И отрет Бог всякую слезу - Гаврилов Николай Петрович - Страница 30

Привыкший к массовым казням лагерь терпеливо ждал, когда все закончиться и можно будет разойтись по баракам.

Восьмерых офицеров поставили на деревянные чурбаки, надели на шеи петли. Люди в последний раз смотрели на мир, который им предстояло покинуть. Среди них выделялся один молодой лейтенант. Лейтенант притягивал к себе взгляды многих пленных выражением своего лица. Оно было совершенно спокойным, он вроде даже улыбался, смотря на серое небо, словно сделал на земле все как надо, и ни о чем не жалел. Была жизнь — он жил, пришла смерть, — он был готов умереть, не вымаливая себе лишней минуты. И если можно было бы повернуть время назад, он бы, не секунды не колеблясь, снова попытался бежать, и опять бы умер.

Из общего строя за последними приготовлениями к казни наблюдал невзрачный мужичок со слезящимися, постоянно моргающими глазами. Механик из авторемонтной мастерской. Это он делал заточки неудавшимся беглецам. За свою работу он взял с офицеров по три пайки хлеба с каждого, затем потребовал сапоги, они дали, а когда рассчитались полностью, вечером тихонько сходил в комендатуру. За переданную информацию он еще получил несколько пачек немецких сигарет.

Механик тоже был сотворен по образу и подобию Божьему. Но Божественная составляющая — совесть, легко перестает тревожить, если не хочется ее слышать. «Я это делал и Бог молчал, и я подумал, что Бог такой же, как я….» Что ему восемь чужих жизней, когда у него есть своя собственная, у него своя правда, это не его война, дома у него остались жена и дети, которым тяжело без папки.

Через несколько минут по знаку господина коменданта, подпорки из-под ног казнимых были выбиты, механик отвернулся, и восемь доверившихся ему людей повисли на веревках как тряпичные куклы. Зрелище закончилось, прозвучала команда вернуться в бараки.

— Это он сдал побег. Ребята из гаражей сказали, — зло выдохнул Андрей Звягинцев, когда они вернулись в свой локальный участок. — Такая гадина…. Три дня с тех командиров хлеб брал, жрал, в глаза смотрел, и уже знал, что выдаст. Он не должен жить. Надо его ночью придушить по-тихому….

— Убьешь его, немцы расстреляют каждого десятого, — спокойно возразил Петр Михайлович. Они втроем с Сашей стояли чуть в стороне от остальных пленных, не спешащих возвращаться в барак.

В этот момент к ним подошел какой-то красноармеец, один из тех растерянных пареньков, которые не сумели найти себе в лагере товарищей, и теперь бродили от одной группы к другой, останавливаясь возле них, в надежде найти в их кругу свое место. Еще подходя, паренек начал улыбаться, но Андрей коротко сказал ему, — «вали отсюда», и паренек, по инерции сохраняя на лице ненужную улыбку, сразу пошел в другую сторону.

— И план у них был дурацкий, — продолжал Звягинцев, не желая расставаться с темой утренней казни. — На легковой машине среди бела дня через центральные ворота…. Ну, выскочили бы они из лагеря, а дальше что…? Через сто метров их бы посекли из пулеметов.

— План от безысходности, — пожал плечами Петр Михайлович. — Зато красивый. Дерзкий….

Не вступая в разговор, Саша отрешенно смотрел на заснеженные крыши соседних бараков. Какая-то мысль мелькнула у него в голове еще на плацу. Мелькнула, исчезла, и тут же вернулась, поражая свой неожиданностью. При всей своей смелости она казалась ему настолько очевидной, что Саша даже удивился, как он не подумал об этом раньше.

— На броне, — тихо произнес он, оборачиваясь к Андрею и Петру Михайловичу. — На броневике из пулеметов не достанут…. Можно и вышку снести и ворота высадить. Это реально.

— Лучше уж сразу на танке. Че мелочиться? — зло усмехнулся Андрей. Он был не в настроении шутить.

Но Саша и не шутил.

— Танка нет, — спокойно возразил он. — А вот броневик есть. Даже два. И ты это знаешь.

