В гостях у Рема или разведчик из будущего (СИ) - Птица Алексей - Страница 59

Его передёрнуло от осознания этого, к голове резко прилила кровь, подогнанная отчаяньем и противоречивыми эмоциями. Сознание поплыло, ему резко поплохело, отчего сам того не осознавая, он шагнул назад к кровати и запнувшись, буквально рухнул на неё. В голове закружились безумным хороводом разные видения, накатила новая волна дурноты. Он попытался встать, и не смог. Желудок резко скрутило, к горлу подступила тошнота и его вывернуло в пароксизме рвоты.

Перед глазами поплыли разноцветные мушки, сквозь которых ничего не было видно, лоб покрылся испариной, и взамен тошноты, резко подступила слабость. Кажется, он побледнел и у него скачком упало давление.

«Шестьдесят на сорок!» — мелькнула в голове мысль и тут же испарилась. Дальше, он просто лежал ни о чём не думая и, кажется, вообще потерял себя. Его самовнушение перед зеркалом дало совсем неожиданные плоды, тот Шириновский уходил не прощаясь, и его сознание смешивалось с сознанием Маричева, оставаясь главной несущей.

Нет, он по-прежнему оставался самим собою, но уже в новом качестве, в том, в котором это требовалось здесь и сейчас. Почему так получилось, он не знал, видимо сила самовнушения оказалась критически важной, а может страх за свою жизнь и будущее, усилили его восприятие, так неожиданно ударившее ему в голову.

Он без сил откинулся на подушку, стремясь перебороть вселенскую слабость, а в это время его мозг и сознание продолжали работу над его психоэмоциональным перерождением. Когда он смог встать, он уже ощущал себя Августом Отто фон Меркелем в той мере, в какой это было максимально возможно, оставаясь при этом всё тем же Шириновским, но только глубоко в душе. Сейчас он был Шириновским, таким, каким был Максим Исаев то бишь Макс Отто фон Штирлиц.

Я, снова смотрел на себя в зеркало, почёсывая отросшую щетину. И с чего вдруг мне стало плохо? Вроде бы смотрел и вживался сам в себя, примеряя окончательно чужую шкурку, и на тебе… Хоп, хей, ла-ла-лей, бац и в обморок. Захотелось невольно закряхтеть, посетовав на себя, всё же прожитые годы давали о себе знать, а уж груз той информации, что ложился за эти годы, тянул прямо в Ад. Я слишком много знал, и как не прятался от ковида, ничего не помогло.

И ведь берёгся, никого из чужих к себе не подпускал, пропивал всяческие лекарства и витамины, но всё равно не помогло. Я вздохнул и в который раз посмотрел на себя в зеркало, из него глянуло чужое, а теперь моё лицо. Так, а сколько времени прошло?

Рука невольно потянулась в карман брюк, в котором лежали дешёвенькие часы-луковица. Щёлкнула металлическая крышка, обнажая пожелтевший от времени циферблат старых часов. Часы показывали без четверти девять. Однако времени минут двадцать прошло, а то и больше. Придётся опаздывать, хоть это и не по-немецки.

Хотя чего переживать, ведь точного времени прибытия ему никто не сказал, значит, и проблема не стоит и выеденного яйца. Мысли о яйце тут же пробудили аппетит. Встав с утра, я засобирался не успев позавтракать. Да и где тут завтракать, опять что ли в ресторан спускаться? Но, там дорого, а купить чего пожевать на утро, я не додумался, как-то вылетело из головы. Вот она гримаса жизни, тело молодое, а мозги старые и старческая забывчивость осталась, хотя, казалось бы, так не должно случиться, но случилось.

Я снова тяжело вздохнул, придётся идти на голодный желудок и голодать вплоть до обеда, а может там покормят? Вряд ли, всё только начиналось и денег у НСДАП на всех не хватало. Лучшее — вождям, а всем остальным, как придётся. Да уж и хватит, наверное, мысли свои мусолить да перетирать их в голове, пора бы уже и выдвигаться в нужную сторону.

Однозначно! — я вновь хмыкнул, вспомнив свои каламбуры, что так навязли у всех в головах, ассоциируясь с моим именем, но ничего, я ещё всем покажу кузькину мать, тряхну сединой да перхотью. В общем, мало никому не покажется, а то раскис тут понимаешь, словно Ельцин у колеса самолёта в США. Да, угораздило же с ним общаться в своё время по делу и без дела, но Борис уважал его и помогал, место шута даже предостовил у «царского» то трона. Царь Борис же! Гм. Да и ладно, не встретился с ним на том свете, а на этом, и вовсе без вариантов.

Я ещё раз глянул на самого себя в зеркало и одёрнул так ладно сидевшую на мне коричневую форму. Вот же угораздило, и всё этот Немтсов, всё ждал кого-то в преддверии Ада с Раем, пока не дождался его и вот на тебе, пожалуйста. Не иначе — это обыкновенная подстава от чудика нижегородского, и сам дурак, и других такими же считал. Ан нет, я не такой.

Гм, да уж хватит ненужных воспоминаний, они только мешают, нужно сосредоточиться на себе, теперь он не Владимир, а Август. Хотя имя дурацкое какое-то, тут он слышал всякие древнегерманские имена, что даже для немцев звучат архаично и непривычно, всякие Абеларды да Олберики, мода на них пошла нынче.

Так, короче, Август он, Оттович, как Штирлиц прям, да ещё и фон барон, а Штирлиц им не был, кстати. Меркель тоже дурацкая фамилия, как и его дружок Шольц. И вот интересно, не предок ли он нынешнего канцлера, тот тоже, помнится нацистом был? Ладно, не узнаешь о том, будем творить историю, как есть.

Последнюю мысль он уже додумывал буквально на ходу. Захлопнув дверь, спустился вниз и отдал ключ от номера портье. Лохматый и нечёсаный старик, вяло глянул на ключ, но вскочив со своего места, всё же схватил его и повесил на гвоздик вбитый в большую доску, что хранила на себе все ключи от комнат.

От старика остро пахнуло дешёвым мылом, а из холла какой-то плесенью. Странно, постояльцы здесь есть, а уборка плохая. Что, трудно бороться с плесенью, деньги же платят? Впрочем, какое его дело, пора уже идти. Решив для себя столь нелепый вопрос, я вышел из гостиницы сразу очутившись под яркими лучами солнца.

Вчерашнего, нудно моросящего дождя словно и не бывало. Мостовая практически высохла, только кое-где ярко блестели незначительные лужицы, да лежал принесённый водой и ветром мусор, но мало. Посветив, солнце тут же спряталось за небольшой тучкой, а затем, вновь вынырнуло из-за неё и так несколько раз, но я уже не обращал на это внимание.

Дорога шла к остановке трамвая, к которой шли многие люди, а не только я один. По улице проезжали автомобили и толпы велосипедистов, кому посчастливилось иметь этот личный транспорт. В городе весьма удобная штука для поездок на работу, но не для меня. У меня колени больные и голова пробитая. Гм, голова точно пробитая, а вот колени то уже другие, молодые почти, так что вру я, наговариваю на себя.

А вот и остановка, плотно набитая людьми, одетыми в самую разнообразную одежду. Вскоре подошёл трамвай, и затиснувшись в него, я поехал в штаб-квартиру НСДАП. Выскочив на нужной остановке, пошёл пешком. Вот и здание штаб-квартиры. На этот раз на входе дежурил не один, а целых два эсэсовца.

— Кто вы и к кому? — остановили меня двумя вопросами, а серые, словно поддёрнутые снегом глаза, буквально впились в лицо.

— Обертруппфюрер Август фон Меркель, отправлен на обучение в школу ораторского искусства, обязан явиться сюда для дальнейшей отправки по месту назначения.

— Документы и предписание.

— Возьмите.

Пару минут ожидания, пока документы бегло не просмотрели.

— Проходите, вам на второй этаж в крайний кабинет направо, там он один, вы увидите.

— Хорошо.

Забрав документы, прошёл в холл. Неожиданно, но в нём оказалось много людей, все сплошь одетые в коричневую форму, лишь только несколько щеголяли в чёрной форме эсэсовцев, но не в привычном для русских и закреплённом фильмами антураже, а намного проще. Небольшое вкрапление одетых в гражданку людей, только подчёркивали это обстоятельство. Хотя чему удивляться, это всё же штаб-квартира и сосредоточие национал-социалистической партии Германии.

Указанный кабинет довольно быстро нашёлся, но в него стояла небольшая очередь, что прошла за десять минут. Стукнув для приличия в дверь, я вошёл в кабинет.

Внутри оказалось просторно и довольно неплохо. Аккуратные, почти новые столы, тяжёлые, плотные шторы на высоких окнах и деловые, одетые в форму штурмовиков мужчины.