Перерождение легенды (СИ) - "Марк З. Штейн" - Страница 46

— Подкручивать камень надо, чего не поймёшь никак?

— Да отстань от меня! — прогнусел рыжий малец.

— Давай покажу, как надо.

— Да не мешай играть!

Арефей подошёл поближе к Влаилу, похлопал его по спине.

— Слышь, Влаил, говорят же тебе, чтоб не мешал играть.

— А тебе-то чего? — Влаил морду скривил, будто что-то сильно вонючее унюхал.

Арефей вместо этого отвесил Влаилу подзатыльник. У того аж зубы клацнули.

— Дурной совсем?! — взревел Влаил потирая затылок.

— Пойди-ка займись чем. И не мешай мальцам играть, — спокойно сказал Арефей.

Влаил буркнул что-то недоброе себе под нос и скорее из комнаты ушёл.

— Спасибо, Арефей! — кудрявый широко улыбнулся, показав редкие зубы.

— Играйте. — Арефей улыбнулся в ответ.

***

За окном темнело, в доме становилось всё тише. Хлопали дверцы капсул, сироты всё больше зевали, чем разговаривали. Арефею показалось, что он тоже спать хочет уже. Встал, зевнул во весь рот, аж челюсть хрустнула. Пока в капсулу залезал, ещё раз зевнул. Улёгся на спину, прислушался к последним шагам и голосам, встретил ночную тишину. Уже и задремал сам.

Как вдруг шаги в коридоре услышал. Да поначалу и значения им не придал, тихие они были, аккуратные. Только вот поверх них всхлип раздался уж больно знакомый.

— Игнар, — шепнул Арефей, тут же из сна вырвавшись.

Игнар прошёл через коридор, дошёл до входной двери, скрипнули её петли.

Арефей спешно из капсулы вылез, шумно на пол спрыгнул, кое-как комбинезон натянул. Коридор он в две секунды пробежал. Распахнул дверь, на ходу соображая, где и как сначала Игнара искать. Но не пришлось.

Игнар сидел на крыльце, уткнулся лицом в руки, сложенные на коленях, и чуть подрагивал, едва слышно всхлипывая.

Арефей вздохнул. Оглянулся на входную дверь. Потом подошёл к Игнару, сел рядом. Тот даже не посмотрел, кто это к нему подсел. И так понял, наверное. Арефей даже не пытался ничего сказать. Просто сидел рядом и смотрел в темноту улицы. До тех пор, пока рассветать не начало.

Арефей и не понял, то ли спал он всё это время с открытыми глазами, то ли действительно ночь быстро пролетела под тихие всхлипывания Игнара. Да только будто совсем скоро небо окрасилось ярко-зелёной зарёй, заблестела роса на траве, защебетали птицы. Ещё чуть времени прошло и послышались стуки и топот из сиротского дома, заговорили сонные голоса, зазвенела посуда.

Игнар поднял распухшее от рыданий лицо, вздохнул глубоко, утёр слёзы.

— Я спать, — обессилено проговорил он и поплёлся неровным шагом в дом.

Арефей остался один. Сидел, чуть ёжась от прохладного ветра, глядел на просыпающуюся деревню. Увидел лохматых мужиков, на ходу застёгивающих грязные комбинезоны. Отрешённые их лица на Арефея тоску нагоняли. Да не сами лица, а будто бы почувствовал он то же, что и мужики сейчас. Ясно представилось, как он среди них вот так же идёт в поля и точно знает, что вернётся только глубоко вечером, не чувствуя ни рук, ни ног от усталости.

Арефей тряхнул головой, подскочил, будто задницей на что-то острое напоролся, да поскорее в дом пошёл. Он залез в свою капсулу, упёрся взглядом в низкий потолок, стараясь ни о чём не думать. Весь дом уже проснулся. Галдели, топали, стучали, дверьми хлопали.

— Уйдите уже все, а! — проворчал Арефей. — Уснуть же не даёте.

Стихать звуки стали не сразу. Арефей долго ещё ворчал, пока не начали потихоньку сироты в школу уходить. Становилось всё тише. Всё меньше хлопали двери. Потом стало ещё тише. Ещё. Пока совсем всё не затихло.

Арефей вздохнул, прислушавшись к тишине. Повернулся на правый бок. Потом на левый. На спине попробовал полежать. Но так и не уснул. Побив с досады кулаками стенки капсулы, он вылез наружу. Проходя через обеденную, увидел свой свежий пакет с пайком да только скривился. Вышел из сиротского дома. Постоял пару секунд на крыльце. Вернулся за пайком. И пошёл уже с ним да стал его есть прямо на ходу всухомятку. Весь съел, хоть и тошнить стало.

