Ответная угроза (СИ) - "Генрих" - Страница 34

— Комдиву Белову (10-ая авиадивизия): вывести из строя железные ветки Развадов — Билгорай и Развадов — Ложайск…

Улыбаюсь всем лицом, довольный, как кот, объевшийся сметаны. Известный мародёрский приём, изобретённый Павловым. Отсекаются ветки, ведущие на восток, и оставляются нетронутыми западные. На станциях скапливаются эшелоны со всяким добром, которые достаются захватчикам. Нам. То же самое делали с Люблином, и получили награду в целую дюжину эшелонов. Жаль, топлива мало, всего несколько цистерн. Догадаться не трудно, почему. Основной поток Рунштедту идёт с румынского Плоешти напрямую. Не зря Дмитрий Григорич зубы на него точит. Хм-м… ладно, потом.

— Комкору-27. Пересечь государственную границу и взять города: Томашев-Любельский, Юзефув, Замосцы. Выйти на соединение с 24-ой армией.

— Начальнику тыла. Оставить два трофейных эшелона, один с продовольствием, другой с боеприпасами в распоряжении гарнизона Люблина. Остальное отправить в Брест в ведение трофейной службы генерал-лейтенанта Мерецкова. Военнопленных отправить туда же.

Ещё подумал, может боеприпасов еще оставить, но махнул рукой. Того, что есть, надолго хватит, после ещё нахапаем.

Когда приказы отданы в работу, — их напечатают, оформят, дадут на подпись, поставят отметку о доведении до исполнителей, — можно и передохнуть.

— Миша, организуй чайку, — адъютант однако не торопится, как обычно, выполнять привычное дело.

— Тут такое дело, товарищ генерал, к-х-м, — адъютант принёс какие-то новости. — Получено сообщение по радиосвязи…

Городскую телефонную сеть по понятным причинам мы не используем.

— В городе обнаружено еврейское гетто, а недалеко от города концлагерь. Но евреев там мало, зато есть наши военнопленные. В количестве тысячи восьмисот человек. Худые, оборванные, многие больные.

— Охрану лагеря задержали?

— Почти всех. Кого-то пристрелили.

Думаю недолго. На войне вообще долго думать нельзя. Быстрое решение на троечку намного лучше идеального, но принятого с задержкой.

— Охрану лагеря на место заключённых, военнопленных немцев тоже туда. Наших отселить в отдельные бараки. Под контролем медиков организовать им лечебное питание, из трофеев выдать тёплую одежду. В помещениях для проживания поставить буржуйки для отопления. Как только прибудет банный поезд — всех туда на санобработку…

Начальник штаба Маслов Алексей Гаврилович пишет быстро, но отстаёт, поэтому делаю паузу.

— Константин Константинович, — поднимает голову от бумаг начштаба, — согласно предыдущего приказа военнопленные отправляются в Брест.

— Слишком много возни. Если есть, где разместить под охраной, то здесь и сделаем. Отменяй тот пункт приказа…

Не успел договорить, как Маслов совсем не по-генеральски быстро ускакивает в канцелярию. Возвращается довольный.

— Перехватил на шифровании…

Только после дел с концлагерем мы добираемся до чаепития. После этого ещё полдюжины приказов. Надо назначить гарнизон, выделить силы для обороны города и подтянуть 10-ую авиадивизию. Расписать задачи для 24-ой дивизии НКВД. Особо упомянуть ускоренную процедуру фильтрации бывших пленных. Мне бойцы нужны, а тут целый полк прохлаждается. Кстати, их можно в состав гарнизона включить. Тогда можно отвлечь на оборону города не полк, а батальон.

Мы пришли сюда на долгое время. Очень долгое. Как минимум, до конца войны.

Когда запарка кончается, с начштаба долго изучаем карту.

— Как хотите, Константин Константиныч, но такой фронт в виде кляксы меня настораживает.

Прекрасно его понимаю. Меня тоже. Очень непривычна павловская манера вести боевые действия.

— Сам удивляюсь, Алексей Гаврилович, почему это срабатывает? Понятно, что сил у немцев тут мало, фактически это тылы, но…

— Вот именно, — поднимает палец начштаба, — соберут в коренной Германии силы и врежут.

— Я говорил что-то такое Дмитрию Григоричу, — признаюсь неохотно.

