В гостях у Рема или разведчик из будущего (СИ) - Птица Алексей - Страница 44

— Вот именно, вот именно, господин штурмовик. Мы должны отомстить лягушатникам, и чем сильнее отомстим, тем это будет лучше для нас. Они должны бояться и трепетать только при одном упоминании Германии. Вот так, и никак иначе!

— Согласен.

— Конечно, вы со мною согласны! Ведь мы оба так думаем! Вас поддерживают многие жители Берлина именно за вашу принципиальную позицию. Мы, люди умственного и творческого труда, не хотим превратиться в нечто отсталое и от всех зависимое. Мы гордимся Германией и хотим гордиться ею и дальше. А вам разбили голову?

— Да, — глянув на появившейся из-под волос свежий шрам, сказал Шириновский, — не повезло.

— Боевые шрамы украшают мужчину, я сейчас сделаю так, чтобы шрам видно не было. Момент!

— Гм, а у вас хорошо получилось.

— Не хотите ли сделать усы, как у Адольфа Гитлера?

Шириновский, рассматривая себя в зеркало, чуть не поперхнулся. Мало того, что подобного рода усы не шли к его лицу, так ещё и само упоминание Гитлера вызывало у него чувство отторжения и даже гадливости.

— Нет, я не ношу усы, так что можете мне их полностью сбрить.

— Сей момент!

Вдруг неожиданная мысль пришла в голову Шириновскому. Какого хрена он вообще ищет всякие рецепты газировок, когда можно банально придумать безопасную бритву! Эврика! Но тут его взгляд упал на парикмахерский столик, в самом углу которого он увидел некую коробочку, и в ней лежало что-то отдалённо похожее на безопасную бритву.

— А это что? — ткнул он пальцем, показывая на коробочку.

— Где? А, это! Это новомодная американская безопасная бритва от фирмы «Schick» (по фамилии изобретателя Джейкоба Шика). «Инжектор» называется. Я иногда её рекламирую, чтобы мои клиенты почувствовали разницу между моим умением брить и тем, что позволяет делать эта бритва, но и приработок небольшой от неё мне есть, конечно. Желаете купить?

— Надо посмотреть. А сколько сие чудо стоит?

— О, для вас, как для моего нового и, надеюсь, постоянного клиента, всего две марки, но сразу предупреждаю вас, она дорогая и поможет вам всего лишь на месяц, может быть, даже на целых два, но никак не больше. Тогда как старая, добрая Золинген прослужит вам десятилетия, а уж лучший парикмахер в этой части Берлина Йоганн, это я, и вовсе готов быть на страже чистоты вашего лица лет пятьдесят!

— Ну, это уже лишнее, но я, пожалуй, всё же у вас её куплю. Я не всегда могу прийти к вам, уважаемый Йоганн, побриться, да и в дороге она незаменима. Меньше используемой воды, мыльной пены и мучительных соскрёбываний.

— Полностью с вами согласен, тогда с вас три марки и двадцать пфеннигов.

Шириновский крякнул с досады, но парикмахер постриг его очень хорошо, да и бритва нужна, поэтому он всё же расстался со своими деньгами.

— Благодарю! За дополнительную покупку я ещё раз освежу ваше лицо настоящим французским одеколоном. Я беру его у лавочника Вюрста, что живёт на Петерштрассе, 12. Мне кажется, он изрядно его разбавляет, тем не менее запах остаётся, что нам и требуется.

Схватив пульверизатор, он в два нажатия опрыснул лицо Шириновского, заставив того зажмуриться, и, быстро смахнув полотенцем остатки волос с мундира штурмовика, пригласил на выход:

— Всегда рад вас ждать. Я работаю почти каждый день без выходных с десяти до шестнадцати часов, с небольшими перерывами на отдых и праздники. Всегда рад вас видеть.

— Спасибо, — проведя рукой по коротко остриженным волосам, ответил Шириновский и вышел удовлетворённый своей новой внешностью.

Улица встретила его обычным шумом, и, оглядевшись по сторонам, он неспешно пошёл домой. После бритья и стрижки чувствовалось какое-то… можно сказать, что он чувствовал себя заново родившимся. Голова вновь стала лёгкой, а на душе хорошо. С таким настроением стоит браться за новое дело, и ему явно повезет в том. В ближайшее время он планировал найти тайник на старом кладбище и заложить в него послание. Идя не спеша в свою комнатёнку, он как раз и раздумывал об этом.

Само послание он неоднократно обкатывал в голове. Пока лезла одна чепуха. Да и не умел он их составлять. Шифр, совсем незамысловатый, он помнил, вот только что писать?

Придуманный короткий текст Шириновский уже раз пятьдесят забраковывал. Основная мысль была просить денег и уведомить, что без них карьеры не построить, ибо нужно и взятки давать, и вести соответствующую жизнь. Но дадут ли?

Пока он раздумывал, подключился Маричев:

— Проси сотню марок и пиши, что уже стал обершарфюрером и следующее звание не за горами, ну и что будут переводить на штабную работу, а там всего можно больше узнать.

— Нет, я напишу, что мне нужна тысяча марок для дачи взятки, чтобы попасть в канцелярию берлинского штандарта простым писарем. Ну и дальше деньги понадобятся, чтобы продвигаться.

— Не дадут тебе тысячу марок! Ты что, офонарел⁈

— Не дадут и не дадут. Попросишь сто, сто и дадут, а то и вовсе только пятьдесят. А если попросить тысячу, есть надежда, что дадут пятьсот. А пятьсот марок — это хорошие деньги. Первоначальный капитал.

— Капитал для чего?

— Для марксизма, блин. Для чего ещё?

— Шутить изволите?

— Изволю. Я же сказал, что капитал есть необходимая для начала нового дела сумма. Сначала нужно деньги найти, потом их удачно вложить и после стричь дивиденды. Одна идея у меня уже есть, но нужны деньги и другая страна для её реализации.

— Сбежать хочешь?

— Нет, заработать. Я же сказал, что нужны деньги, причём большие деньги. А где лучше заработать большие деньги? Конечно же, в другой стране, и я даже знаю в какой, но к этому предстоит нелёгкий путь, с промежуточными этапами. Не буду же я грабить народ в Германии, мне в ней ещё жить и карьеру делать, а грабить надо чужих.

— Не понимаю я. Кого грабить? Ты же сказал, что зарабатывать будешь?

— И не надо понимать, потом объясню. Короче, пишем записку, что нам нужно тысячу марок для продвижения по шпионской службе и что у нас сейчас всё хорошо, но раньше было плохо из-за всяких неудач. Буквально жизнь висела на волоске.

— Не надо патетики. Послание должно быть коротким, как выстрел, и ёмким, как шифрованная радиопередача.

— Ясно. Тогда так: «Лежал в больнице. Получил повышение. Нужна тысяча марок для работы в штабе. Юстас».

— При чём тут Юстас?

— Это шутка. А как меня зовут у резидента? Под каким прозвищем или именем я у него зарегистрирован?

— Не знаю, скорее всего, просто по имени.

— Август?

— Нет, не Август. Густав. Так было удобнее и мне, и им.

— Ага, ну тем лучше. «Лежал в больнице. Получил повышение. Нужна тысяча марок для организации карьеры. Густав».

— Лаконично.

— Да. Как ты и просил.

— Ладно, тогда давай зашифровывать.

Для этой цели у них имелся томик Гёте. Процесс много времени не занял, и вот уже накарябанная печатными буквами записка легла на стол. Теперь требовалось посетить кладбище, чтобы без помех спрятать её. Вот только время выбрать нужно правильное, чтобы не привлекать к себе внимания.

Лучше всего ночью, хуже всего днём. Но шастать ночью по кладбищам не хотелось, поневоле можно было привлечь внимание случайным образом, а вот утром почему бы и не заскочить, почтить, так сказать, память чужих умерших предков. И народу почти нет, и время раннее, да и светло уже. Придётся, правда, ехать туда перед службой и вставать пораньше. Ну да ничего такого страшного, гм.

Встав рано утром, Шириновский быстро оделся и вышел из дома ни свет ни заря, торопясь добраться вовремя до кладбища. Время близилось к семи, когда он подъехал к одному из мест последнего прибежища мёртвых. Огороженное высокой железной оградой старое кладбище выглядывало из-за редких деревьев замшелыми могильными плитами и каменными крестами с годами жизни тех, кто уже давно оказался на том свете.

Здесь тихо шелестела листва на редких деревьях нагоняя умиротворение и мысли о скоротечности жизни. Птицы, прячась в кронах что-то напевали и не обращали внимания ни на живых, ни на тем более мёртвых.