Принялся Арефей без дела по деревне слоняться. Ходил по дорогам меж домов, во дворы поглядывал. И таким всё серым ему виделось в это пасмурное утро. Ещё кое-где уходили на работы мужики, провожали их бабы. Вспомнились Арефею слова Игнара о том, что в следующем году он уже с мужиками работать будет. Да вдруг представилось ему, как он вот так со двора уходит лохматый да небритый и провожает его…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Эй, Арефейка! Ты, что ли?!

Арефей вздрогнул, чуть даже не подпрыгнул. Обернулся быстро. И увидел, что позвала его мать Дарилины. Она стояла у колодца, закидывала вёдра и, шумно отдуваясь, поднимала.

— Чего не в школе? — спросила она.

Арефей плечами пожал.

— А чего там делать?

Мать Дарилины как стала хохотать, чуть непривязанное ведро в колодец не уронила.

— И правда! — утирая выступившие от смеха слёзы сказала она. — Помоги, чтоль, тогда воды донести, раз бездельничаешь.

Арефей взял вёдра, пошёл чуть ими покачивая, чтобы видно было, что ему не тяжело совсем.

— Арефейка, а скажи мне, отчего Дарилинка у меня такая печальная ходит, а?

Арефей чуть вёдра не выронил.

— Так это… ну… Не знаю я.

Мать Дарилины снова захохотала.

— Ой, поглядите на него! Не знает он! Ты чего, думаешь, слепая я? Вся деревня уж знает, как вы с ней бегаете вдвоём да по разным местам прячетесь. Ух, бесстыдники!

Арефей почуял, как горячая кровь ему в лицо бросилась.

— Нет! Нет-нет! Не бегаем… ну, уже не бегаем… то есть… Не бегаем, короче!

— И про это знаю, что уже не бегаете. — Мать Дарилины кивнула. — Так в том же и дело! Она ж от вашей ссоры и грустит. А вот помирились бы, так она и грустить бы перестала.

— Да нет… там другое совсем. Ну… то есть… — Арефей вздохнул. — Сложно там всё.

Мать Дарилины вдруг снова хохотать стала.

— Ой, не могу! Молодёжь! Всё-то у вас сложно! Всё-то вас не понимают! Одни вы всё понимаете! Дарилинка всё тоже вздыхает да отворачивается. Тоже у ней сложно всё. А я ж не первый день-то живу, тоже кой-чего повидала. Из-за тебя она страдает, вот и всё.

— Да ну нет. Ну правда же, там всё не так, как кажется.

— Да разве ж вас, сильно умных, переубедишь? — Мать Дарилины рукой махнула. — Идёт мальчонка да мне рассказывает, как всё сложно у него. Ты, Арефейка, не забывай, что Дарилинка дочь моя, я родила её и с самого того момента знаю. Уж понимаю кой-чего, что у ней в голове и отчего она вздыхает.

Арефей задумался. Поглядел на мать Дарилины, словно прочитать на ней хотел чего-то.

— Думаете, правда из-за меня?

— Вот! Соображать начал. Ну а что непонятного-то? Ты вон какой парень видный. Это раньше шибзик был, как Тимолай, папка твой покойный. И тихий такой же. А теперь вон чего, в плечах раздался, заматерел, вон, гляжу, с заводскими всегда драться первым бежишь. Дарилинка таких любит, уж я-то знаю.

Арефей приосанился, снова вёдрами махать стал.

— Да ну не прям уж я…

— В общем, Арефей, ставь вёдра, пришли уже. А про Дарилинку ты подумай. Не хочу я, чтоб дочка моя грустная такая ходила. Пойди да помирись. И выкиньте вы уже из головы эти ваши сложности. Дурью маетесь какой-то от безделья, вот и сложно вам всё стало.

Арефей поставил вёдра прямо возле калитки их дома.

— Помирюсь! Обязательно помирюсь!

И под хохот матери Дарилины Арефей побежал прямо к хлеву, искать Дарилину.

***

Арефей помнил её, в школе видал постоянно. Только вот имя ну никак вспомнить не мог. А может и не знал никогда. Девка поставила вёдра, громко фыркнула, утирая пот с круглого лица, и принялась зёрна из вёдер в кормушку скотине засыпать.

Арефей придвинулся чуть ближе, вплотную прижался к деревянным ящикам, за которыми прятался. И, морщась от царившей в хлеву кисловатой вони, продолжил вспоминать, как зовут девку. Ну вот только ж пару дней назад видел, как она с подругой разговаривает. Арефей ещё тогда на её толстые ляжки внимание обратил. Но имя так и не всплыло. Хлопнув с досады по ящику, он высунулся и прошептал: