Николай I Освободитель. Книга 6 (СИ) - Савинков Андрей Николаевич - Страница 43

Показательным — и к сожалению, для нас не слишком комплементарным — была структура импорта-экспорта. Россия отправляла в Китай в первую очередь меха — до трети всего экспорта. Потом шла кожа: сырая, выделанная и изделия из нее. Продукты питания: зерно, скот, мед, масло — и сырьевые ресурсы: медь, железо, сандаловое дерево — его на Гавайях выращивали и везли в Китай по морю, — женьшень. Совокупный же объем вывоза всех фабричных товаров и товаров глубокого передела практически никогда не превышал 10–15%.

В свою очередь из Китая шел в основном чай — до 8% вообще всего российского импорта, — шелковые и хлопчатобумажные ткани, фарфор, золото и серебро. То есть тут мы опять же выступали в роли поставщика более дешевых сырьевых товаров, закупая продукцию глубоко передела, что лично меня радовать не могло совершенно.

Впрочем, последние лет десять структура торговли начала меняться. В Китай стало больше уходить наших фабричных товаров. Там распробовали стеариновые свечи, бумажные товары, фабричные ткани, изделия из железа, оружие, тренд был обнадеживающий, но не более того.

Очевидно, что самым главным сдерживающим фактором развития этого внешнеэкономического направления были во все времена огромные расстояния, отделяющие густонаселенные китайские провинции от центральных губерний России. Торговый караван, нагруженный товарами, мог добираться от Калгана — города у Великой Китайской стены, где располагался таможенный пост и велась торговля доставляемыми сюда китайским товарами — до Москвы целый год! Сейчас, с вводом в строй железных дорог и внедрением пароходного движения в обском речном бассейне — уже меньше, но счет все равно шел на месяцы. Естественно это накладывало суровые ограничения на возможный перечень экспортируемых и импортируемых товаров. С такой логистикой имело смысл заниматься только высокомаржинальным товаром, который при этом еще и не был подвержен порче от времени. В общем, ассортимент был, мягко говоря, ограничен.

Так вот узнав о том, что император и правительство России рассматривает возможность постройки железнодорожной ветки, которая должна связать Томск и Красноярск, тут же засуетились, почувствовав возможную прибыль, работающие в восточном направлении купцы. Пятьсот километров — это на поезде сутки езды, ну или двое по местным реалиям. А вот для груженного товарами каравана, да еще и по не самым лучшим — и не самым безопасным, нужно признать — сибирским дорогам это вполне может занять и целый месяц. А случись непогода — и полтора, причем влегкую. Существенная разница, как ни посмотри.

Ну и сразу ко мне потянулись просители в основном как раз представляющие интересы тех самых чаеторговцев, которые были максимально заинтересованы в прокладке дороги на восток. Так именно делегация от московского купечества, возглавляемая Василием Алексеевичем Перловым и преподнесла мне тот подарок, с которого все началось.

— Позвольте, ваше императорское величество, преподнести вам небольшой презент. Маленькую частичку от восточных красот, которую нам удалось, несмотря на все трудности, доставить в столицу, — собравшиеся купцы не услышали от меня ничего нового. Государство готово было взять на себя половину цены строительства железной дороги от Томска до Красноярска, и вопрос был только в том, чтобы найти вторую половину средств. Общая стоимость ветки при средней цене в 70–80 тысяч за километр — с учетом отдаленности и малонаселённости тех мест, в Европейской части страны стоимость километра выходила вдвое-втрое дешевле — выведенной опытным путем, колебалась примерно на уровне 35–40 миллионов рублей. Огромные средства даже по меркам империи.

Я бросил короткий взгляд на начальника караула, который по должности обязан был присутствовать при моих встречах с большим количеством «случайных» людей. Их конечно всех проверили, но накладки бывают в любом деле, и лишняя подстраховка она никогда лишней не бывает.

Майор в форме роты дворцовых гренадеров едва уловимо кивнул, подтверждая, что подарок проверен и не опасен.