Дело в том, что месяц назад в лагерный гараж на буксире притащили два броневика БА-20. Раньше они были на вооружении Красной Армии. При коротких боях за Минск немцы подбили их, и как трофей предали соседнему полицейскому гарнизону. В лагерной мастерской они стояли на ремонте. Саша и Андрей как-то видели их. Зеленые, похожие на огромных черепах броневики стояли разобранными, повсюду валялись какие-то части двигателей, расклепанные листы брони, колеса и ведра с гайками. По слухам один броневик так и остался в таком состоянии, а вот второй почти отремонтировали. Перебрали и установили двигатель, заново заклепали броню, и даже поставили обратно в кормовую башню танковый пулемет. На данный момент на броневике отсутствовали только бронированный лобовой лист и дверки кабины.

Вот-вот броневик должны были погнать на ходовые испытания, а затем покрасить в синий цвет, как подобные машины, стоящие на вооружении войск СС.

— Можно захватить броневик, — сказал Саша, еще сам толком не понимая, что он говорит. — Все равно ведь терять нечего, — верно? Попадем в мастерскую, а там, на месте разберемся. Вдруг получится, а? Ты только представь….

— Забудь, — прервал его Андрей. — Нереально. Как мы попадем в мастерскую?

— Через Аллу, — мгновенно ответил Саша. — Попросим ее, чтобы решила этот вопрос напрямую с полицаями. Это будет недешево, сам знаешь, места в мастерской на вес золота, но она хочет помочь. И подозрений такая просьба не вызовет, даже если я под наблюдением. Никто не хочет гнить в общем лагере, все хотят на работу. Там и обогреться можно и подзаработать на личных заказах немцев. Это нормально….

Возникла долгая пауза. Андрей, не отрываясь, смотрел на Сашу. По мере осмысления сказанного на его щеках проступал слабый румянец. Все, с кем они впоследствии советовались, поначалу вели себя точно также; вначале насмешливо улыбались, но потом, спустя минуту, их глаза загорались. Идея казалась слишком нелепой, слишком необычной, чтобы говорить о ней всерьез, но она завораживала своей дерзостью, и раз впустив ее в сознание от нее было уже не избавиться.

— А ты можешь броневиком управлять? Я лично нет, — не сдавался Андрей.

— Найдем механика-водителя. Машина-то наша, наверняка есть кто-то, кто знает ее, как родную. Напишем Алле в записке пару лишних фамилий, и все. А полицаи, если захотят, все могут решить…. Согласись, что это лучше, чем под проволокой ползти? — чувствуя необыкновенное вдохновение, улыбнулся Саша. — Все вышки им снесем, мать их…. Хорошо бы людей предупредить! Мы дыру проделаем, и весь лагерь за нами побежит…!

— Сашка, ты гений, — спустя длинную паузу произнес Андрей.

— Позвольте мне вас предупредить, — мягко вмещался в их разговор Петр Михайлович. — Ваша идея Саша очень смелая. И, наверное, вполне осуществимая. Господь любит смелых. Но…., — вы только не обижайтесь, — вы еще совсем молодые люди. У вас нет опыта…. Вы еще не разбираетесь, кому можно доверять, а кому нет. Я думаю, вам стоит поговорить лишь с одним единственным человеком, который сумеет подобрать людей и организовать все так, чтобы вас в скором будущем не повесили на плацу, как этих офицеров. Своей смертью они подсказали вам ошибки, которые вас поджидают. Завтра я сведу вас с майором Зотовым. А пока давайте вернемся в барак. Только постарайтесь не разжигать себя. По вашему виду сразу можно понять, что вы что-то затеваете….

— А вы с нами Петр Михайлович, — спросил его Саша, когда они подходили к бывшей конюшне.

— Нет. Мне надо остаться здесь. Сам еще не знаю зачем, но останусь, — просто ответил верующий. Странный человек. Саша давно перестал ломать голову, чтобы пытаться его понять. Его внутренняя убежденность поражала. Казалось, закапай его живьем в землю, он и там будет верить. Все вокруг стремились выжить, а он желал только одного, сохранить в сердце когда-то найденного там Бога.

XX

Высокий, нескладный, в рваном солдатском обмундировании, с серьезными светло-карими глазами, Петр Михайлович никому не навязывал своей веры, но и не скрывал ее. А среди озлобленных на судьбу людей это было почти подвигом.

— Эй, богомолец, — кричали ему с соседних нар. — Ну и где твой Бог? Неужели он не видит, что здесь с нами творится? Или он мстит людям за Сына своего, людьми распятого?