Американец. Хозяин Севера (СИ) - Гринчевский Игорь Леонидович - Страница 44

Потом было обсуждение. В основном, между мной, Семецким и ганфайтером. Разумеется, на английском, русским Генри пока владел плоховато. Очень быстро мы пришли к вопросу, что именно из подарков может подойти для вооружения не только меня, а, скажем так, «оперативного состава» нашей корпорации. Ну, или ополчения. «Слонобой» мы даже обсуждать не стали. Он явно на богатого охотника рассчитан. Да и тому — выстрелить несколько десятков раз за всю жизнь. Нет, не то! Автоматическую винтовку маузера мы дружно заклеймили. Капризна она, не то что «образец 1898 года». Отказала пару раз. Если в грязь упадет — то все, механизм заклинит. Да и дороговата, собака… Пистолет-карабин нагана дешев, но уж больно у него эффективная дистанция невелика. Да и патрон слабоват. Про скорость перезарядки я вообще молчу.

А вот дальше мы заспорили. Семецкий считал, что лучше всего подойдет подарок Рабиновича. Расхваливал мощный патрон, приемлемую дальность эффективной стрельбы и разумную цену. А вот Генри, как истинный сторонник высокой скорости стрельбы, выступал за подарок Ухтомских. И плевать ему было, что тот больше тысячи рублей стоил. Его тезис был «на безопасности не экономят, трупу деньги ни к чему!» И кивал на высокую скорость стрельбы и перезарядки. Да и до полутора сотен шагов эта машинка показывает приемлемую точность и убойность. А дальше, мол, охране стрелять не надо!

Я тогда еще с улыбкой подумал, что вижу типичный пример профессиональной деформации. Генри мыслил как стрелок-одиночка и телохранитель. Или как начальник небольшой группы телохранителей. А Юрий — как командир воинской части. К примеру, как командир роты. И явно им не суждено было договориться!

Но тут они, заметив мою улыбку, пристали ко мне, чтобы я высказал, кто из них прав…'

Одесса, 6 июня (18 июня) 1899 года, воскресенье.

— Я думаю, тут дело не в оружии, а в патроне! — дипломатично ответил я. — Патрон для пистолета Маузера имеет небольшую мощность. Именно это и позволило сделать автоматику пистолета такой безотказной. Но именно малая мощность приводит к небольшой эффективной дальности. А патрон для русской «трехлинейки», напротив, слишком мощен. И потому он будет позволять стрелять далеко и точно, но не позволит создать самозарядную винтовку под себя. По крайней мере, не на сегодняшнем уровне развития техники! И не с сегодняшними материалами.

Потом подумал и добавил:

— Вот если бы разработать какой-нибудь… — тут я замялся, подыскивая нужное слово, — Какой-нибудь «промежуточный» патрон… Чтобы калибр тот же, «три линии», а во всем остальном — посередине! По навеске патрона, по массе пули, да даже по длине гильзы и диаметру её донца! Ну и карабин под него разработать… Вот тогда да, такой подошел бы идеально!

— Юрий Анатольевич! — укоризненно протянул Семецкий, от возмущения перейдя не только на «вы», но и на русский, и сильно повысив голос. — Да что же вы такое говорите! Новый патрон разрабатывается годами. Иногда и десяток лет. И стоит это безумных денег! А у нас нет ни денег, ни времени! Сейчас нужда приперла…

— Я-таки дико извиняюсь! — раздалось из-за моей спины. — Но если вы заплатите мне по рублю за патрон и двести рублей за карабин, я сделаю вам их к осени! Самозарядку пока не обещаю, но стрелять будет. Опробуете свой патрон, если так хотите!

— Вы кто такой, любезнейший?- холодно спросил Семецкий, возмущенный не столько даже тем, что в наш разговор так бесцеремонно влезли, сколько тем, что охранники это допустили. И подпустили постороннего так близко.

— А это — Изя Нудельман, с Тираспо́льской! А это сынишка его, Мойша! — тут же пояснил Рабинович, указав на молодого парня, стоявшего чуть в отдалении. — Они большую часть наших подарков и изготовили. Вот я его с сыном позвал, посмотреть, как пройдет!

— Отлично! — сменил гнев на милость Семецкий, поняв, что вины охраны не было. — Однако я вам как специалист говорю, переделать винтовку под другой патрон — это одно, а вот разработать новый патрон, да ещё и карабин под него — совсем другое!

