут же закрылись. Яркий солнечный свет резанул такой болью, что Мишка тихо застонал. Повернул к стене головы и снова попробовал.

— Жив, кажется. Голова здесь, ноги тоже, а руки….

Руки оказались забинтованы и отзывались жжением, едва он пытался ими пошевелить.

— Ожог, как пить дать… Задел, значит, сука немецкая.

Оторвал взгляд от рук и начал оглядываться. То, что он в больнице, было ясно и так. Вопрос был в другом: а не в тюремную ли его больницу определили за слишком длинный язык? Ведь, наболтал он столько, что и за меньшее на Колыму медведей пасти отправляли.

— Не похоже вроде. Слишком уже все какое-то вылизанное…

Стена напротив была ровной, аккуратно выкрашенной. Потолок сверкал белоснежной побелкой. Вместо одинокой лампочки висела очень даже симпатичный светильник с бежевым плафоном, на котором ни грамма пыли не было.

— Люксовая палата, — обрадовался Мишка, осторожно сгибаясь и садясь. — Кровать вон, вообще, не скрипит. Простынь и пододеяльник, как дома…

Медленно, баюкая забинтованные руки, слез с кровати. Воткнул ноги в тапочки, что заботливо лежали рядом с кроватью, и поковылял к двери. Нужно было осмотреться, да и по нужде сходить не помешало бы.

— Ого, не заперто, — парень коснулся двери и чуть потянул ручку на себя.

В коридоре, краешек которого он увидел, кто-то разговаривал. Причем говоривший явно старался не шуметь.

— … Я же сказал, чтобы на пост был проведен телефон. И где телефон, где, в конце концов, дежурная сестра? Думаете, шутка с вами шутят⁈

— … Товарищ майор, я уже дал все указания, — лепетал в ответ кто-то дрожащим голосом. — Понимаете, у нас людей не хватает… Монтер уже тянет провод. Сейчас все сделаем, товарищ майор…

Еще потянув дверь на себя, Мишка осторожно выглянул. Дальше по коридору у поста дежурной сестры — стола со стулом — стояло двое. Один в белом халате, красный от волнения, мял в руках журнал с бумагами. Второй, майор, крупный, злой, смотрел на него, как коршун на цыпленка.

— … Я тебя предупредил, — майор навис над съежившимся доктором. — Чтобы за ним глаза да глаз…

И тут правая нога подвела Мишку, когда он перенес на нее вес. Видно, при нападении диверсанта подвернул или потянул что-то. Его вдруг повело, и он, хватанув руками воздух, с грохотом растянулся на деревянном полу коридора. Вот такое вот «явление Христа народу».

— Ой! — ахнул врач.

— Товарищ Старинов! — вскрикнул майор, рысью подорвавшись к палате. — Что же вы встали⁈ Вам же еще лежать и лежать! Б…ь, почему в палате никто не дежурит⁈ — это он уже заорал в сторону доктора.

Мишку, как ребенка, подхватили на руки и осторожно затащили в палату, где аккуратно положили на кровать.

— Нормально? Не поломался? — весь бледный, с бешенными глазами, майор с тревогой обшаривал его тело взглядом. Похоже, уже представлял, как его самого забирает воронок, а после к стенке ставят. — Сейчас доктор какой-нибудь укольчик поставит…

Но Мишка, улыбнувшись, покачал головой. Мол, все в порядке, не надо ничего колоть.

— Товарищ майор, все хорошо, не беспокойтесь. Лучше скажите, как все прошло? — в палате еще был врач, за которым маячило еще две или три фигуры в белых халатах. Поэтому напрямую про здоровье Сталина и не спросишь. — Все хорошо?

Ведь, Мишка толком ничего и не помнил. В памяти лишь отпечаталось, словно цветной снимок, искаженное ненавистью лицо диверсанта и яркая вспышка пороховой струи из какого-то оружия. Все остальное в памяти смешалось, превратившись то ли в винегрет, то ли в калейдоскоп. Поди во всем этом теперь разберись.

— Нормально, товарищ Старинов, — майор показал глазами наверх, явно намекая на Верховного. — Нападавшего взяли живым. Чуть надавили, тот и поплыл. Оказалось, не один был… Целая группа его страховала…А вы, товарищ Старинов, теперь дырку под орден крутите, — мужик с улыбкой подмигнул. — Считай, целая подпольная ячейка раскрыта с такими связями, что мама не горюй.