Недоброе утро Терентия (СИ) - Грей Денис - Страница 32

Еще как ехал сюда рассказал. Про Павловку. Про дела, какие там творятся. Про банду, да про Кирсана, что гадинам людей скармливали! Про Моршу, тоже рассказал. И что гриб, и там видали мы. Только не стал я про родителей жены, про тестя с тещей рассказывать. Не надо, подумал это. На вопрос ее про родителей, — сказал, что заходил, да не видел никого там. Видать уехали куда. Соврал конечно, только не должна она знать того, что я там увидал. И никто не должен этого знать! Жуткая смерть... Вот так. Серафима тоже промолчала. Она хоть и не видела сама ничего, да с моих слов еще там, в Морше — поняла все!

Дядька Вий все слушал. И про то, как гадины туда уже добрались, и про семью волчка слушал. И про Ниву ту оранжевую, слушал. И все слушали! Про то, как воевали с бандитами кирсановскими этими. И про то, как пострелял я их. Оно хоть и Серафима все рассказала, дык мою историю, с моей стороны, тожить интересно узнать им было!

Так и говорили. А как глянули — темно в окнах! Поздно уже. Ночь опустилася. Вот как мы засиделись! Серафима отдыхать пошла. Их со Степкой дядька Вий к себе пока определил. Места много у него. Не потеснят! Не то, что у нас. Хата в одну комнату. Да койка одна. Не на пол же ложиться... А может, это он Серафиму со Степаном увел к себе специально. Видит-же, что с жонкой не ладное у нас. Это скорее всего! Ну то правильно. Чего уж там... Пошли они. На мои вопросы: Чо, да как они тут? Как выжили, гадины не беспокоят-ли, или как оборону держат? Сказал: — завтра все! Приказал, чтобы отдыхал я спокойно. А как проснусь, чтобы к магазину шел. Там штаб у них «оборонный» организован. Тогда сам все и увижу! И мысли у него по поводу медузы этой есть. Знает кой чего, да догадывается! Только ему обдумать все тщательно надо. Не к ночи такое, а на свежую голову! И пошли они с Серафимой. Степка уже спал. Его дядька Вий на руках понес.

Волчок, как убедился, что со мной все хорошо и вроде отдыхать мы собираемся, так он в лес побег. Оно и понятно. Охотник он! Ему природой такое определено, чтобы везде все прознать, да разведать. Вот и побег все окрестности изучать. Я ему место в сарае определил. Одеяло чистое постелил туда. Чтобы отдыхал он там. Сухо там и не побеспокоит никто. А он в лес ходу! Удержишь его тут, гляди... Вона сколько мест неизведанных! Утром скорее всего заявится. Ну а мы с женой — спать. Устал я чего-то. Сил маловато еще. Ранение отдыха требует!

Жена легла. А я попил еще чаю с травками. Посидел на лавочке у печи. Погрел косточки свои. В окошко поглядел на Луну. Полная Луна, красивая! Белая-белая, и пятнышки на ней темные, вроде лица женского. Будто смотрит она с неба на нас. Молча, да без осуждения. На жизнь нашу, да дела. Хлопоты земные. Суету нашу... Будто все это — пустое, да бестолковое. Даже улыбается она с неба, на нас глядючи! Такие дела.

Лег я спать. На постелюшку свою, мягенькую. К жене своей, Любушке-Любимушке. Она хоть и черная на рот свой, дык — тоже живой человек! Поди не самая дурная баба. Мужики на тракторной бригаде сказывали, что бывают и похуже! Васяка жаловался. Его баба, так та — вообще чего учудила! Сбежала с другим мужиком. Год ее не видел. В городе они там с ним обитались, с хахалем ее. А к Новому Году, назад приперлась. Беременная! Говорит, что влюбилась, да не нужна ему. Вот дура... Не пустил ее Васяка конечно! Дык, она тогда к участковому. Хату мол, надо делить! Где же ей, да с дитем малым жить?! Хорошо, дядька Вий был уже. Разобрался он тщательно, все узнал, да проведал. И что беременная не от него. И что хата-та Васяке от бабки его досталася. Папанька и маманька его — померли, когда Васяка еще мальцом был. Болезь проклятая унесла. Вот и получила жонка его бывшая — отворот! Психанула тогда она, и назад в город смоталась. И с концами. И где, чо, да как, незнамо про нее! А Васяка женился и живет. На соседке женился. Вдова была. С детками взял. Мальчишка, да девочка. Славные такие! И своих она ему еще двойню родила. Пацанов-карапузов! Счастливый ходил Васяка-то! А про жонку свою бывшую, непутевую — забыл! Как и не было ее никогда. Такие дела.

Вот и думал я про свою жену. У других — вона как! Целая история выходит. Хоть книжку пиши! А тут, скандал, да ревности бабские. Пустое оно! И че-то даже неприятно самому стало. Извиниться хотел. За то, что так грубо с ней! Да смотрю, — спит она уже. К стене отвернулася и сопит. Ну и ладно. Завтра день будет!

