Крест Марии (СИ) - Фонд А. - Страница 34

– Будешь жалеть! – рыкнул он.

– Я бы на что-то из вещей сменяла, – постаралась смягчить свои слова и перевести разговор в мирное русло я. Хватит, и так у меня кругом враги и недоброжелатели. Пусть хоть этот нейтрально относится.

– Нету у меня ничего лишнего! – сердито воскликнул он и добавил, – рубль бери!

На его лице боролись две эмоции – жадное нетерпение обладать носками и обида, что не получается обвести меня вокруг пальца.

Я посмотрела на него и сказала:

– Берите! – я сунула носки в щель.

– За рубль? – торопливо спросил старик.

– Нет, – покачала головой я, – так берите. Вам нужнее.

Очкарик замер, словно громом поражённый, его подслеповатые глазки растерянно заморгали за толстыми стёклами.

– Так? – растерянно переспросил он и руки его затряслись.

– Так, – твёрдо сказала я.

– Ну и дура! – старик суетливо выхватил носки из обменной щели и захихикал тоненьким голосом.

Лязгнул люк и скрыл его лицо.

Я вернулась обратно.

Зачем я так сделала? Любой бы сказал, что я глупая дура. Что в ситуации, когда любая ерунда – крайне необходимая вещь, отдать за просто так любовно связанные шерстяные носки – это на грани сумасшествия.

Но я не жалела. Вот совсем не жалела. Глупый больной старик, он провёл здесь чёрт знает сколько десятков лет, у него вполне может быть, что ничего и не осталось. И он так хотел эти носки. Вот пусть они у него будут. Пусть его ногам будет тепло.

А если он меня обманул. Ну что же. Это не страшно. Моя совесть чиста. А со своей пусть он сам там договаривается.

Я сходила дёрнула рычаг и принялась довязывать очередные носки.

Старика-очкарика я выбросила из головы.

Прошло уже пару дней. Я занималась составлением шифра. Это было капец как сложно. Для меня сложно. И занимало это кучу времени. Но как раз время – это было то, чего у меня очень много. Так что я была не в обиде.

А ещё я мастерила себе «парадное» одеяния. Для стыковок. Разложила кусок бархата, скроила переднюю часть планки. Остальное – довяжу из шерстяных ниток. Если взять спицы потоньше и посильнее затягивать петли, то полотно получится плотным, как будто оно магазинное.

Так я и намеревалась сделать. Нитки чёрного цвета у меня были, желание – тоже.

Вот свяжу и предстану перед всеми как такая себе дама-дама.

Я представила себя в черном бархатном одеянии, в чёрных перчатках, в жемчугах и в небольшой шляпке-таблетке с короткой вуалью, и он удовольствия аж засмеялась. Мы когда-то ходили с Бенджамином в кинотеатр, и я там актрису в таком образе видела.

Вот примерно так я коротала дни. Но были у меня и не очень приятные моменты. К примеру, у меня начал заканчиваться крем для рук. И даже тот, отложенный кусочек сала, что дала мне Вера Брониславовна, увы, подошел к концу. Что делать, я не знала. Как я не старалась беречь руки, использовала перчатки из ткани, и даже из остатков клеёнки скроила себе хозяйственные, но всё равно это помогало мало.

Более того, однажды, рассматривая своё лицо в зеркальце, я обнаружила сразу несколько морщин. Причём были они довольно глубокие. А когда я, ужаснувшись от этого обстоятельства, принялась рассматривать свои волосы и обнаружила там несколько седых прядей – моему ужасу не было предела.

Скажу честно – я рыдала.

Какие там носки?! Я даже есть не хотела, сил находилось только на то, чтобы подняться и сходить очередной раз дёрнуть очередной рычаг.

А нет, я ещё зимний сад поливала. Это да.

Но больше ничего делать не могла – просто рыдала.

Мне было так жаль себя! Я уже столько времени здесь, моя молодость давно прошла, но зрелость, когда женщина находится на пике своей женственности, это тоже проходит и впереди только одиночная камера, и старость.

И я рыдала. Долго. Протяжно. Взахлёб. По-бабски.

Неожиданная стыковка вывела меня из ступора. Слёзы я все выплакала, и последнее время просто тоненько подвывала, лёжа на топчане.

Ничего не хотелось вообще.

