Особняк - Голубев Игорь - Страница 30

- Ладно, ты че... - И Леха обвел взглядом окружающих.

- Живете с нами, - значит, наша, - сказал Краузе, и жильцы облегченно вздохнули. С Краузе не спорили, Краузе уважали.

Земфира вернулась на место.

Недовольной осталась одна Вера Дмитриевна, но и та предпочла промолчать под взглядом бывшего геолога.

- Продолжаю, - снова заговорил Губерман. - Но бывают и другие таблички. Вы их тоже встречали:

"В этом доме проживал N. Этот дом посещал М.". Такие дома тоже не подлежат сносу. И из них не выселяют, если, конечно, не собираются создавать там новый музей. Вывод: надо покопаться в прошлом строения No 2 - это раз. Второе - надо покопаться в прошлом каждого из вас... нас. Может быть, найдем зацепку. Нужна личность...

- Папанин! - выпалил Дым Дымыч.

- Что - Папанин? - не поняла Вера Дмитриевна.

- Личность. Мне вроде отец рассказывал. Вам ли не знать? Вы же учительница, - ответил Воронцов.

- Знаю я Папанина, - кинулась защищать свою профессиональную гордость Вера Дмитриевна. - Ну и что? Покорил Северный полюс... Подождите... Или в Америку слетал?.. Его всенародно любили...

- Нет, уважаемая Вера Дмитриевна, он Эверест покорил, - превратил все в фарс Воронцов.

- Пусть будет Эверест, - согласилась Вера Дмитриевна и опрометчиво решила, что выиграла Ватерлоо.

Все дружно заулыбались. Ребров пожалел бывшую училку:

- Это не суть важно. Ничего он не покорил и не мог покорить при той организации. На энтузиазме далеко не улетишь. Хотя Леваневский улетел в Америку. Папанина и папанинцев страна чествовала за мужество и силу духа человеческого. Но я о другом... Это для нынешних чиновников не фигура. И в этом Вера Дмитриевна безусловно права. Надо искать... Шаляпин, Достоевский, Чехов, Куприн - вот фигура для чиновника.

Жильцы задумались.

И тут вдруг из уголка подала голос молчавшая до сих пор Антонина Ватсон:

- Когда мой Ватсон еще только меня охмурял, то водил показывать, где живет и где, по его расчетам, буду с ним жить и я. Дом мне не понравился. Облезлый. И тогда он давай мне расписывать, какие люди тут бывали в разное время... - Антонина выдержала мхатовскую паузу. - Всех, кого вы перечислили, он и назвал. И даже больше. Был еще какой-то композитор. Фамилии не помню. Сергей, кажется...

- Рахманинов?

- Да. Точно.

- Враки, - усомнился Воронцов. - Папанин был. Мне отец рассказывал.

- Я тоже не поверила. А он говорит, здесь старуха одна жила, он ее с детства помнил, ее еще все за полоумную принимали. Она была из семьи, что занимала в этом доме два верхних этажа.

- Точно, - сказал Краузе. - Скрыпник. Умерла в конце шестидесятых. Здесь многие ее должны помнить. Я к ней, признаться, плохо относился. Считал, что именно она на меня в органы написала. Потом узнал - нет. Вера Дмитриевна, Галина Анатольевна, Воронцов, неужели не помните?

- В семидесятом она преставилась. Как раз в мой день рождения. Я помню, - сказал Ребров. - Помню, как сидела вон там, где беседка была. От нее всегда карамелью пахло.

- И попугай у нее говорящий был. Антисоветчик, - радостно подхватил Воронцов. - Участковый к ней ходил, уговаривал в окно клетку не выставлять или птицу умертвить. Она же про генсека такое орала!.. Птица, - уточнил Дым Дымыч. - Естественно, настучали. Пришли двое с Лубянки. А как реквизируешь? Бабка помрет - весь двор свидетели. Долго они со старухой толковали. Один грозный, другой ласковый. Ушли, а через час попугай сдох. Сам.

- Ага. Сам. Ласковый ее и пришил. Поиграл чуть-чуть. Пальчик в клетку просунул. Она его за пальчик - цап. А пальчик ядом намазан, - нарисовал картину Загубленный. И до того она была нелепо-достоверна, что все ошарашенно уставились на Леху, словно он подглядывал за убийством в замочную скважину. Чего вы?.. Мне лет столько же, сколько Василию.

