Гиперборейские тайны Руси - Демин Валерий Никитич - Страница 44

Вероятнее всего, Соловецкий монастырь построен на месте древних дохристианских святилищ. Такова была традиция: воздвигать святилища и храмы новой победившей религии на месте прежних (языческих) культовых сооружений (рис. 63). Кроме того, жрецы и священнослужители всех времен и народов, обладавшие экстрасенсорными чувствами или способностью устанавливать контакт с ноосферой, всегда избирали для сооружения святилищ геоактивные зоны или места с повышенной энергетикой недр (рис. 64). К таковым уникальным ландшафтным феноменам относятся и Соловецкие острова (а также остров Валаам на Ладожском озере).

Рис. 63. Древнерусское северное капище. Художник Николай Рерих

У Соловья-разбойника, помимо прозвища, было, как известно, еще и отчество – Рахманович. Оно приводит к еще одной любопытной аналогии. Рахманы – загадочные персонажи древнерусских сказаний. Они – обитатели Островов Блаженных на краю Океана – последнего прибежища титанов, хорошо известного из древнегреческой мифологии. Конечно, в специфических русских условиях сказания эти за многие тысячелетия претерпели существенные изменения. Древнерусская литература знает по меньшей мере два сюжета, связанных с рахманами. Первый – «Слово о рахманах и предивном их житии», где описывается жизнь долгожителей-рахманов, полная изобилия и радости. Их остров на краю Океана якобы посетил Александр Македонский во время похода в Индию. В данной связи принято считать, что рахманы – это индийские жрецы брахманы. Но имеется и второй источник, более распространенный среди древнерусских книжников, где никакая Индия не упоминается. Те же Острова Блаженных и царящая там райская жизнь подробно описаны в апокрифе, известном под названием «Хождение Зосимы к рахманам» (в обиходе – просто «Зосима»). Здесь рассказано, как к пустыннику Зосиме после 40-дневного поста явился ангел и указал путь к далекой Земле Блаженных, отделенной от грешного мира глубокой, как бездна, рекой, недосягаемой ни для птиц, ни для ветра, ни для солнца, ни для дьявола. По волшебному дереву, склонившемуся перед отшельником, Зосима переправился через реку и очутился в Стране Блаженных, в русском апокрифе она описывается в духе классического золотого века с поправками на христианские представления о праведности.

Рис. 64. Благодаря тысячелетнему опыту храмы практически всегда строились в геоактивных местах. Художник Вадим Чернобров

Обитатели той блаженной страны – рахманы – живут в своей неприступной земле без греха, верные завету праотца Рехома, не испытывая ни в чем никакой нужды. Безмятежно течет их праведная жизнь: нет у них числа лет, «но вси дние аки един день ес». В данном пассаже налицо несомненные полярные реминисценции – представления о долгом полярном дне, объединяющем много обычных дней. Далее Зосима повествует о том, как рахманы встречают день своей смерти. Описание это живо напоминает рассказы античных авторов о кончине гиперборейцев.

Архаические черты Соловья-разбойника проявляются в различных аспектах. Даже его семья – носительница древнейших промискуитивных[31] традиций, о которых из других русских фольклорных источников практически ничего не известно. Когда Илья-Муромец с поверженным и связанным по рукам и ногам Соловьем добирается до его логова, на богатыря набрасываются многочисленные разбойниковы сыновья и дочери. Останавливает их сам демонический отец, и когда Илья спрашивает его, почему Соловьевы дети все «во единый лик», тот, нисколько не смущаясь, раскрывает семейную кровосмесительную тайну:

Илья Муромец такой гнусности потерпеть не смог:

Неудивительно также, что в связи с вышеупомянутыми нравами Соловья-разбойника наделили еще одним прозвищем – Алатырец Некрещенный. Прозвище Алатырец опять-таки указывает на Гиперборею, ибо, как уже говорилось, по народным представлениям Алатырь-камень – всем камням отец (мать) – находился в Гиперборейской стороне – на Море-океане, на острове Буяне. Но можно отыскать и провести и более близкие к нашему времени исторические аналогии. К примеру, есть все основания предполагать, что в образе Соловья-разбойника запечатлелось воспоминание о гуннском нашествии. Гуннская орда, сметая все на своем пути и увлекая за собой многие этносы (в том числе и славянские племена), прокатилась через южнорусские степи и среднерусскую равнину в IV веке н. э. (предположительно гунны, двигаясь от пределов Китая, форсировали по зимнему льду Волгу около 370 года).

У гуннов существовал очень необычный способ нагонять страх на противника – стрелы-свистульки. Еще китайских хронистов поражало, что гуннские боевые стрелы снабжены особыми костяными шариками с отверстиями, издававшими при полете пронзительный свист. Когда же орда открывала непрерывную стрельбу и одновременно выпускались тысячи и тысячи стрел, поднимался такой ужасающий свист, что лошади врага цепенели, с неба замертво падали мертвые птахи, а ничего не подозревавший неприятель впадал в панику. Так что, вполне возможно, что и по сей день слышны отзвуки того грозного посвиста в былине об Илье Муромце:

Добрыня Никитич

Хотя второй по популярности былинный герой – Добрыня Микитинец (так нередко звучит его прозвище) – и прослыл главным образом эпическим змееборцем (рис. 65), в его «послужной список» входит немало и других подвигов во славу Отчизны, кои он совершает вместе с другими богатырями. Вообще тема богатырского братства заслуживает особого разговора. С одной стороны, былинные богатыри – типичные странствующие рыцари, постоянно и на много лет покидающие стольнокиевского князя и пропадающие невесть где. Добрыня Никитич – наглядный тому пример. Есть даже целый былинный цикл, который так и называется – «Добрыня в отъезде», где все прописано и все просчитано. Уезжает удалой богатырь не менее чем на шесть лет (!). Он и молодой жене наказывает:

Рис. 65. Бой Добрыни со Змеем. Художник Константин Васильев

Интересно: куда это можно на такой долгий срок отъезжать? Былины особой тайны из этого не делают, ибо начинаются со странного на первый взгляд «плача» сурового русского богатыря. Он корит родную мать – ни больше ни меньше – за то, что она его народила на свет белый! А раз уж так получилось, что на свет произвела, то нужно было и умертвить (ничего себе зачин-то) – утопить в морской пучине. Надо полагать, здесь – пусть бессознательно и схематично – все же содержится намек на направление будущих многолетних отлучек Добрыни: ко все тому же Океану-морю синему: