В гостях у Рема или разведчик из будущего (СИ) - Птица Алексей - Страница 32

— А как же тогда фашисты?

— Дались они тебе, эти итальяшки! Всё, что они могут, это собрать свою страну под знаменем диктатуры ради создания великой италийской империи. Итальянский фашизм — это «прийти и навести порядок». Это диктатура, запомни, диктатура, ик, но не левая, как у коммунистов, а правая, со всеми вытекающими, ради создания империи. У них нет порядка, а у нас есть, у них никогда не было ни империи, ни идеи, а у нас есть и то, ик, и другое. Я требую ещё пива, моя кружка пуста!

Шириновский вздрогнул от перемены темы и резкого возгласа Шольца и машинально полез в карман. В кармане лежала лишь мелочь, а заныканные в другом кармане десять марок было жалко пускать на пиво, хотя обстановка того требовала, да и языки у его коллег по штурму развязались уже изрядно.

Сграбастав пфенниги, он выложил их на стол. Всего их оказалось восемьдесят восемь. Шольц понял и тоже полез в карман, выудив оттуда полторы марки, у Губерта оказалось почти две марки, и банкет продолжился. Губерт, отхлебнув из очередной кружки пива, тоже решил пуститься в политику:

— Большевики забрали у русских всё и раздали всем другим народам, в этом весь смысл Интернационала. Да и хрен с ними, дураки они, и мы вновь пойдём к ним в гости, помяни моё слово. Слабаки, что отдали свою страну евреям, должны страдать. Мы заберём у них землю и поделим между собой.

— Ну, это вряд ли, — разозлился Шириновский.

— Посмотрим, всё у нас впереди. За нами будущее Германии, за нами, а не за коммунистами. Что касается итальяшек, то они хотят усиления государства, пфф, — сдул он попутно пену с кружки, — и видят его в единстве во всех областях — идеологической, экономической, политической, нравственной… Объединить три ветви власти, сделать однопартийную систему, разогнать к чертям оппозицию, которая только мешает работать и вносит разброд и шатание, контролировать жизнь граждан на всех уровнях…

— Всё, я в туалет, — внезапно заявил Шольц.

— Пошли все вместе.

— Пошли.

Втроем, немного теряя координацию, они пошли в сторону туалета. Губерт намеревался повторить прежний трюк, но коммунистов прибавилось, а штурмовиков, как назло, оказалось намного меньше, и сидели они в разных местах.

Патрулей тоже не видать, поэтому, несмотря на упорные попытки Губерта свернуть в сторону пьющих пиво коммунистов, Шириновский, постоянно напоминая о своей разбитой голове, повёл их кружным путём, вызвав бурю эмоций у противников. Вслед их небольшой компании полетели смешки и возгласы, а также крайне неприличные жесты.

Нечеловеческими усилиями Шириновскому удалось убедить их компашку сначала отлить, а уж потом биться с врагами. С пустым мочевым пузырём это будет куда как сподручнее. Сделав свои дела, они буквально выкатились из туалета и быстрым шагом прошли мимо коммунистов.

Те, даже не пытаясь препятствовать проходу, стали осыпать их насмешками на потеху отдыхающей публике. Оркестр, что до этого наяривал какую-то мелодию, тут же решил сделать перерыв, и в наступившей тишине стали ясно различимы насмешки коммунистов. Народ наелся хлеба и теперь жаждал зрелищ.

— Что, штурмосраки, обоссались идти мимо нас⁈

— Кинжал-то свой уже потерял или продал за кружку пива?

— Цвет коричневый не только у формы, но и у говна! Говно, вы куда⁈ Боитесь?

— Сейчас придём, а вы всегда смелые, когда вас много? И серость эта у вас в крови, или большевики своей одарили? — ответил Губерт, вынул кинжал и ощерился, словно волк.

Шольц недолго думая бросился к сцене и схватил табурет с явным намереньем обрушить его на голову одному из коммунистов. Шириновский заметался, он никогда не дрался, предпочитая всё решать словами, но сейчас такой возможности он не видел. Оставалось только по давно выработанной привычке чем-то обливать или швыряться.

