Весь в папу! - Серова Марина Сергеевна - Страница 30

— Папа, ты вор! Ты опять украл у меня ее… Отдай, папа!

Робин усмехнулся. Ладно. Пройти через дверь не удастся. Сюда и своих, как видно, не пускают.

Робин спустился в сад и осмотрел стену. Окно зала находилось, по его предположениям, в правой стороне. Довольно высоко.

Он увидел, что до него можно дотянуться с высокого тополя.

Конечно, рискованно… Но Татьяну нужно освободить. Можно было смело предположить, что вряд ли она в восторге от тамошнего общества…

Робин забрался на дерево легко. Не зря его в детстве дразнили Тарзаном.

С ветки ему было хорошо видно происходящее. Тогда с Ксенией его не оказалось рядом.

Жаль. До чего же жаль…

Боль пронзила сердце. Но он не обратил на это внимания. Ему казалось, что сейчас он не только поможет этой отчаянной сыщице, но и немного отдаст Ксении свой долг. И расплатится за совершенное убийство. Даже если придется пожертвовать собственной жизнью.

Раскачавшись, он легко и ловко дотянулся до подоконника и прыгнул.

Удержаться было непросто. Но Робин смог. Жалко, что окно было закрыто.

Робин толкнул створки внутрь. Они неожиданно быстро поддались.

Алексанов обернулся. Прямо перед ним, глядя на него безжалостными серыми глазами, стоял брат той девчонки… Он узнал его сразу. Страх, поднимаясь из глубин сознания, овладел разумом.

Он начал отступать.

— Слава богу! — вырвалось у меня.

Робин почти неслышно спрыгнул с подоконника.

Он читал Шекспира! И Шекспир отчего-то действовал на Алексанова угнетающе. Все-таки загадочное влияние оказывала на народного избранника классика…

Алексанов застыл. По спине прошла судорога страха. В горле появился комок.

Алексанов боялся вздохнуть. Он рванулся к двери. Но рука преследователя схватила его за шею и развернула к себе.

Сейчас на него смотрели глаза, жесткие и спокойные.

И от этого спокойствия становилось особенно страшно…

Алексанов почувствовал, что живот сводит отвратительная судорога. В глазах темнело. Голову сдавил тяжелый обруч.

Парень напряженно смотрел прямо ему в лицо.

Сейчас его, Алексанова, не станет. Это несправедливо, хотелось закричать ему. Он должен жить!

— Оставьте меня в живых, — попросил он сдавленным голосом и облизнул пересохшие губы. — Я прошу вас… Я вам заплачу!

По щеке поползла слеза. Жить хотелось. Он отдал бы за это все богатства, только… Судорожно вздохнув, он рискнул посмотреть на Эмми.

Она смотрела на него. Прямо на него. В ее взгляде сквозили насмешка и жалость. Он встал на колени и поднял глаза.

— Пожалуйста, — прошептал он. Выиграть время до брызгаловского приезда холодно просчитывал ум, должен же он приехать…

Парень презрительно усмехнулся. Оттолкнул Алексанова в сторону.

— Трус, — процедил он сквозь зубы, — вспомни маленьких девчонок, старик… Они боялись меньше тебя?

Алексанов не мог пошевелиться. От толчка он пролетел через комнату и оказался прямо под портретом Эмми. Портрет Эмми его сынишка оформил в дорогую старинную массивную раму.

Алексанов ударился затылком об уголок рамы. В голове зазвенели колокола. Он схватился за голову и с удивлением обнаружил, что парень разговаривает о чем-то с сыщицей, перестав обращать на него внимание. Это было очко в его пользу. Он сможет вырваться. Осмотревшись, он увидел, что внизу картина держится на огромном гвозде. Если напрячься, гвоздь можно вытащить… Он попробовал. Гвоздь не поддавался. Парень обернулся и окинул его подозрительным взглядом. Алексанов закрыл лицо руками. Пусть думают, что он жалкий, струсивший старик… Он опять сделал попытку. На этот раз гвоздь поддался. От удачи у Алексанова перехватило дыхание.