— И что он сказал? — начштаба вперяет в меня горящий взгляд.

— Ничего страшного, сказал. Если что, отступайте, сказал. Главная задача при этом заставить немцев кровью умыться. Строго указал на обязательность городских боёв.

— Город в руины превратим, — раздумывает начштаба.

— Павлов сказал: наплевать. Это не наш город, — слегка морщусь. Это как сказать? Для кого-то не наш, а лично мне жалко. Мне Люблин кажется чем-то родным. Отец-то мой — коренной поляк.

Но возражать командующему не могу не только потому, что он мой начальник. Павлов из-за военной необходимости даже Минск под удар ставил. И по глазам его видел, надо будет, он город отдаст. Если вермахт заплатит сполна. Как тут ему покажешь, что жалеешь уютный и красивый европейский городок? Не поймёт. Да я сам себя не пойму.

— Отступать-то придётся навстречу отступающим из Украины немцам, — задумчиво бормочет начштаба, изучая карту. — Как бы не смяли. В полуокружении воевать придётся, отбиваться с двух сторон.

— Как только Львов возьмём, ситуация выровняется, — успокаиваю нервничающего начштаба. — Получится широкий «язык», который просто так не срежешь. И Павлов выбил для нас ещё одну армию. С Дальнего Востока уже едет к нам.

Слегка морщусь, начштаба тоже смотрит скептически. 1-ая Краснознамённая армия, доукомплектованная новобранцами, по словам того же Павлова фактически ополченческий сброд. Никакая это не армия, максимум на усиленный корпус тянет. Сильного в ней только громкое название — «Краснознамённая».

— Заменит наш 9-ый мехкорпус, — пользуюсь старым названием родного корпуса, сейчас он моторизованный, — до лета приведём её в порядок, а они освободят для нас мощный ударный кулак. Судя по тому, как 131-ая действовала под Белой Церковью, корпус и до Одессы может добить. Сейчас там ещё две стрелковые бригады формируется, так что будет не просто корпус, по силе они, как небольшая армия станут.

Размышляю дальше. И делюсь своими мыслями с Алексеем Гавриловичем.

— Опыт показывает, что вскрыть можно любую оборону, даже УРы. Если суметь сосредоточить пару сотен артиллерийских стволов на километр, никакие укрепления не помогут. А Дмитрий Григорич знаешь, что говорит?

Прежде чем ответить, принимаем от адъютанта ужин. Пока работали, да советовались, день незаметно заканчивается.

— А говорит он следующее, — опускаю ложку в густой борщ, — вражеская атака или наступление не считаются отбитыми, пока не уничтожены атакующие части. Принцип активной обороны.

Начинаю есть. При этом не поговоришь, но додумать никто не мешает, а после первого поделиться мыслями с товарищем.

— Отсюда удивительный вывод, что наш Устав, который мы поругиваем, получает неожиданную поддержку от боевой практики. Устав рассматривает оборону, как нежелательную, вынужденную тактику боевых действий. И делает главный упор на наступление. Разве это не поразительно? Я раньше думал, что игнорирование обороны Уставом грубая ошибка. Оказалось, нет. Презрительное отношение к обороне в Уставе поразительным образом перекликается со словами Дмитрия Григорича.

— Какими? — начштаба на короткое время перестаёт терзать котлету.

— Оборона это подготовительный этап к контрнаступлению. Форма разведки боем.

Алексей Гаврилович какое-то время не закрывает рта. Где-то в глубине глаз рождается и пробивается наверх озарение. Нечто важное доходит до него. То, что я давно понял. Постоянная оборонительная линия это пристрелянные цели. Сидит часть в обороне, ничего не делает и каждый день несёт потери. По сути, бессмысленные. Оборона имеет смысл только против обороны, примерно равных сил. Открывает артиллерия огонь с одной стороны, её тут же подавляет огонь с противоположной. Такое шаткое равновесие легко нарушить.

14 ноября, пятница, время 15:10.

Центр боевой подготовки близ Молодечно.

Борис.

— Четыре! Пять! — спрыгиваю с турника. Подтянуться больше в зимнем бушлате невозможно. Поэтому скидываю его и подхожу к трубе упора для отжиманий. Рядом ещё одна труда высотой на ладонь от земли, можно пресс качать. Что я и делаю после полусотни отжиманий.