Лег. Хорошо! Все-таки несколько ночей нормально не спал. Намостился так, чтобы бок не болел. Глаза закрыл. Лежу... А сон, че-то не идет. Все в голову лезет то, что приснилося перед тем, как очнулся. Распереживался я тогда, что мертвые все. А оно не правда все это оказалось! Бред мне тогда привиделся и все. Как и маманька, когда у Урала лежал, да на «тот свет» отходить собирался. Видение такое. Ну что поделаешь, головушка она сама тебе всякое показывает, особенно когда плохо совсем. Вон, Серафима говорила, что всякое может быть! Вот и было.

Успокоился вроде. Лежу. Тихо так, печка потрескивает угольками. Светятся, тепло дарят! На потолке сполохи красные отражаются. В люстре мелькают. Луна через окошко к нам заглядывает. Да жонка под боком сопит. Эх, жалко, что деток у нас нет... Сон сам ко мне пришел. И не заметил я, как в царство Морфея провалился.

Глава 10. Откровение.

Утро.

В деревне царит умиротворенная красота природы. Широкие поля расстилаются под лучами яркого солнца, словно золотые ковры, мерцающие на ветру. Деревья вековые стоят величественно, украшая окружающий ландшафт своей мягкой, бархатной зеленью. Пение птиц и шум листьев, наполняют воздух своей музыкой. Вдали виднеются горизонты, утопающие в синеве небес, создавая картину, которая заставляет забыть о суете и погрузиться в гармонию с окружающим миром. Синее небо над полями, словно огромное полотно, на котором расцветают яркие краски восходящего Солнца.

Проснулся я еще утром. Солнышко уже поднялось немного. Осветило все вокруг. Пробираются его лучики сквозь занавесочки. Открыл их. Распахнул по шире. Яркое солнышко, теплое! Защекотало нос. Чихать надумал. Да боялся, что больно будет! Чихнул раз. Ладошкой повязку прижал, дык — не больно! Не болит бок. Размотал повязку, гляжу — рана уже присохла, да затягиваться начала. Вот дела! Длинный розовый рубец. Несколько ниточек с него торчит. Беленькие, да узелочками схвачены. Видать Серафима шила меня. Потрогал чутка рубец. Чешется! Не стал чесать. Знаю, когда рану стоит только начать чесать, дык покоя потом не будет от нее! Так, погладил пальцами вокруг. Прошло, затихло маленько. Хорошо!

Встал на ноги. Нормально. Голова уже не кружится и в теле легко. Потянулся маленько. Размял руки. Присел с десяток раз. Зарядка такая, ага! Тихо дома, уютно. Странно даже! Редкость такое с утра. Обычно, когда утро — жена ворчит все, да мне голову компостирует. То — то ей надо, то — это... То в магазин иди, то крупу ищи, то соль надо, то денег не хватает, еще чего ей не так... Тьфу! Гляжу, — а жонки нету. Только сейчас заметил! Ушла куда... Мож за хлебом потопала? Сама-то печь не умеет. А меня трогать с утра побоялась видать. Ну да, вчерась-то повоспитывал ее маленько. Еще думал, что перегнул палочку-то, а сейчас вспомнил нашу жизнь, дык и не перегнул получается! Чаще надо было ей так... Ну, то — ладно! Опосля разберусь.

Зябко мне че-то... Печка перетухла! Подкинул дров. Соломки туда засунул. Поджег. Поставил кастрюльку с заваркой. Смотрю, как разгорается огонек. Маленький сперва, хиленький. Колышется, растет потихонечку. Трепещет от дыхания моего. Дунь — и погаснет, умрет! Не дышу пока. Дам ему жить. Пусть вырастит хоть немного! Люблю на огонь смотреть. С самого малочку, с детства люблю! Часами могу на него смотреть. Его пляшущие языки пылают и манят словно магнит, притягивают к себе все мои мысли. В его пламени притаилась волшебная сила, что-то таинственное! Он дышащий, полный энергии. Живой. Настоящий.

Волчок в двери скребет! Открыл — пустил. Сам у печки сел. И этот рядом! Моська довольная. Видать удачно ночка прошла! Водички ему свеженькой налил. Печка разгорелась, потрескивать дровишки начали. Хорошо! Ну, посидели, погрели чутка косточки свои. Волчок разомлел. Лег на пол, глаза прикрыл. Дремлет. Красивый зверь! Воплощение дикой природы, настоящий укротитель лесных просторов. Взгляд его глаз — источник тайны, неуловимый, загадочный! Бриллианты среди темноты. Они ярко сияют, будто живут собственной жизнью. В них скрыт весь арсенал его искусства — проницаемость и неподвластность хищника! Охотника леса.