Он дернул сильнее.

Картина наклонилась. Теперь глаза Эмми смотрели прямо в алексановские глаза. И ему стало нехорошо от ее взгляда. Со странной улыбкой на устах, Эмми наклонилась ближе… Она хотела что-то сказать ему… Что — он не успел узнать.

Угол мощной старинной рамы угодил Алексанову в висок.

Мы ринулись к Алексанову. Вид осевшего под тяжестью рамы тела пугал. Голова Алексанова упала на грудь. Я хотела нагнуться к нему, но Робин удержал меня за руку. На его лице я прочитала недоверие. Робин подошел к Алексанову и поднял безжизненную руку. Все это время мы не могли вымолвить ни слова. Я видела перед собой это тело и не могла поверить своим глазам.

— Пульса нет, — сказал Робин и посмотрел на картину. Я взглянула на него и прочла сострадание… «Господи, — хотелось сказать мне, — ведь это же — убийца!» Но злость ушла. Я видела перед собой то же, что и Робин, — нелепо погибшего старика. Старика, которого теперь стало жаль. Я взглянула на портрет. Эмми улыбалась. Как будто она сделала то, что хотела сделать уже давно, но как-то не хватало времени… В отличие от нас, у Эмми Алексанов не вызывал жалости. Она странно улыбалась и не понимала, почему это мы застыли, как идиоты?

— То есть… Он мертв? — переспросила я.

— Да, — кивнул Робин, — Эмми его убила…

Он переводил с нее на меня растерянный взгляд.

— Знаешь, — тихо сказал он, — а вы с ней действительно очень похожи…

В это время я услышала, как ломятся в дверь. «Брызгалов, — устало подумала я. — Только этого не хватало…»

Дверь поддалась. На пороге возник Мельников и окинул меня злым взглядом. Я попыталась улыбнуться. Не знаю, как мне это удалось.

— Ты еще и улыбаешься? — сурово спросил он меня. — Устроила опять гонки с препятствиями… Нет, Иванова, надо на месяц лишить тебя лицензии, ей-богу. Спокойнее будет всем окружающим. Зачем ты связалась с брызгаловской бандой? Если бы не какая-то таинственная плачущая девица, они были бы здесь… Слава богу, мы перехватили их по дороге! Ты чем тут занимаешься?

— Здоровым сексом, дорогой, — прошептала я, с ужасом поняв, что у меня сел голос.

— С кем? — оставался суровым Мельников. Я показала рукой в сторону бездыханного Алексанова.

Мельников присвистнул.

— Ты что, его убила? — озадаченно спросил он меня.

— Не я, — покачала я головой. — Его убила Эмми Стюарт.

Робин кивнул. Мельников переводил растерянный взгляд с него на меня, потом, наверное, решил, что мы сошли с ума, и смирился.

— А кого же мне арестовывать за разбойное нападение на сыщицу Иванову? Того психа, который стонет и плачет в прихожей про папу, который что-то украл?

— Психа лучше сдать в больницу, — сказала я, — убивал не он.

— А кто?

— Алексанов-старший, — ответила я. — Можешь мне верить.

Он поверил.

— Рассказывай… — приземлился он в кресло.

— Сначала отпусти Робина, — попросила я, — он ни при чем. И светиться ему не нужно.

Мельников подумал, посмотрел на Робина и кивнул. Робин подошел ко мне и заглянул в глаза. Я услышала его тихий голос:

— «Все мерзостно, что вижу я вокруг, — но как тебя оставить, милый друг?»

— А ты не оставляй, — тихо ответила я.

Он кивнул и поцеловал мне руку. Потом легкой бесшумной тенью мелькнул в проеме окна.

Я не знала, увижу ли я его еще когда-нибудь. Но мне этого очень хотелось… Очень.

После того как я закончила рассказ, Мельников молчал минут десять. Он переваривал услышанное.

Подтверждение моей истории пришло неожиданно: Алексей все рассказал. Как он пытался заманить в логово девушек. И как в самый неподходящий момент появлялся Виктор Степанович.

Так было с Ксенией Разумовой.