— Дозволяю, — согласился я. Двери малой залы, где я принимал купеческую делегацию, распахнулись и пара бойцов аккуратно занесли… Я даже не сразу понял, что именно. — Какая красота!

И действительно, спустя секунду стало понятно, что это было великолепно сделанное чучело снежного барса. Большая кошка выглядела совершенно как живая, казалось еще секунда и хищник зашипит и бросится на тебя, полосуя когтями и пытаясь добраться до горла весьма впечатляющими клыками. Чучело делал настоящий мастер, от взгляда на этого здоровенного кота по спине непроизвольно начинали бегать мурашки, а сердце стучало чуть быстрее.

— Это снежный барс, ваше императорское величество, — предполагая, что император раньше с такими зверюгами не сталкивался принялся объяснять Перлов. — Так же называемый ирбисом. Живет в горах на границе с Китаем, охотится на живущих там баранов. Крайне редкий зверь, добыть которого считается большой удачей.

— Да уж… Не повезло тебе, киса. — Я провел рукой по оказавшемуся на деле не столь уж мягким меху барса, потрогал длинный чуть ли не размером саму кошку хвост, прищелкнул ногтем по клыку. Повернулся к ожидающим реакции купцам: каждый из семерых пришедших ко мне на аудиенцию «стоил» больше миллиона рублей, а суммарно их общий годовой оборот, если брать не только восточную торговлю, а вообще все, находился в районе 30–40 миллионов рублей. По меркам Российской империи — очень серьезные ребята. Таких у нас в стране вряд ли наберется больше пяти-шести десятков человек. — Благодарю вас за такой необычный подарок. Удивили, ничего не скажешь. Что же касается железной дороги — ищите готовых вложиться в это дольщиков, и я уверен, что мы сможем построить дорогу не только до Красноярска, а до самого океана.

На заводе паровых экскаваторов как раз собирали первый в мире путевой укладчик, предназначенный для работы в местах, где дешёвой рабочей силы в наличии просто не имелось. Это был, конечно, не громадный автоматизированный комплекс из будущего, который бы мог делать буквально все по типу «с этой стороны закладываем шпалы и рельсы, а с этой получаем готовую дорогу», но все же механизация вполне могла пару-тройку лишних миллионов нам сэкономить. Все проще чем тысячи рабочих через пол-Сибири на стройку тащить.

— Спасибо, ваше императорское величество, — поняв, что аудиенция на этом окончена, начали прощаться купцы, но были мной неожиданно прерваны.

— И вот еще что, — озвучил я пришедшую неожиданно в голову мысль. — Подумайте над возможностью организовать выращивание и производство чая здесь в империи. На южной стороне Кавказского хребта погоды для этого должны, на сколько я понимаю, более-менее подходить. Не дело это, когда столько золота приходится за границу отправлять, если можно тот же самый продукт в империи производить. Я дам поручение Николаю Александровичу, чтобы он подумал над возможными налоговыми послаблениями для сего полезного, без сомнения дела, ну и на меня лично можете рассчитывать. В случае нехватки средств готов вложиться в это дело.

Николай Александрович Муравьев — один из бывших участников революционных тайных обществ, которому удалось по счастливой случайности не попасть под удар ни в 1815 году, ни в 1826. В первом случае он был еще слишком молод и к заговору не привлекался, а во втором — уже успел разочароваться во всех тайных обществах и сосредоточился на честной государственной службе, поработав сначала в структуре МВД, потом перейдя к путейцам Аракчеева и даже успев короткое на время подвизаться в ведомстве Канкрина. Причем везде отзывы о себе собирал исключительно положительные, а когда формировалось отдельное министерство промышленности и торговли сумел оказаться в нужном месте в нужное время и занял в нем пост главного руководителя. И, надо признать, пока у меня на его работу нареканий не было: Муравьев действительно душой болел за порученное ему дело и как мог реализовывал реформаторский зуд, едва не толкнувший его в молодости на кривую дорожку.