Клуб разбитых сердец - Михалева Анна Валентиновна - Страница 35

— Дурак ты, Леха! — разозлился Абрамов.

— Тогда решено, — натянуто улыбнулась Маняша. — Я иду.

— Ну, вы совсем! — Андрей только руками развел.

Таким образом Маняша попала в гости к Ульяне, вернее, к ее матери.

У порога ее встретила дама, что называется, «с лоском». На ней было черное, очень открытое вечернее платье, шею, запястья, пальцы и уши украшали крупные бриллианты, темные волосы были гладко зачесаны назад и собраны на затылке в большой пучок. Женщина держала себя так, словно она — хозяйка мира, не меньше. Такие величественные позы, манеры и надменный вид можно повстречать лишь в исторических кинофильмах. Современные люди выглядят и общаются проще.

— Картинка: найди пять отличий, — шепнула Леночка, переведя взгляд с Ульяны на ее роскошную родительницу.

— Скорее уж хотя бы одно сходство, — ответила ей Маняша.

Ульяна лишь отдаленно напоминала мать, хотя черты лица были одни и те же, только у Ульяны — грубые, а у ее матери тонкие и женственные, словно художник сначала сделал эскиз из дерева, пользуясь стамеской, а потом то же самое сотворил из фарфора.

Сема с девчонками не согласился, почему-то назвав Валерию Федоровну, маму Ульяны, «куклой», а саму Ульяну, «вполне натуральной».

Впрочем, Маняша с Леночкой никогда не считали его тонким ценителем искусства, поэтому наплевали на его мнение, остановившись на своем.

Вечер оказался довольно приятным. Гостей было много, но каково же было удивление Маняши, когда в гостиной она встретила Катерину.

Та тоже опешила:

— Ничего себе! Мать-то хоть знает, в каких ты кругах вращаешься?

Маняша огляделась и развела руками:

— А что, неприличное общество?

— Да нет, — усмехнулась Катерина, — общество довольно приемлемое.

К ним подошел средних лет франт с зачесанными назад пышными седыми волосами.

— Что за нимфа? О! Этот дивный аромат юности… — Он закатил глаза, потом вкатил их обратно и с интересом уставился на Маняшу.

Та виновато улыбнулась, инстинктивно прижавшись к подруге матери.

— Я должна представиться?

— Уж сделайте одолжение! — хохотнул он.

— Мария Кузнецова, город Москва, — она готова была согласиться с Ульяной относительно того, что гости — сплошь снобы (исключая тетю Катю, разумеется, ну и, может быть, ее мужа).

— Недурно, — тряхнул шевелюрой франт, — а я Вольдемар Перчанников. В кино сниматься хотите?

— Никогда об этом не думала… — Маняша пожала плечами.

— Ну и ладно, — он откатил по направлению Леночки.

— Он что, ассистент на «Мосфильме»? — удивленно вопросила Маняша Катерину.

— Да бог с тобой, девочка. Перчанникова не знаешь? Потрясающий оператор.

— А ведет себя, как ловелас на пенсии. Стыдно должно быть!

— Это точно, — вздохнула Катерина. — У тебя потрясающая способность оценивать людей. Не пропадешь.

В этот момент одна из дам села за рояль и легко прошлась замысловатым арпеджио, разминая клавиши. Гул в гостиной слегка стих.

— Кто все эти люди? — шепнула Маняша.

— Возрождающаяся интеллигенция.

— Понятно, — кивнула та. — Тоска…

Дама за роялем ударила сильными вступительными аккордами. Вторая встала рядом и сделала глубокий вдох:

— Ну все, — недовольно протянула Ульяна, — сейчас завоет романс.

«Юношу, горько рыдая, стыдливая дева бранила…» — профессиональное сопрано взмыло к потолку.

Маняша инстинктивно подняла голову, проверяя, не закачалась ли люстра. От силы звука у нее свело уши.

— У вас не принято кормить перед пытками? — проворчал Сема.

Ульяна ухмыльнулась.

— Обычно у нас фуршет. Столы накрыты в соседней комнате.

Соседнюю комнату и гостиную разделяли лишь три причудливо изогнутые золотые колонны.

— У меня под это завывание кусок в горло не полезет, — грустно изрек Сема.

— Это еще что, — злорадно пообещала Ульяна, — потом пойдут танцы.

— А меня в кино пригласили сниматься, — радостно сообщила Леночка.

