Авторская сказкотерапия - Гнездилов А. В. - Страница 25

– Не бойтесь меня, мой возлюбленный, - сказала она. - Какой бы образ Вы не носили, я не откажусь от Вас. Прошу Вас, отведите меня к себе, чтобы я могла быть вечно с Вами. Не нужна мне корона, и пусть даже я лишусь этого чудесного острова, в моем сердце достаточно любви, чтобы быть с Вами и сделать Вас счастливым.

Слезы потекли из глаз Принца. В самый запущенный край острова отвел он Глею. Там стояло гигантское дерево секвойя, которое живет не одну тысячу лет.

– Я отдал свою жизнь этому дереву, чтобы дождаться Вас. В нем заключена моя душа и плоть, - сказал Принц.

– И Вы можете взять меня к себе и сделать тоже, чтобы мы были вместе? - спросила Глея.

– Ваша любовь способна творить такие же чудеса, - ответил он. Утром Глея велела кавалеру покинуть остров. Он рассмеялся ей в лицо.

– Поздно спохватились, Ваше Высочество! Мои воины на острове, и Ваши придворные на моей стороне. Мы отпразднуем нашу свадьбу сегодня же вечером, и когда я увенчаю себя короной Принца, то отправлю Вас в долгое изгнание, если, конечно же, Вы не покоритесь моей воле.

Вечером страшная буря налетела на остров. Грозно загудели деревья. Все сильнее и сильнее раскачивались их могучие стволы под напором ветра, а потом вдруг сошли с места и двинулись ко дворцу. Воины кавалера хотели поджечь их, но ветер тушил огонь. Сплетя ветви, страшным хороводом шагали вокруг дворца ряды деревьев, и рев бури вторил их движениям. В ужасе бежали воины прочь с острова. Вслед за ними устремились и придворные. Буря тотчас стихла, и небо очистилось. Никто больше не мог найти остров по своей воле. Лишь терпящие бедствие суда и люди после кораблекрушения попадали на этот берег и находили здесь приют и спасение. Дивились моряки красоте вечноцветущего сада и, вернувшись домой, рассказывали о двух волшебных деревьях, что стоят, переплетясь ветвями друг с другом, и хранят жизнь и покой одинокого острова.

ЦВЕТЫ

То ли в далекой, то ли в близкой стране, то ли давно, то ли совсем недавно жила-была принцесса Риола. Вряд ли ее можно было назвать капризной, однако никто не мог ей угодить. И дело заключалось вовсе не в ее чрезмерных желаниях - скорее, в ее искренности. Она терпеть не могла фальши, лести, угодливости, а придворный церемониал, словно нарочно, буквально лопался от избытка этих свойств. Слуги, придворные дамы, кавалеры и даже сам король с королевой, встречая принцессу, немедленно расцветали сладчайшими улыбка-

ми и тут же переходили к комплиментам и восхвалениям. И поскольку король время от времени пописывал стихи, то весь двор считал своим долгом следовать его примеру. Таким образом, иначе, как на языке поэзии, к принцессе не обращались. А поскольку для сочинения стихов и их разучивания требовалось время, то весь двор, все горничные, камеристки, фрейлины, часовые, молочники, пастухи иными словами, почти вся страна жила по особому времени, опережающему день принцессы на целый час. И вот стоило Риоле проснуться и открыть глаза, как со всех сторон на нее начинали сыпаться стихи.

«Какое прекрасное утро,

Но наша принцесса милее,

Глаза ее неба синее,

А кожа светлей перламутра », - неслось с одной стороны.

«Скажите, как спали, Риола?

Какими волшебными снами

Баюкало Вашу гондолу

В межзвездной, таинственной дали… » - эхом откликалось с другой.

Принцесса вначале сдерживалась от смеха, потом сердилась и, наконец, замыкалась в себе, холодно награждая своих не в меру ретивых слуг легким кивком головы. И целый день ей приходилось отмалчиваться и соблюдать учтивость, хотя глаза отражали постоянно сдерживаемые печаль и усталость.

Обиженные придворные пожаловались королю, что его дочь капризна и непредсказуема и угодить ей невозможно. Тогда владыка повелел Риоле самой выбрать себе слугу, который бы ее устраивал. К удивлению всех, принцесса взяла себе в слуги одного маленького пажа. Он вовсе не обладал ни красноречием, ни ловкостью, был рассеян, неуклюж, да и внешность его была самая заурядная. Сколько раз он просыпал время, когда следовало приветствовать принцессу по утрам, но Риола, казалось, не только не гневалась, но и оставалась им довольной.

– Он так прост и естественен и никогда не ломается и не играет чужих ролей, - говорила она.

В конце концов, пажу дозволили появляться у принцессы, когда она садилась на трон и собиралась заниматься какими-либо делами. Итак, каждое утро паж приходил к ручью, протекавшему за оградой дворца, мыл лицо, приводил в порядок свой бархатный камзол, чистил башмачки с золотыми пряжками и точил о камень свою маленькую шпагу. Закончив туалет и водрузив на голову голубой берет со страусиным пером, он шел служить принцессе. Вечером, возвращаясь домой, паж садился на берегу и высвистывал какие-то мелодии, да так ловко, что будил птиц, и они присоединялись к его свисту. В результате под окнами дворца затевался настоящий концерт. Совсем неподалеку от этого места начинался дикий, темный лес, пройти через который решался не каждый. Густые высокие ели не пропускали свет к земле, вместо травы там росли колючие кустарники и ядовитые грибы. Стаи ворон населяли лес, увеличивая его недобрую славу, так что неудивительно, что лес прозывали Черным. Но именно оттуда вытекал светлый, прозрачный и веселый ручей, который помогал пажу приводить себя в порядок.

И вот однажды утром паж, как обычно, явился к ручью. Солнце уже встало и слепило глаза. Вдруг паж увидел, как по течению плывет большая белая роза. Она, казалось, была слеплена из снежинок, но благоухала так нежно и сладко, что мальчик, забыв о своих башмачках с золотыми пряжками, ступил в ледяную воду и достал удивительный цветок. На дворцовой башне часы пробили восемь раз, паж уже должен был быть в тронной зале. Вместе с розой он бросился ко дворцу. Придворные разинули рты, встретив пажа с цветком в руке.

– Кажется, мальчик подает надежды, - раздался шепот приближенных. - Не правда ли, он становится галантным? Надо послушать, что он произнесет, когда подарит розу принцессе!

Но он ничего не сказал. Только преклонил колено и протянул цветок Риоле. А она тоже ничего не сказала, только улыбнулась ему.