Испорченная безумием (ЛП) - Рейли Кора - Страница 50

Она опустила его на горячую землю пустыни, и он пополз к ее ногам, пытаясь, чтобы его снова взяли на руки. Земля, вероятно, обжигала его нежную кожу.

— Подложи под него это гребаное полотенце или подними его, — прорычал я.

Она дотянулась до грязного полотенца на полу, расстелила его на земле и уложила ребенка на него.

— Стой, — нетерпеливо сказала она, как будто он был непослушной собакой.

Она встретилась со мной взглядом.

— Он твой сын.

Я покачал головой. Мой сын? Что за черт? В прошлом я иногда забывал взять с собой презерватив. Неужели это действительно начинает вылезать мне боком?

— Откуда мне знать, что он мой?

Она сверкнула глазами.

— Обычно я пользуюсь презервативом. Ты был единственным, с кем я не предохранялась.

— Если ты занималась со мной незащищённым сексом, то, возможно, и с другими парнями трахалась также.

— Он твой! Ты можешь сделать тест ДНК, если мне не веришь.

Я не хотел верить ни единому гребаному слову из ее уст. Но мне не нужен был тест ДНК, чтобы знать, что он мой. Черт бы всех побрал. У него были мои глаза, и что-то в нем просто кричало о Фальконе. Я не мог этого объяснить.

— Я не заберу его с собой, — сказала она так, как будто мы обсуждали предмет мебели, а не ребенка. Разве женщины обычно не испытывали материнских чувств к своему потомству? Моя мать скорее разорвала бы себя на куски, чем бросила нас, но, конечно, я знал истории о моей сумасшедшей бабушке, которая пыталась убить моего отца и его братьев. Разве не иронично, что я выбрал сумасшедшую сучку для траха?

— Я не заберу его, — повторила она, как будто я не услышал ее с первого раза.

— Мне он тоже не нужен! — взревел я, чертовски разъяренный и, возможно, впервые в жизни, ошеломленный. Она вытащила его из своего влагалища и с тех пор более или менее заботилась о нем. Я же видел его впервые. Если у нее не было чувств к ребенку, неужели она действительно ожидала, что они будут у меня? Черт, мы с чувствами не обращались друг к другу на ты.

Да, он был ребенком, и в нем была часть моей ДНК, но я не чувствовал себя отцом. Я не чувствовал ничего, кроме полного замешательства и ярости.

Она пожала плечами.

— Тогда брось его в пустыне, или оставь перед больницей, или сделай то, что ты обычно делаешь по ночам. Все знают, что ты из себя представляешь.

Она, блять, серьезно? Она действительно предлагала мне убить этого мальчика? Черт, я был психопатом, в этом нет сомнений, но даже у меня были определенные пределы.

Я схватил ее за шею так крепко, что мои пальцы впились в кожу, и прижал ее к боку машины. Ее глаза выпучились, лицо покраснело. Она хотела заговорить, но не могла. Я не был уверен, насколько ребенок понял ее жестокие слова, но, поскольку он не искал ее близости с тех пор, как она бросила его на полотенце, я полагал, что он не привык к её ласке.

Скорее всего, я бы убил ее, если бы ребенок не начал реветь. Крупные слезы покатились по его пухлым щекам, а лицо стало темно-красным. Я отпустил ее, и она рванулась, потеряв шлепанцы, когда обогнула капот взятой напрокат машины, а затем бросилась внутрь. Машина дернулась, когда она дала задний ход, затем свернула в сторону и умчалась прочь, при этом задев мой бампер своим. Она оставила за собой пыльный след и мальчика.

ГЛАВА 21

Невио

Я смотрел, как машина исчезает за горизонтом, поднимая клубы пыли. Блять.

Медленно опустив взгляд, я посмотрел на ребенка, сидящего на грязном полотенце. Он был покрыт тонким слоем грязи, которая прилипла к нему, потому что он вспотел после того, как его перенесли из холода внутри машины в жару снаружи.

У него были темные волосы, которые вились над висками и на затылке. В нашей семье кудри были только у Адамо. Но, возможно, это передалось ему по наследству. Он выглядел так, словно был родом не из Франции, а скорее из Северной Африки или, может быть, с Ближнего Востока.

Я даже не знал, сколько лет этому мальцу. Черт, я мало что помнил с вечеринок. Он выглядел очень маленьким, точно младше одного года.

