Американец. Хозяин Севера (СИ) - Гринчевский Игорь Леонидович - Страница 17

— Ничего, Натали! Прорвемся! Ты права, рода за мной нет! Но я хочу его начать. С тобой. И постараюсь, чтобы все запомнили — Воронцовы в драку не рвутся, но и от боя не бегают!

Предместья Варшавы, 4 декабря (16 декабря) 1898 года, пятница

Всё же в этом времени любят театральность. Или это мне, видевшему такие манеры лишь в театре, так кажется. Вот, казалось бы, и я, и мой противник прекрасно знаем обоих наших секундантов и верим им.

Однако, приехав, секунданты вели себя так, будто совершенно не знакомы. Они осмотрели наше оружие, тщательно проверили патроны, зарядили револьверы и лишь после этого вручили нам. Проверять самим после этого оружие не полагалось, надо было доверять секундантам.

Потом нам повторили оговоренные правила дуэли, напомнили, что начинать и заканчивать надо по команде распорядителя дуэли, каковым выбрали Алексея Ухтомского, и ещё раз предложили примириться. Как будто им не ясно было, что ни я, ни этот урод не согласимся⁈ Но — такое время и такие правила. Они могли всё понимать, но не могли ничего изменить. Приходилось исполнять «все положенные па» этого танца.

И вот в этом, кстати, был мой шанс!

И не такой уж и крошечный. Они, все трое, считают меня такой же марионеткой на ниточках. Которая всё понимает, но послушно идет навстречу смерти ради соблюдения «законов чести».

Нет, законы я буду чтить. Но вот послушно на смерть идти я не согласен. Больше скажу, я даже на легкое ранение не согласен! Мне еще сегодня в Варшаве переговоры вести! Да и завтра напряженный день предстоит, недаром Александр Михайлович телеграммой предупредил, что в Варшаву прибывает! Наверняка, что-то еще какие-то новые условия обсудить захочет. Если бы царь с Витте просто согласились или решительно отказали, об этом можно было бы и телеграммой уведомить.

А потом меня, вернее, нас с Натали ждали Берлин, Амстердам, Брюссель и Лондон. Так что шиш вам, покорной марионеткой Воронцов не будет!

Тем временем секунданты при нас отмерили тридцать шагов (как будто мы им не доверяли!) и отвели нас со Свирским на позиции. Я взвел курок своего нагана и стал ждать команды.

— Сходитесь! — скомандовал молодой Ухтомский, отойдя на положенную дистанцию от линии огня

Бах! Тут же прогремел мой первый выстрел. И буквально тут же следующий, самовзводом — Бах!

Вот такую я выбрал тактику. Быстрая «двоечка» от бедра в центр корпуса противника. Быстроту мне Генри от души ставил, так что поляка я почти наверняка опережу! А пара выстрелов первым, даже на такой дистанции и навскидку… Как правило, при моем уровне стрельбы этого достаточно. Как минимум одна, а то и обе пули попадут в корпус. И шок от ранения не даст противнику вести огонь. А дальше можно поднять револьвер на уровень глаз и целиться более тщательно. Или вообще подойти поближе.

Чёрт! Недооценил я своего противника. Несмотря на то, что я все эти дни старательно тренировался, особенно делая упор на скорость, почти одновременно с моим вторым выстрелом его пуля оцарапала мне бицепс.

Больше того, этот упорный гад, несмотря на ранения, старательно возвращал свой наган на линию прицеливания.

Ну, уж нет, дружочек! Говорю же, у меня большие планы на сегодняшний день! Да и на остаток жизни, если на то пошло…

Так что я поднял револьвер, быстро, но тщательно прицелился в правое плечо, и снова выстрелил, стараясь «отключить» ему «рабочую руку». Ура, удачно! Револьвер Стани́слава упал на землю.

Так, теперь спокойно приближаюсь к нему. Дыхание! Следить за дыханием! Нечего грудью как кузнечными мехами работать! Успокаиваем дыхание! И револьвер к правому плечу. Противник пока обезоружен, незачем руку утомлять!

