Да здравствует король (ЛП) - Хара Кай - Страница 45

— Я знаю, что ты не спишь.

Она ничего не говорит. Не двигается и не признает моего присутствия.

— Беллами.

Я переворачиваю ее на спину, и она позволяет мне это сделать. Я ожидал, что она продолжит притворяться спящей, но ее глаза смотрят на меня широко и пронзительно. Я могу различить их даже в темноте.

— Что я тебе сказала?

— Мы не закончили.

— Закончили.

— Нет.

Она пытается перевернуться на спину, но я удерживаю ее на месте. Опустив голову, я лижу ее шею и болезненно посасываю ее. Я затягиваю кожу между зубами и резко кусаю ее. Она вскрикивает.

— Что ты делаешь?

— Я лижу тебя, потому что ты моя.

Она пытается оттолкнуть меня.

— Роуг, остановись.

— Нет.

Я кусаю ее за шею, за ключицы и за грудь, частично прикрытую майкой. Я чувствую, как ее тело поддается мне, подчиняется, как всегда, но ее мозг все еще сопротивляется.

Она снова толкает меня, на этот раз сильнее.

— Я серьезно, Роуг, я больше не буду с тобой заниматься этим.

Возмущение вцепилось мне в горло. Вот кто я. Это то, чем я занимаюсь. Борьба — это то, что мы делаем. Но я слышу в ее голосе, что она настроена серьезно. Откинувшись на спинку кровати, я сглотнул, не зная, что делать дальше.

Она совсем спятила, если думает, что я с ней покончил. Я впервые ее попробовал, и не собираюсь отпускать ее в ближайшее время.

Я спрыгиваю с кровати и огибаю ее со всех сторон. Она вскрикивает, когда я сбрасываю с нее покрывало и подхватываю ее на руки.

— Что ты… Роуг, что ты делаешь? — спрашивает она в бешенстве. Она пытается вырваться из моей хватки, но я крепко держу ее в своих объятиях и прижимаю к груди. Я топаю из гостевой комнаты по коридору, пока не дохожу до своей спальни.

Пинком распахиваю дверь, вхожу и бросаю ее на матрас.

Она вскарабкивается в сидячее положение и оглядывается вокруг. Она рассматривает зеленые стены, заваленные книжными полками, графические работы и игровую станцию в дальнем углу.

Она хмурит брови и смотрит на меня.

— Что это за место? Почему ты привел меня сюда?

— Моя комната.

Удивление пересекает ее лицо, когда она снова оглядывается вокруг, на этот раз воспринимая все через другую призму.

— Почему я здесь? — повторяет она.

— Здесь ты теперь спишь.

Она молча смотрит на меня. Я почти вижу, как в ее голове крутятся колесики, пока она обдумывает мою оливковую ветвь. Я никогда раньше не приводил девушку в свою комнату, не говоря уже о том, чтобы пригласить ее спать в моей постели. Она всегда была моим убежищем, единственным местом, которое, как я знаю, принадлежит мне. Я не собираюсь так просто открывать ее для нее, хотя в моей груди появляется удовлетворение при мысли о том, что она будет спать в моей настоящей постели. Это правильно.

Она все еще не двигается, и я затаил дыхание, ожидая, что она решит. Не то чтобы у нее был выбор. Если она попытается уйти, я привяжу ее к кровати. Голую.

Медленно она раздвигает ноги и откидывается на подушки, не отрывая глаз от кровати.

— Тогда закрой дверь и ложись спать.

Резкий выдох срывается с моих губ одновременно с довольной ухмылкой, закручивающейся в уголках губ.

Она приняла правильное решение.

Я закрываю дверь. Я уже собираюсь лечь на кровать рядом с ней, когда она останавливает меня.

— Расскажи мне что-нибудь о своей маме.

Я мгновенно напрягаюсь. Только не это.

— Почему? Что ты пытаешься сделать?

— Я пытаюсь поговорить. Ну, знаешь, поговорить? То, что люди делают, когда спят вместе и пытаются узнать друг друга получше? Просто расскажи мне что-нибудь, что угодно. Это может быть хорошо, плохо, смешно или грустно. Мне все равно, но я хочу, чтобы ты рассказал мне что-нибудь о ней.

— Или что?

Она устало вздохнула.