После того памятного вечера с коньяком отставник и автослесарь подружились.

- Товарищи, давайте заканчивать. Предлагаю решение. Я займусь архивами по дому и по этой гражданке Скрыпник, а вы, все без исключения, поднимайте свои семейные... Альбомы, письма, дневники... Короче, все, что сохранилось. Адвокат встал.

- Минуточку, - остановил его Ребров. - Я вот что скажу: они ведь в покое нас не оставят. Архивы - это неделя, не меньше. Уже были попытки подкатиться кое к кому из нас. Вывод: надо держаться сплоченной группой. Чужих на порог не пускать. На взятки, посулы не реагировать. Я так понял, им прецедент нужен для суда. Если хоть одна душа съедет, все рассыплется как карточный домик.

- В точку, каперанг, - восхитился Леха. - Вот что значит военный моряк. Будешь у нас за начштаба. А Семен Семенович - наш Кутузов, главнокомандующий. Он лагерник, все про заточение знает. Сядем в осаду. Я замок английский на дверь поставлю и австрийскую сигнализацию по всему дому. Вот им всем! - И Леха соорудил дулю.

На том совет в Филях закончился. Расходились возбужденные и довольные. Почти счастливые. Как люди, сделавшие трудную, невыполнимую работу.

Строение No 2 готовилось к обороне. Во всех окнах горел свет, мелькали силуэты. Наблюдатель, нанятый Кулагиным и сидящий в машине, занервничал и по мобильнику сообщил хозяину, что в доме что-то произошло. Это "что-то" было объявлением осадного положения.

Глава 20

Леха вернулся к себе в коммуналку в самом боевом расположении духа. Еще бы, есть план, есть люди, есть даже начальник штаба. Но главное - он, Алексей Загубленный, нужен своему народу, а это уже кое-что да значит. Никогда, с того самого момента как демобилизовался, он не ощущал такой ответственности. Леха мало верил в архивную работу. Он просто ничего в ней не понимал. Машины, замки, сигнализация - это да, это его дело. А архивами пусть занимаются Губерман и Краузе. Они умные.

Леха сел на телефон. Выяснилось, что половину друзей-приятелей он растерял за давностью лет. Другие отвернулись от него из-за водки. И тогда Леха обратился к своим автосервисным. Эти не отвернутся, потому что тут взаимоотношения строились на принципе "ты - мне, я - тебе" и "за что купил, за то продал, плюс комиссионные". Разговоры с ними получались короткие. Нужен хороший английский дверной замок, но только без дураков. Нужен - будет, приходи завтра к трем. Чем расплачиваться станешь? Поставлю за тебя на колеса любой рыдван за ноль. Нужно шесть комплектов австрийской сигнализации. Найдем. Чем платишь? Полдома в деревне. Идет...

Черт с ней, с деревней. Все равно он там давно не живет. Дом без человека быстро превращается в груду гнилья, думал Леха, не зная, что Софочка все внимательно слушает, просунув худенькое личико в дверную щель. Слушает и запоминает.

Покончив с матчастью, Леха вдруг ощутил жжение в груди.

Он кинулся к Софочке и даже не заметил, что она подслушивала.

- Соф, а Соф?..

- Чего тебе?

- У тебя выпить ничего нет? Ты же всегда себе на компрессы оставляешь... - взмолился он. - Душа просит.

- Леш, ты что после совещания говорил?

- Ну говорил... В последний раз. Точно. Софочка, золотце. Моль квартирная вернулась с половиной бутылки "Столичной". Столько по полрюмки на компрессы не насобираешь. Значит, приворовывает. Бог с ней. Одинокая.

Леха ушел к себе. Накатил целый стакан с горкой, одним махом, даже ни на вот столько не почувствовав вкуса, пропустил через горло в желудок. Только Адамово яблоко два раза метнулось снизу вверх. Он лег на старинную вишневого дерева кровать, оставшуюся от матери, и уставился в потолок. В голове не было ни одной мысли.

В дверь позвонили. Кого там еще нанесло, привычно-недовольно подумал он, но тут же вспомнил о совещании и последних событиях. Вдруг я уже нужен?

Леху сдуло с кровати в лучших армейских традициях, и он оказался у входной двери раньше, чем Софочка, чья комната была ближе.

- Ты?.. - уставился он на Земфиру.

- Я.

- Послали?

-Кто?