Щепа и судьба (СИ) - Софронов Вячеслав - Страница 26

Плавали пару раз в поселок за хлебом и невольно оказались спасителями двух практически захлебнувшихся утопленников из числа местного населения. Они к обеду улов свой выменивали у проходящих речников на водку, выпивали все досуха и в поселок. К берегу вплотную не подплывают, чтоб мотор не поднимать, привязывают лодку к кольям, в грунт вбитым, а дальше по воде в броднях бредут. Две лодки так встали, рыбаки из них выбрались. Едва живые. Бредут по воде. И мы следом встали. Вдруг один то ли поскользнулся, то ли зацепился за что и прямо лицом в воду. А встать не может, захлебываться начал уже. Дружок ему на помощь кинулся и тоже упал, лежит в воде, руки крестом раскинул. Не раздумывая выскочил из лодки, кинулся к ним. Одного поднял, к лодке подтащил, потом другого.

Ребята мне кричат то ли шутя, то ли всерьез, что у их народности не положено утопленника из воды вытаскивать, мол, примета такая. Да что мне примета. Загрузил тех бедолаг в лодки, моторы поднял, к берегу причалил и так оставил. Парни смеются, мол, все одно медали за спасение утопающих никто не даст, в протоколе не зафиксировано. Ругнулся на них, да и ладно. Наши-то обычаи другие, а там они пусть поступают, как им пожелается.

А охота в тех местах оказалась знатная. Место кормовое, табунки один за другим пикировали в заводь, и, спрятавшись в кустах, затаившись, выбираешь любую птицу по своему вкусу. Но опять же ощипывать ее надо, потрошить, палить, варить сколько положено. Настрелялся я там от души и даже больше. Даже синяк от отдачи приклада на плече долго не сходил. Нет, рыбалка речная куда как веселее шла. Сообразили, как в берегу сделать примитивную коптильню, вялили, сушили, набирали впрок, чтоб домой было что привезти.

Прошло недели две или три, отпуск мой к уже концу подходит, а еще как-то до родного Тобольска добираться надо. Как? На чем? Начали к капитану подступать, мол, выручай, век твоими должниками будем. Он посмеялся, пошутил, что не мешало бы нам и на зимовку остаться, но потом серьезно уже так говорит:

«Договорился с одним знакомым капитаном с сухогруза. Скоро мимо нас пойдет, заберет вас, подкинет до самого Тобольска. Только вы с ним рыбкой поделитесь, а то ему нынче некогда было промыслом заниматься».

Кто бы против, мы только за, пообещали из своих запасов рассчитаться с ним за перевоз.

Ночью остановился этот самый сухогруз, забрал нас капитан, кубрик нам приличный отвел, рыбы, что заготовили, совсем чуть взял. Добрый мужик оказался. И через три дня мы уже стояли под стенами родного города. Распрощались и чуть не бегом по домам. Кончилось наше приключение. Только вот главное все потом случилось.

…Через месяц один из тех, что у нас в команде был, аварию по пьяному делу устроил, девчонку покалечил. Сразу его не закрыли, ну он и пьянствовал, по друзьям шлялся, с волей, значит, прощался. А вышло, что с самой жизнью. И надо же такому случиться, что поздней ночью его на проезжей дороге насмерть сбил какой-то горе-водитель и скрылся.

Похоронили его, погоревали, там уже и капитан наш из плавания вернулся раньше срока. До окончания навигации еще далеко было. Говорит, что его институтское начальство обратно в Москву уехало и его отпустили. Недолго с ним поговорили, думали, скоро вновь свидимся, а через неделю другое известие не лучше первого. Капитан свой дом строил, нанял строителей, что под дом фундамент подводили. Капитан-то был сам по себе человек тихий, сдержанный, но лишней копейки просто так никому не давал. Может на том и разошлись со строителями. Поскандалили из-за чего-то, и кто-то из них пырнул капитана ножом да под самое сердце. И его схоронили, месяца не прошло после нашей той памятной поездки.