Шестеро коммунистов подскочили со своих мест, в это время Шириновский увидел, что за оградой стоит полицейский патруль. Недолго думая, он ухватил с соседнего столика полупустую кружку, даже не разбираясь, кому она принадлежит, мужчине или его весьма дородной даме, и с размаху выплеснул её содержимое прямо в лицо ближайшему врагу и тут же стал орать как потерпевший:

— Подонки! Подонки! Они хотят на нас напасть! Сволочи! Полиция! Полиция! Срочно сюда! Коммунисты подонки!

Долго орать ему не дали и, схватив за грудки, повалили на землю, но полиция, услышав зов о помощи, не стала медлить. Полицейские быстрым шагом направились в их сторону и буквально в последний момент перехватили в зародыше схватку. Кинжал Губерта был ими изъят, табурет отправлен на место, а остальным сделано внушение.

Помятый, но не избитый Шириновский вместе с товарищами пошёл к своему столу. Время подползало к отметке шесть вечера, зажглись небольшие фонарики над каждым из столов, освещая незамысловатый отдых разных людей. Вернувшись к своему столу, молча уселись, зло поглядывая друг на друга. Купив ещё по две кружки пива, решили, что на этом всё, и начали цедить их, уже налившись пивом под самую завязку.

— Зачем ты, Август, стал орать?

Шириновский уже успокоился и даже в чём-то был доволен, поэтому данный вопрос воспринял абсолютно спокойно, заранее зная на него ответ.

— Затем, что я не готов драться с уже и так пробитой башкой против шестерых.

— Дрались бы мы.

— Что значит вы? Я бы вас не бросил, но их больше, и у тебя нож, они легко побьют всех нас, а то бы и убили, потому что ты тоже кого-нибудь из них пырнул обязательно. Я не хочу сдохнуть в пивном саду просто потому, что вы собирались стать самоубийцами.

— Мы бы их сделали!

— Нет, не надо быть глупцами, я не видел нигде больше штурмовиков, и это коммунисты сделали бы нас.

— Они трусы.

Шириновский многозначительно промолчал и отхлебнул пива.

— Их уже не шестеро, вон пришли ещё четверо, а вон за теми столиками сидят ещё человек десять, и они явно симпатизируют коммунистам, у нас бы не было никаких шансов, если бы не вмешалась полиция.

Шольц с Губертом глянули в нужную сторону и согласились, хоть и молча, что так оно бы и произошло. Неожиданно Губерт вновь вспомнил об итальянских фашистах:

— А вот, когда мы победим, то сделаем, как в Италии. У них и безработица сильно сократилась, и они уже перешли на сорокачасовую рабочую неделю с выходным днём в субботу. Муссолини молодец! И управляет экономикой с помощью государства и системы корпораций, страна развивается. У них даже рождаемость повысилась. С мафией, опять же, разобрались почти. А у нас только разговоры одни. Надо брать власть!

— Брать надо, — кивнул Шольц.

— Надо, — вынужден был согласиться и Шириновский.

Остаток вечера они провели в молчании и пустопорожних разговорах, пока не стало ясно, что пиво всё уже выпито и пора бы расходиться, но в этот момент в пивной сад заявилась другая компания штурмовиков.

Неизвестно, целенаправленно ли они шли сюда или так получилось случайно, но с их появлением постоянные посетители стали быстро расплачиваться и поспешно покидать площадку. Коммунистов тоже оказалось намного больше, чем было с самого начала, и они не уходили, концентрируясь возле летней сцены.

Начались провокационные выкрики с обеих сторон. Шириновский уже расплатился за всё, в том числе и за разбитую Губертом кружку, и желал сейчас только одного — поскорее оказаться как можно дальше отсюда, как можно дальше… А страсти уже кипели от взаимных оскорблений. Наконец, противоборствующие стороны перешли к активным действиям. Началась драка.

— Вперёд, на помощь братьям! — внезапно крикнул Губерт и, подхватив табурет, бросился в бой. Шольц повторил его манёвр с табуретом и побежал следом. Шириновский заметался. Вскочив, он сначала собрался перелезть через забор и исчезнуть в наступивших сумерках, но его остановил голос Маричева:

— Куда⁈ Бежать нельзя! Не поймут! Убежишь, потом свои «тёмную» устроят. Давай вслед за ними.

— У меня голова, голова!

— Что голова⁈ Хватай табурет и бегай с ним, только в самую гущу не лезь. Кричать ты умеешь, вот и ори, можешь метнуть его в кого-то, но бежать не смей, только хуже будет. Вперёд!