— Закатай губу обратно, — разочаровала ее Ульяна, — этот Перечников уже лет десять кино не снимает. А девиц по инерции клеит на «кино».

«…Дева тотчас умо-олкла, сон его легкий лелея…» — продолжало давить на уши.

Маняша удивленно рассматривала умильные лица гостей, не понимая, что их приводит в такой благоговейный трепет — неужели тембр голоса исполнительницы?

— Все, больше не могу! — признался Сема. — Пойду жахну водки, пожалуй?

Остальная молодежь последовала за ним в соседнюю комнату.

Медведева они нашли как раз у столов, тот давно уже воплотил Семино желание в жизнь и теперь закусывал белой рыбой.

— Отлично! — прокомментировал он.

Романс закончился. Слушатели зааплодировали, а дама принялась бренчать на рояле какой-то легкий вальс. Маняша была не против вальса, но общество ей почему-то не нравилось. Кроме Вольдемара, там было еще немало подобных существ — напыщенных мужиков с претензиями на собственную значимость, и дам в вечерних туалетах. Ей даже тетя Катя впервые в жизни показалась скучной.

— А чего ты хочешь? — пожала плечами Ульяна. — Они же старики. Нам их не понять.

— Отстой это, а не общество, — отсек Сема и наполнил рюмку водкой.

— А мне нравится, — неожиданно заявила Леночка.

— Ну и дура.

— Я бы попросил, — рука Медведева легла ему на плечо. — Будь, пожалуйста, галантен.

— Да уж, — буркнул Сема, — здесь и на дуэль вызвать могут. Здесь станется…

— Молодой человек, не пригласите даму на вальс? — Высокая женщина пышных форм, расточающая пряный аромат каких-то явно дорогущих духов, подошла к нему так близко, что уперлась грудью в его плечо.

Сема испуганно зыркнул на нее снизу вверх, икнул и выдавил из себя:

— Я еще не так сильно пьян.

— Хм… — Дама недовольно раздула ноздри.

— Ах, душа моя! — Вольдемар спас положение, утащив ее в вальсе в гостиную.

— Как ты думаешь, я был максимально галантен? — обратился Сема к Медведеву.

— По правде сказать, ты сейчас выступил как последний хам, — фыркнула Леночка.

— По-твоему, я должен был вальсировать? Да я бы ей все ноги отдавил!

— Мать узнает — озвереет! — радостно воскликнула Ульяна. — Знаешь, Сема, в этом доме обычно хамлю я.

— Ну, вы прямо сладкая парочка, — скривилась Леночка. — А за что ты так ненавидишь свою мать?

— Врет много, — нехотя бросила Ульяна и насупилась.

— Так, пока взрослые не видят, быстро все выпили! — Медведев подтолкнул Маняшу к столу и втиснул ей в руку бокал с вином.

— Да я… — она хотела признаться, что «вообще-то не злоупотребляет, разве что пиво, и то редко», но не успела. Медведев чуть ли не насильно влил в нее содержимое бокала.

— Отлично, девушки! — и снова наполнил.

Ее тело как-то сразу расслабилось, голова закружилась в ритме вальса, в висках застучало.

— Так, быстро еще раз! — скомандовал Медведев.

— Да вы что… — вяло попыталась сопротивляться Маняша.

Но ее никто не слушал. Компания явно не собиралась останавливаться. Приятное тепло устремилось по артериям. Ей вдруг показалось, что жизнь — большой карнавал, на котором принято веселиться, а думать и вовсе не обязательно. Она выпила вместе со всеми, сказав себе: «Какого черта!»

Дальше она уже с трудом контролировала процесс набирающей обороты попойки. Спустя минут тридцать, когда взрослые подустали от вальсов и потянулись к столам, кто-то, кажется все тот же Медведев, заявил, что больше не намерен прожигать жизнь в обществе «старых пердунов», а «пожалуй, отнесет свою задницу в «Паноптикум». Остальные согласились, что здесь довольно скучно и в «Паноптикуме» не в пример лучше. Маняше так же, как и всем, отчаянно захотелось веселья, ритма, под который можно танцевать, и живого разговора, не прерываемого бренчанием на рояле.

Голова ее кружилась, ноги не слушались. Сема с Ульяной, которые были не в пример более стойкими к алкоголю, подхватили ее под руки и отволокли от стола.

Таким образом, компания очутилась сначала в прихожей, потом на лестничной площадке, а затем и на улице.