— Может быть, вы там, в Северной Пальмире, и большой специалист, но у нас, в Пальмире Южной…

И тут я вспомнил окончание этого анекдота: «А у нас в Одессе ты — просто поц! Кепку мерить будешь?» — и, опасаясь, что прозвучит что-то подобное, перебил:

— Я согласен, господин Нудельман! Если осенью вы принесете карабин и три сотни таких патронов присутствующему здесь Пересу Хаймовичу, он выплатит вам от меня пятьсот рублей. А мы с ним уж как-нибудь сочтемся.

И протянул ему руку. Нудельман, не колеблясь, пожал её, но возразил совсем по другому поводу:

— Ну, шо вы такое говорите? Какой из меня господин? Я — Изя, Изя с Тираспо́льской! Я один такой, меня вся Одесса знает. А «господ Нудельманов», я-таки дико извиняюсь, в Одессе много, вот хоть брат мой Абрам, тот — господин Нудельман. И сын его, как вырастет, будет господином Эммануилом Нудельманом зваться! А меня все звали и зовут просто Изя.

— Уничижение паче гордыни! — тихо, но с некоторым пониманием пробормотал Семецкий.

— Melius provinciae primum esse quam Romae secundus![12] — немного выбиваясь из образа провинциального еврея, ответил оружейных дел мастер.

Одесса, 7 июня (19 июня) 1899 года, понедельник.

Одессу недаром зовут Южной Пальмирой. В отличие от большинства других городов, она изначально строилась, как административный центр великой Империи, подобно Пальмире Северной. Это сходство нашло отражение и в архитектуре города. Еще Одесса должна была стать морскими воротами России на Чёрном море. И она стала и тем, и другим. Сейчас, на рубеже XX века Южная Пальмира была четвертым городом Империи, уступая и по размерам, и по богатству лишь Петербургу, Москве и Варшаве.

Именно отсюда уходило до девяноста процентов зерна на импорт. Отсюда к французам шли целые потоки чугуна и угля, случались даже курьезы, когда Россия по объему производства чугуна обгоняла саму Францию. Почему курьезы? Так французы наш чугун переделывали в сталь, а сталь — в машины, и нам же и продавали обратно, но уже в несколько раз дороже. И кому он улыбается, такой гешефт? Кому угодно, только не России!

И даже батумская нефть, по которой добыче Россия вот только что обогнала Америку, сначала шла трубами до Батума, потом мелкими наливняками сюда, в Нефтяную гавань Одесского порта, и лишь затем расходилась по всей Европе.

Само собой, импорт тоже шел сюда. Помимо официально ввозимых товаров хватало и контрабанды, о чём прекрасно знал каждый одессит, но не спешил говорить. Да и зачем языком трепать? Понимающему человеку и так понятно, почему вдруг в магазинчике Шнеерзона, к примеру, вторую неделю бойко идёт торговля английским сукном, хотя по документам он купил всего две штуки.

Каждый одессит с молоком матери впитывал не только гордость за свой город, но и умение «подобрать с пола свою копеечку», пользуясь местными особенностями.

Вот и Изя Нудельман нашёл-таки свою нишу. Помимо всего прочего, из Одессы состоятельные и знатные россияне ездили за рубеж. Больше всего было паломников в Святую землю и на Новый Афон. Существенно меньше — тех, кому доктора прописали для лечения астмы и прочих болезней воздух южных морей. Вон и цесаревич, наследник престола, тоже на Юге от болезней спасается[13]. Разумеется, не все на Кавказ едут, кто-то в Ялту, подражая императорской семье, но многих влекут Ницца и Неаполь, ведь там можно не только вдыхать лечебный воздух, но и неплохо развлечься. Изя же имел свой кусок хлеба на последнем, самом тонком ручейке путешественников, на тех, кто отплывал насладиться экзотикой.

И не так важно, собирались ли господа в далёкую Индию, где можно поохотиться на тигров, или в более близкую Африку, все равно им надо было закупиться оружием. И уже полвека, как всем в Империи было известно, что лучше сделать для этого небольшую остановку в Одессе. Импорт здесь самый дешевый, контрабанды тоже хватает. Ведь согласитесь, не слишком умно ехать в места, где все патроны английского, французского или немецкого стандарта с русским оружием. Да и серьёзный зверь требует серьезного же оружия, из самой лучшей стали.