Нет, ну надо же! Я не верил своим глазам. С тремя дырками в теле Свирский не упал, и не стоял столбом в шоке, а наклонился и поднял свою «пушку» левой рукой. И даже пытался в меня целиться, хотя, разумеется, не так быстро, как раньше! Нет уж, дудки! Я к этому времени приблизился к противнику, так что расстояние между нами было метров двенадцать, не больше. А на этой дистанции я мог уже «работать» с максимальной скоростью, не опасаясь промахов.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Бах! Бах! Бах!

Три выстрела подряд. Прострелил ему левую руку, заставив снова выронить оружие, а потом, раз он всё не падал, выстрелил в бедро и в икру, поражая обе ноги.

Уфф, он упал! Валяется без оружия. Не шевелится пока. А у меня в барабане остался всего один патрон. Что ж, подойдем ещё…

— Господа секунданты, кажется, мой противник лишился сознания!

Варшава, 5 декабря (17 декабря) 1898 года, суббота.

— Здравствуйте, Александр Михайлович! Рад вас видеть! Как доехали?

Поскольку мы были в узком кругу, я, как он и просил меня, обращался по имени-отчеству.

— Благодарю, Юрий Анатольевич! Доехали мы нормально, но супруга будет через несколько минут. О, вот и она!

Я приветствовал его жену поклоном, а распрямившись, произнес подчеркнуто весело:

— Здравствуйте, Ксения Александровна! Вы, как всегда, очаровательны!

— Благодарю вас! — улыбнулась и она. — Но все же, предлагаю сразу перейти к делу. Тема у нас сложная…

Тут у меня заныли зубы. Предчувствия оправдывались.

— Тема сложная, а времени мало. Сегодня же вечером нам надо отбыть обратно.

— Хорошо, я внимательно слушаю. Но все же, предлагаю пройти за стол. Кофе поможет нам всем взбодриться.

— Император ознакомился с нашим меморандумом — сказал Александр Михайлович, а я отметил слово «нашим» и про себя поставил плюсик. — Да и Витте тоже отнесся к нему со всем вниманием. Новые дороги, новые источники высококачественной стали, дополнительные поступления в казну — все это было воспринято ими сугубо положительно.

Я молча кивнул, но говорить ничего не стал, ожидая продолжения.

— Также Его величеству понравилось, что я готов осуществлять патронаж этих проектов. Он понимает, что это поднимет престиж Романовых в стране и за рубежом.

Я отметил про себя, что сказано было только про одобрение царя. Ну да, разумеется, всесильному Витте вовсе не нужно усиление позиций других Романовых, кроме царя. Это ослабляет его собственное влияние. Что ж, ставим небольшой минус.

— Однако их смутило, что вы готовы взять на себя лишь около четверти трассы канала. А про железную дорогу и говорить не стану, там около десятой части выходит.

Тут он немного помолчал и продолжил, невольно повысив голос:

— Как будто мало, что есть кто-то, готовый хоть что-то сделать!

Тут Ксения Александровна успокаивающе положила руку ему на плечо и примирительно сказала:

— Не кипятись! Братик просто хочет, чтобы было сделано что-то, уже дающее результат! А не «не работающие детали большой машины».

Её супруг вздохнул, потом поднял на меня глаза и признался:

— Мне поставили ультиматум. Или я до Нового года нахожу тех, кто готов подписаться на инвестиции во все части канала от Балтики до Белого моря и железной дороги параллельно ему. А также, разумеется, на все девять перечисленных вами гидроэлектростанций. Или наш меморандум не будет подписан. И на все про всё дают дюжину лет.

Я продолжал доброжелательно смотреть на них, показывая, что вижу, что сказано ещё не все.

— Александр тогда вспылил и согласился, — улыбнулась Ксения Александровна, снова успокаивающе погладив плечо супруга. — Согласен, говорит, подписывайте!

Она еще раз улыбнулась, уже не мне, а супругу, и продолжила:

— Вот только братик подписывать не стал. Сказал, что «сначала инвесторов найди, а то позор выйдет!»

— Я переговорил кое с кем в столице, — невесело сказал Александр Михайлович. — Некоторый интерес был, но скорого согласия ожидать не стоит. Год заканчивается, люди сначала итогов ждут. Так что…

— Не надо больше никого искать! — твёрдо произнес я. — Наше турне проходит очень удачно, так что не сомневаюсь, деньги у меня будут. Но у меня есть условия…