А последний попутчик мой пострадал уж и вовсе дурным способом. Поехали на стареньком «запорожце» с другом шишку бить в соседний район. Обратно возвращались по темноте, фары плохо горели и налетели на брошенные раззявой трактористом бревна, в аккурат посреди дороги оставленные. Ему, бедняге, полноги оторвало. Ладно, быстро до больницы доехали, ногу перетянули ремнем, как надо, и хоть много крови потерял, но выжил. Пришили ему оторванную ногу как могли, но остался он хромым до конца дней своих, все ногу за собой таскал. А тут еще на рыбалке поссорился с одним нашим общим дружком. Драться начали, и влепил он тому в грудь заряд дроби. Ушел на зону на долгих восемь лет, но вернулся живым и на воле еще пожить успел, сколько здоровье позволило.

Вот тогда-то меня раздумье и взяло. Думаю, чего-то неладно с поездкой той нашей вышло. С нее все и началось. Не зря капитан говорил, чтоб не вольничали в хантыйской избушке, лишнего не брали, не пакостили нигде. Ой неспроста все это.

И хотя особо верующим человеком себя не считаю, но веру дедовскую пытаюсь соблюдать, как умею. Много раз к этой ситуации возвращался: и так и этак посмотреть на нее пытался.

С одной стороны — случай всему виной. Погибли, покалечились по дурости своей. Судьба, значит, так распорядилась. А с другой, не шли с ума те сожжённые заготовки хантыйские и амулеты сорванные. Порушили чужое добро, вот оно все так и обернулось против нас.

И меня судьба изрядно покрутила, потрепала, но самое главное — жизнь — оставила. Одно скажу, в те северные края — больше ни ногой. Хотя не один раз звали меня друзья побывать в тех благодатных местах. Но родной берег он как-то милее, надежнее. И тебе понятен, и законы иные. А чужие края они хоть и заманчивы, да не для каждого доступны, открыты. К ним свой подход нужен, а не знаешь как, лучше не суйся…

На меня же поездка в забытое Богом местечко Ханты-Питляр подействовала и вовсе непонятным образом: забросил навсегда охоту, и все мои замечательные ружья стояли без дела долгое время, пока не решился сдать их навечно в соответствующие органы. И той же осенью ушел с начальствующей должности и… впервые в жизни написал нескладный, корявый, но все же свой рассказ или очерк, сейчас и не упомню. Так что на каждом из нас та поездка оставила свою отметину. И спорить с этим даже не буду, коль до сих пор влияние ее на себе ощущаю…

АСХАТ ИЗ ЕШАИРА

До сих пор не могу ответить: кто кого выбирает, судьба человека или человек судьбу. Может — везде по-разному. Но определенно верю, что именно судьба выбрала Асхата из Ешаира стать последним собирателем и хранителем древних татарских легенд. И для меня это несомненно.

Казалось бы, по всем статьям он должен был, как и все его односельчане, стать рядовым колхозником. Выращивать картошку, работать на ферме или трактористом, может, рыбаком. Жениться, нарожать детей мал мала меньше и жить счастливо. Как и многие из тех далеких таежных краев. Но пошло что-то не так, хотя… почему не так, пошло именно так, что Асхата знала вся округа, и тихая людская слава, и уважение жили подле него, заменяя не появившихся на свет детей, и работой в колхозе или где еще там никто его не обременял, потому как все знали — это Асхат. Собиратель древних легенд. В старину тех, кто исполнял эти песни, звали акынами. Но сами песни исчезли, как и многое из быта тех народов, а с ними и певцы-акыны, и остались лишь слабые воспоминания от того легендарного эпоса. И вряд ли кто после Асхата продолжит это благородное дело. Хотя как знать…

Мне он говорил, что дар его, а это именно дар, привнесенный откуда-то ему сверху от древних и никем невиданных сил того тихого и работящего народа, получен им по линии деда, слывшего колдуном и целителем. Поди сейчас разберись, где правда, а где вымысел: ходил ли его дед по воде в специальных сандалиях; или забирал прямо из суда уже осужденных за известные «три колоска» малолетних рябят и девчонок; сам ли предсказал себе смерть от копья недруга или уже потом, через много лет народ сочинил все, что с ним происходило?

Рассказывали мне о том с неохотой, полушепотом, словно до сих пор боялись, что повлекут их за все сказанное на какое-нибудь следствие, начнут смеяться, тыкать пальцами. Да и кто я для них? Заезжий бородатый чудак, что зачем-то интересуется давно забытым. Кто знает зачем, вдруг да насмеется над сокровенным, что в самой деревеньке, называемой Ешаир, далеко не каждому знать дано.