Мне казалось, что моя голова вот-вот взорвется, и не только потому, что ребенок не переставал реветь. Я не был уверен, плакал ли он из-за того, что его мать ушла, даже не взглянув на него, хотя я с трудом мог представить, что она заслуживала того, чтобы он скучал по ней. Или потому, что я напугал его.

Я оглянулся на свою машину, испытывая почти искушение поскорее уехать. Что мне было делать с ребенком? Я вздохнул и потер затылок. Казалось, с каждой минутой становилось все жарче, и по моему затылку стекал пот. Маленькому телу, вероятно, было ещё труднее противостоять солнцу.

Я подошел ближе к малышу, и он заплакал еще сильнее. Я присел на корточки, как полагается поступать с испуганными животными, но ребенок заплакал еще сильнее. Не то чтобы я ожидал чего-то другого. Большинство людей плакали, когда я притворялся сочувствующим.

— Ш-ш-ш, — сказал я. Но мальчик даже не отреагировал. Обычно я шикал совсем в другом контексте, в основном для того, чтобы поиздеваться над своими жертвами.

Я взял телефон и позвонил первому человеку, который пришел мне в голову, чтобы спасти положение в подобной ситуации.

— Разве тебе недостаточно того, что ты повсюду следуешь за мной? — я не был уверен, что она вообще возьмет трубку, но, поверьте, у Рори слишком большое сердце, даже когда она пытается меня ненавидеть.

— Рори, мне очень нужно, чтобы ты приехала на заброшенную автостоянку.

На другом конце провода воцарилось молчание.

— Я не собираюсь встречаться с тобой у черта на куличках.

Я улыбнулся. Может быть, она наконец поняла, что ей следует держаться от меня подальше. Но уже слишком поздно.

— Что это за звук на заднем плане? — спросила она, ее голос сочился беспокойством и подозрительностью.

Мой плачущий сын. Черт, я действительно не мог в это поверить.

— Мне нужна твоя помощь. Это серьезно. Я не могу позвонить никому, кроме тебя. Я в гребаном отчаянии.

— Что…

Я повесил трубку. Может, если бы она подумала, что я лежу в пустыне, истекая кровью, она бы прибежала. Хотя у нее были все причины не беспокоиться. Но зная Рори, она бы помогла. Она была слишком хорошая.

Я засунул телефон обратно в карман брюк, затем посмотрел на все еще плачущего мальчика, хотя его громкость значительно уменьшилась. Его голос становился хриплым, а прерывистое дыхание все чаще прерывало его крики.

— Послушай, приятель, — начал я, но парень только уставился на свои грязные ноги и продолжал плакать.

Кого я обманывал? Что бы я ни сказал, ребенка это не успокоит. Я наклонился, схватил его под мышки и поднял с горячей земли. Он замер в моих объятиях, как детеныш газели за секунду до того, как лев вонзится ему в шею.

Не говоря ни слова, я отнес ребенка к своей машине и положил его на заднее сиденье. Я включил кондиционер, но убедился, что не слишком холодно, и закрыл дверь. Я бы тоже с удовольствием посидел в прохладе внутри, но его крики начинали действовать мне на нервы. Казалось бы, я уже привык к человеческим крикам, но его крики беспокоили меня. Может быть потому, что у меня не было способа остановить их. Ну, я не хотел использовать методы, которые обычно применял, чтобы заставить людей замолчать.

Я прислонился к боку своей машины, надеясь, что синдром помощника быстро приведет Рори сюда. Если она не появится… Черт, у меня бы не было выбора, кроме как позвонить Алессио и Массимо, но что потом? Алессио, вероятно, настоял бы на том, чтобы найти мать мальчика, а Массимо настоял бы на том, чтобы отвезти его домой в Вегас. Я тоже ни за что на свете не стал бы этого делать.

Рори не подвела. Тридцать минут спустя подъехала ее машина. Она на мгновение заколебалась, прежде чем выйти. То облегчение, которое я почувствовал, когда она вышла, настораживало.

Она всегда казалась маяком света, но сегодня затмила даже северное сияние.

Аврора

Я не была уверена, почему я здесь, почему после всего я направляюсь к Невио, потому что он якобы нуждался в помощи. Возможно, это был новый способ его игры. Может, после нескольких недель преследования меня, несмотря на мой более или менее ясный отпор, он хотел сменить обстановку. Увидеть, как я снова прибегу к нему.