Вечерний Чарльстон - Дынин Максим - Страница 37

Вот только каким образом обставить все так, чтобы она об этом не только узнала, но и поверила?

24 мая 1855 года. Ирландское море,

борт парохода «Веселая вдова».

Сэр Теодор Фэллон, якобы гость

– Сэр, вы пройдете с нами, – издевательским тоном заявил мне какой-то матросик. Точнее, скорее по тону, это был кто-то из низшего морского начальства… Раньше я его вроде не видел. Впрочем…

– А что такое? – спросил недоуменно я.

– Пошевеливайтесь, а не то мы отведем вас силой. – И он кивнул в сторону своих спутников, которые были, положим, поменьше меня, но все равно выглядели довольно внушительно. И если с одним я бы точно справился без проблем, то против троих, плюс этот боцман или кто он там, у меня шансов особо не было.

Ну что ж… пришлось подчиниться. И я поплелся с ними в яму, где провел первую неделю своего пребывания на борту этого «гостеприимного» судна. Находилось это место в отдельном закутке в трюме рядом с ящиком, где хранилась якорная цепь. Сверху эта конура была закрыта решеткой из толстых ржавых прутьев, которую я осторожно попытался расшатать, но довольно быстро понял, что, несмотря на неказистый внешний вид, пришпандорена она была достаточно крепко.

– Сидите смирно и заткните свой рот, сэр, – издевательски поклонился мне главарь, когда решетка была опущена и заперта на огромный ржавый замок. – А то придется вас накрыть сверху парусиной, и тогда вы, возможно, задохнетесь. А нам не нужно, чтобы наш гость, – он подчеркнул это слово, – подох раньше времени.

Они ушли, а я попытался понять, что же такое я сделал, что они со мной так поступили. Ведь сразу после того, как пароход вышел из гавани, меня препроводили в кубрик, у которого даже был собственный иллюминатор, крышка которого, правда, намертво была приклепана к борту. Находиться там было даже относительно комфортно после пребывания в корабельной кутузке – топчан, колченогая табуретка (при приеме пищи столом являлся тот же топчан, для чего тонкий клоповник-матрас сворачивался, а на топчане появлялось место). Для естественных потребностей мне даже выдали самую настоящую ночную вазу – хрен знает, откуда она только взялась на этой посудине – а когда я попросил возможность умываться, они удивились, но поставили мне тазик с морской водой, которую время от времени меняли. Кормили, конечно, ужасно, но, как обронил один из матросов, с «капитанского стола».

Пару раз меня навещал захвативший меня то ли норвежец, то ли датчанин, но только лишь чтобы удостовериться, что у меня все нормально.

В общем, жить было можно, вопрос был только, кто и для чего меня захватил, и куда меня везут. Я пришел к выводу, что, скорее всего, мне «посчастливилось» угодить в лапы агентов тоскующей по мне королевы. Но вполне возможно, что в моем похищении были задействованы и другие силы.

«Ладно, – подумал я, – чему быть – того не миновать…» А если вспомнить сказку про колобка – то он много от кого ушел, хотя лиса его все-таки поймала и вот-вот слопает. Ведь шансов бежать у меня не было от слова совсем, по крайней мере, на борту этого парохода с идиотским названием из еще не написанной оперетты Легара. Так что я смирился со своей судьбой, дисциплину не хулиганил, с обслуживавшими меня матросами был вежлив и дружелюбен. От них я и узнал, что нахожусь на борту «Веселой вдовы» по пути в Ливерпуль, и что корабль сей занимается пассажирскими перевозками – точнее, доставкой эмигрантов «эконом-класса» в Новый Свет. Конечно, в Ливерпуле жизнь моя станет всяко похуже, но пока что можно было радоваться хотя бы тому, что утром я просыпался в закрытой на замок каюте, а не на дне морском.

А теперь я задавался вопросом, почему именно меня снова засунули в корабельный карцер. Перед тем, как за мной пришли, я смотрел в иллюминатор – откровенно говоря, больше было делать особо нечего – из кубрика меня не выпускали, книг у меня не было, я время от времени пытался делать какие-то физические упражнения, но места было так мало, что получалось это с трудом. И, как бы то ни было, я на сей раз не увидел ни клочка земли, ни других кораблей – ничего, кроме свинцово-серого моря, такого же неба и каких-то морских птиц.

В трюме практически ничего не было слышно, но мне показалось, что я услышал донесшийся издалека звук пушечного выстрела. Вспомнился любимый Питер и полуденный гром пушки на Петропавловке. А через несколько минут я услышал взволнованный голос:

– Господа офицеры, это трюм. Здесь ничего и никого нет.

– А мы вот посмотрим. Если тут нет никого, то почему вы так волнуетесь?

Последнее было явно произнесено с русским акцентом, и я закричал по-русски:

– Здесь я, здесь! – и повторил этот радостный вопль еще раз после того, как офицеришка попытался их убедить, что им все послышалось. Я обрадовался, что они не додумались оставить у моей каталажки охрану – иначе я мог бы и не дожить до сладостного момента освобождения.

Через минуту в мой закуток вошел, зажимая нос от вони, морпех, а еще через минуту нашелся ключ от замка, и вскоре я оказался среди своих.

– Кто такой? – грозно спросил меня человек с погонами лейтенанта.

– Филонов Федор Ефремович, – сказал я. – Прошу вас доставить меня к вышестоящему офицеру, желательно Гвардейского Флотского экипажа.

– Филонов… А не тот ли ты предатель, которого ищут пожарные, ищет милиция? – грозно спросил лейтенант, но незаметно для местных мореманов подмигнул мне.

И вскоре меня препроводили под конвоем на один из наших кораблей, где, впрочем, сначала отмыли с горячей водой и хозяйственным мылом – уж очень мое амбре резало обоняние – и лишь потом привели под грозные очи контр-адмирала Кольцова. Тот улыбнулся и сказал:

– Прямо-таки «Возвращение блудного попугая»! Ну что ж, Федя, рад тебя видеть. Вот только, как я слышал, ты вроде собирался еще остаться в Америке…

– Было дело, но, как видите, я выиграл незабываемый круиз по Атлантике на борту «Веселой вдовы», – усмехнулся я. – Вот только я не знаю, с какой целью.

– Сейчас наши люди вдумчиво беседуют с офицерами «Вдовы», а также с двумя норвежцами, которые почему-то оказались на ее борту. И один из норвежцев сообщил, что во всем виноват не он, а барон Лионель де Ротшильд, который собирался подарить тебя ее величеству королеве Виктории. Она, мол, очень хочет тебя вновь заполучить в свои лапы. Так что мы спасли тебя от немалых неприятностей.

– Не только в лапы, так мне кажется, – мне вдруг вспомнилась похотливая рожа британской королевы и ее пыхтение во время любовных игрищ. – Не забывайте, товарищ адмирал, я человек семейный, и мне эта коронованная шалашовка теперь ни к чему.

– Вот и хорошо. Одного я только не понимаю – сведения о том, что ты находился на борту этого корыта, пришли к нам от другого Ротшильда.

– От Майера Амшеля, так я понимаю?

– От него самого. Так, значит, есть на свете и приличные Ротшильды?

– Если честно, этот Ротшильд лично мне импонирует. Вот, как хотите, так это и понимайте.

– Так вот, давай поговорим о твоей дальнейшей судьбе. Мы объявим, что взяли предателя и перебежчика Филонова. А сам ты пока что тайно отправишься к законной супруге. Если, конечно, не против. А то законные супруги, знаешь ли, разные бывают…

– Моя – самая лучшая! – горячо заявил я. – Уж поверьте…

– Дай-то Бог, чтобы ты то же самое мог сказать через пять, десять, двадцать лет, – кивнул Кольцов. – А теперь давай отобедаем, чем бог послал, и ты расскажешь нашим ребятам все, что с тобой произошло за время твоей одиссеи. Или хочешь сначала отдохнуть?

– Дайте мне время хотя бы набросать примерный план повествования, – ответил я. – А то все мои бумаги остались в Нью-Йорке.

– Хорошо. Так и порешим. Думаю, что ты, как Шахерезада, можешь рассказывать о твоих приключениях тысячу и одну ночь. Впрочем, не забывай вовремя прекращать дозволенные речи – ведь не все, что с тобой произошло, следует знать всем. Во многих знаниях многие печали, потому не стоит вгонять своих слушателей в тоску. Договорились, Федя?