Но к стыковке таки я пошла. Просто а вдруг это Акимыч? Я же ему радикулитный пояс отдать должна. Я обещала. И он же ждёт.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Поэтому я подхватила товары на обмен, как могла, так одёрнула своё рубище, и поплелась к окну, надеясь, что имею не слишком осунувшийся и растрёпанный вид.

Как ни странно, это оказался тот мерзкий старикашка в очках, которому я отдала носки.

– Ааа... это вы? – равнодушно сказала я и хотела уже уходить (выслушивать очередную нотацию просто не было сил).

Но очкарик меня удивил.

– Мария! – воскликнул он и от избытка эмоций даже руки к груди прижал, – Простите меня пожалуйста! Я был не в себе! Спасибо вам за прекрасный подарок!

Я пожала плечами с равнодушным видом.

– Я понимаю, сколько вам пришлось потратить сил, чтобы их связать. И что это тот ресурс, который у вас идёт на обмен. И я хочу сказать, что был очень тронут вашим великодушием! Мария!

Я с удивлением посмотрела на него. Мне показалось или за толстыми стёклами действительно блеснули слёзы. Ну надо же!

– М-мария! – воскликнул он, слегка заикаясь от волнения, – п-позвольте мне тоже сделать вам подарок!

И он просунул в щель какой-то свёрток.

Я немного поколебалась – доставать или нет? От Щукаря ничем хорошим это не закончилось. Но сейчас я была в такой апатии, в таком раздрае, что мне было уже всё равно. И я вытащила свёрток.

– Ну разверните же! – умоляющим голосом попросил старик.

Я послушно развернула. На мои руки выпал ярко-малиновый шелк.

– Вам нравится? Ну нравится же, да? – забеспокоился старик, пытаясь заглянуть мне в лицо. – Ну скажите!

– Очень нравится! – улыбка восторга осветила моё лицо, и старик радостно засмеялся, и даже в ладоши захлопал:

– Я знал! Я знал, что это вам обязательно понравится!

– Это прекрасная ткань! – восхитилась я, – и мой любимый цвет!

– Да! – важно заявил старик, он весь аж светился от удовольствия. – Я выменял его у рыжего Карася аж на четыре бутылки вина и штаны от фрака!

– Ого! – уважительно сказала я, пребывая в обалдении.

– Да, Карась очень удивился! Но обмен был! Да. Всё по-честному! – старик аж раздувался от гордости.

И тут в меня словно озорной чёртик вселился, что ли. Ну, не удержалась я. Не удержалась!

– А это вам! – сказала я и сунула радикулитный пояс в щель для обмена, – тоже подарок!

– Это что… это – мне? – на старика было больно смотреть, столько неверия и детской непосредственной радости было у него в глазах, что я еле сдержалась, чтобы не пустить слезу от умиления.

– Конечно! – без всяких угрызений совести соврала я, – я, как только вас увидела, сразу поняла, что вам нужно это. И связала вам. Это…

– Это же пояс для радикулита! – радостно воскликнул старик и тихо добавил, – Спасибо тебе, дочка! Меня зовут дядя Лёня.

Так началась наша странная дружба с этим человеком.

А для Акимыча я связала ещё один радикулитный пояс. Овечьей шерсти как раз хватило. И носки. Как бонус.

Не знаю, но после той стыковки у меня внутри что-то как перевернулось. Я сейчас знала, что в следующую стыковку дядя Лёня обязательно постарается меня чем-то эдаким удивить. Поэтому раздумывала – связать ему шарф или замахнуться на жилетку? Так-то он был довольно тщедушный, так что я вполне могу связать, примеряя на себя. А ему стопроцентно подойдёт.

А ещё я хотела в следующую стыковку быть в платье из малинового шёлка. Удивить мне хотелось. Но выкройки у меня не было, поэтому я не торопилась. Боялась попортить деликатную ткань.

Я опять начала заниматься: отжимания, прыжки, подтягивания. Правда нож пока не бросала. Пока ещё морально не была готова.

И вязала, вязала.

Когда вяжешь, руки заняты, а мысли в голове так и роятся.

И я постоянно возвращалась к нашей последней и предпоследней стыковкам. С дядей Лёней. Вот как так? Как человек может измениться на сто восемьдесят градусов?