Столичный доктор. Том III (СИ) - Вязовский Алексей - Страница 49

Первым делом я показал знаменитый снимок номер два.

— Как думаешь, что это?

— Фокус какой-то? Как такое сделали⁇

Микулич выпал в осадок.

— Никакого фокуса. Это моя рука. Снимок сделан три дня назад в университете Вюрцбурга. Я заказал себе установку.

Коротко рассказал об икс-лучах.

— Три дня… Целых три дня я не знал об этом! Кто? У кого можно заказать? Срочно! Финансирование… За свои куплю, плевать! Такое! О-о-о-о-о! Господи, спасибо!

Вот это человек за работу переживает! Все бы хоть вполовину так беспокоились за то, чтобы новинки ввести. Даже не спросил сколько стоит, готов выложить из своего кармана любую сумму.

— Всё потом расскажу. Но ты должен показать мне причину моего присутствия здесь. Я тоже, знаешь ли, в нетерпении.

— Вот, надевай халат, пойдем. Тебе понравится, — Микулич чуть не пританцовывая пошел впереди.

Палата была на этом же этаже. Я даже спросить не успел ничего, как Иоханн открыл дверь и приглашающе показал рукой, мол, заходи. Я шагнул вперед, посмотрел, и оглянулся на Микулича.

— Ты… точно хочешь сделать эту операцию?

— Натуральная авантюра! — был мой вердикт, когда мы вернулись в кабинет. — Технически мы проведем операцию, но пациент, вернее пациенты, этого не выдержат.

— Я уже всё продумал! Делаем двумя бригадами, быстро, успеем. Тем более, что вторую половину и сохранять не надо!

Иоханн замахнулся не больше и не меньше как на разделение пары сиамских близнецов. Если что, за всю историю хирургии успешно закончившихся подобных мероприятий сотни две наберется. И это у технически оснащенных, с лекарствами, сейчас недоступными, с аппаратами ИВЛ и прочими штучками, делающими работу хирурга если не легче, то хотя бы проще. Когда хотя бы не лигатурки на каждый мелкий сосудик накладывают, а прижигают за доли секунды. Из таких секунд складываются минуты, десятки минут, а это больше шанс для пациента. Да, обезболить сейчас можно, но дышать-то тому, кто на столе, придется самостоятельно.

Шансы на успех Микулич видел в том обстоятельстве, что второго близнеца сохранять не надо. Сросшиеся в нижней половине грудной клетки организмы были не равноценными. Второй являлся бесполезным довеском, недоразвитым физически и ментально. Личность там отсутствовала изначально и самостоятельно жить способна не была. Хотя тазовые органы работали, выделялась моча и кал через общий кишечник.

Что хорошо — не надо разделять печень. Отсечь лишнее в области легких, можно даже замахнуться на пластику ребер из донорского материала. Приживутся ли они без иннервации? Вторая бригада делает пластику живота и формирует кишечник. И сосуды! Нет им числа! Это только кажется, что всё просто: махнул секционным ножом, чтобы побыстрее, ушил рану — и готово. Да начать с выделения кожного лоскута для пластики — самого простого и лежащего на поверхности…

Задача меня увлекла. Какие там празднования — обед нам принесли в кабинет, я и не заметил, что ел. С самого начала взял на себя роль адвоката дьявола, и рассказывал о грядущих неудачах того или иного этапа операции. Хорошо знать то, что другим неведомо. Но энтузиазм коллеги и это преодолел. Терять было нечего — ждать, когда балластная половина погибнет от пневмонии или полиорганной недостаточности, потянув за собой близнеца, смысла не было. Родителей у шестнадцатилетних Пётрека и Яноша не имелось — мать погибла при родах, отец сразу сдал близнецов в приют, потому что средств содержать их не было. Обучить их чему-то удавалось с трудом — даже Пётрек, который умел разговаривать, едва себя обслуживал. Была ли тому виной врожденная скудость ума, или он приобрел ее, будучи запертым почти всю жизнь — сие неведомо. Да и разницы никакой для хирурга нет.

И вроде я смог убедить Микулича, что лучше всё же дождаться аппарата икс-лучей, и пойти на авантюрную операцию хотя бы с минимальным объемом обследований. А то сейчас в нашем распоряжении только термометр, сфигмоманометр, часы с секундной стрелкой и барометр на стене. И то последний я присовокупил для количества. А, да, еще глаза и руки. И немного мозгов, потому что будь их больше, Иоханн бы такое не предлагал, а я бы не соглашался ни в какую.

А вечером мы всё же пошли и отпраздновали. Совсем немного, потому что я устал как собака — сначала дорога, а потом напрягать то, чем думаю. Так что поели каких-то очень вкусных колбасок, выпили по паре кружек пива, и я даже толком не дослушал, какой великолепный дом купил себе мой товарищ. Одна только проблема — каждый день за шестьдесят километров не наездишься, и наслаждаться приобретением получается большей частью на выходных.

Я лег спать с твердым желанием встать только когда мочевой пузырь лопаться начнет. Ну или лежать надоест, всё зависит от того, что раньше наступит. Но у господа на этой неделе очень специфическое чувство юмора, и разбудил меня какой-то гад. Он крайне вежливо скребся в дверь, и я в конце концов подумал, что это точно не кошка.

Так как мои планы порушились, то сначала я хотел послать скребуна куда подальше, но потом вспомнил, что в гостях, и почти вежливо сказал, что завтракать не буду. Просто других поводов к столь ранней побудке не придумал.

— Пан профессор, герр Микулич просит вас подойти по срочному делу, — донесся из-за двери знакомый голос.

Видать, сильно волнуется, потому что смешал в одном предложении и польское, и немецкое обращения. Как же, такой стресс, профессора будить. Для юного ассистента почти то же, что императора потревожить.

— Сейчас, оденусь и подойду, — недовольно буркнул я в ответ.

А что сделаешь, зовут, придется идти. Вряд ли чай пить, точно что-то серьезное.

— У Яноша воспаление легких, — огорошил меня Микулич.

— И тебе доброго утра, — ответил я. — Вот так резко⁇ Ну давай посмотрим вместе…

Сомнений после осмотра не осталось — в этом искорюченном тельце жизнь кончалась. Деваться было некуда, и я согласился на срочную операцию. В конце концов, ради нее меня и пригласили. Вряд ли получится вытащить Пётрека, но по крайней мере попытаемся.

Блин, даже операционный стол, и тот на ходу пришлось изобретать. Потому что надо уместить рядом оба тела, обеспечить доступ двум бригадам хирургов, да так, чтобы работать можно было. Ужас и кошмар. Мы лезем в темноте по неизвестной местности, да еще и на скорости. Так не делается! Это же серьезная большая операция, ее готовить надо не один день, а не так вот, чуть ли не на кухонном столе мясницким ножом! На что я подписался?

Мне как гостю дали право выбора. Я взял живот. Не люблю я торакальную хирургию. Она для меня как нелюбимая женщина. Что ни сделает, ты уже заранее недоволен.

И операционная чужая, даже предбанник — и тот не такой. Всё не так! Единственный плюс — освещение не подкачало. Я посмотрел по сторонам на моющих руки хирургов. Небось, их тоже потряхивает, потому что уверенности хватает в этой куче малой только у одного человека. Но меня ведь пригласили не панику сеять! Я отошел в сторонку и попробовал сосредоточиться. Медитация поначалу не шла, а потом… как прорвало, и мне казалось, что с каждым вдохом по телу разливается новая порция покоя и силы. Энергия «ци» прошла сверху вниз, даря полную уверенность. Руки я мыл в абсолютно замечательном состоянии.

Вошел в операционную почти одновременно с Микуличем. Поискал взглядом икону. Есть. Посмотрел на Иоханна. Тот долго говорить не стал.

— Господа, нам предстоит тяжелый, но благородный труд. Постараемся сделать всё так, чтобы потом не было стыдно. Евгений? Скажешь что-нибудь?

— Приступим, помолясь, — ответил я привычно, перекрестился, и шагнул к столу.

Чтобы я еще когда-нибудь… Да что себе врать — конечно, соглашусь. Такой шанс, может, раз в жизни выпадает. И я прекрасно понимаю Микулича, который этих близнецов поил, кормил, и ухаживал за ними хрен знает сколько времени, пока не дождался такого же безумца, согласного не потрындеть о теоретической возможности, а взять и сделать. И так, чтобы живой остался. Это я угадал.