— Или ничего, Роуг. Я не собираюсь заставлять тебя угрозами делать каждый мизерный шаг вперед. Ты не обязан мне ничего говорить. — Она говорит, а затем делает паузу. Когда она снова заговорила, ее голос был тихим и искренним. — Но я хочу знать о ней. И о тебе.

— Почему?

— Может быть, потому что ты мне нравишься?

— Я же просил тебя не делать этого.

— Ты говорил мне не влюбляться в тебя, и я не буду. Но ты должен мне нравиться, чтобы проводить с тобой столько времени. Чтобы спать с тобой и заниматься с тобой сексом каждую ночь. Я вижу тебя чаще, чем свою лучшую подругу, очевидно, что у меня появятся к тебе какие-то чувства.

— Мне трудно в это поверить. — Я говорю с насмешкой, отворачиваясь от нее.

— Тебе трудно поверить, что ты мне нравишься?

Я так сильно напрягаю челюсть, что боюсь, что она сломается.

— Веришь ты в это или нет, но я верю. Даже несмотря на то, что иногда ты делаешь это чертовски трудным, когда обращаешься со мной как с дерьмом. Но я думаю, что в глубине души ты хороший человек.

— Ты заблуждаешься.

— Может быть. Но я знаю, что я тебе тоже нравлюсь. Иначе ты бы позволил мне уйти сегодня.

— Может быть, ты просто очень хорошо трахаешься.

— Я могу хорошо трахаться, как ты так галантно выразился, и быть человеком, с которым тебе приятно проводить время. — Она отвечает. — Кстати, ты опять это делаешь. Отталкиваешь меня, как только я пытаюсь завязать с тобой настоящий разговор.

Я хмыкаю в ответ. Она обхватывает меня за талию, кладет подбородок мне на грудь и смотрит на меня снизу.

— Просто скажи мне одну вещь.

— Только одну?

— Обещаю на мизинце. — Она отвечает, заговорщицки подмигивая.

— Она готовила для меня.

На ее лице расцветает улыбка, но она старается ее сдержать, явно боясь, что это меня отпугнет.

— Что она готовила?

— Кучу всякого дерьма. Она ливанка, выросла недалеко от Бейрута, поэтому готовила мне много домашних блюд. Таббуле, лабне, манакиш, потрясающий дымящийся баба-ганудж, о котором я иногда думаю.

На самом деле я часто об этом думаю. Готовить для других было ее языком любви, и я часто приходил домой из школы, когда в воздухе витали вкусные ароматы.

— Я не знала, что она ливанка. Это объясняет твои глаза. — Она говорит, проводя пальцем по моему лицу. — Я так завидую твоим ресницам. — Добавляет она с легким смешком.

— Она заставляла меня загадывать желание каждый раз, когда ресница падала мне на щеку. Желание исполнялось только в том случае, если я правильно угадывал, на какую щеку она упала.

— А желания сбывались? — спрашивает она.

Я вспоминаю, что за годы, прошедшие с тех пор, как она уехала, я не раз безуспешно загадывал на ресничке желание, чтобы она вернулась.

В конце концов я сдался, позволив надежде смениться горечью и обидой.

— Иногда. — Я отвечаю, мой тон холоден.

Она чувствует перемену во мне и понимает, что с меня хватит разговоров на эту тему.

— Спасибо, что рассказал мне.

Она прижимает свои губы к моим и дарит мне глубокий, но целомудренный поцелуй.

Этой ночью я трахал ее жестко и быстро, пока звук ее криков не отражался от стен.

— Я сейчас взорву твой мозг.

— Ты уже сделала это прошлой ночью.

— Я собираюсь взорвать твой мозг в кулинарном плане. — Уточняет Беллами, взбивая лопаткой яйца на сковороде.

Когда я проснулся, ее уже не было. Я испугался, что она опять убежала, и бросился вниз по лестнице, споткнувшись о нижнюю ступеньку, когда пытался надеть джинсы.

Но я нашел ее на кухне, она была одета в другую мою футболку и тихо напевала, готовя еду.

— Правда?

— Ага.

— С яйцами?

— Не просто с яйцами. Китайский омлет. Одна из старых работ моей мамы по уборке была связана с открытием китайской кухни. Она очень сблизилась с одним из шеф-поваров, который часто задерживался допоздна, чтобы проверить рецепты. Он показал ей, как это делается, а она научила меня.

Она накладывает омлет на тарелку и ставит ее на остров между нами, подталкивая ко мне.