Маг 16 - Белов Иннокентий - Страница 10

И замер, слушая вокруг себя, не трещат ли сминаемые массами снега деревья за моей спиной?

Нет, ничего на меня неотвратимо не надвигается, где-то слева раздался непонятный шум и закачались макушки деревьев. Значит, лавина оказалась совсем небольшой, только солнце все пригревает, вскоре может совсем огромная сойти. Которая еще за косогор может перевалить и засыпать то место, где когда-то будет стоять хорошо знакомый мне дом, где я постоянно забираю деньги, нажитые преступным путем.

Хотя раз его там разместили, значит туда лавины не доходят никогда.

Я отдышался, дал плечам хорошо отдохнуть и потом спустился вниз, где подобрал брошенные вещи.

Через еще два часа оказался уже на косогоре над тем местом, где когда-то будет стоять дом с парниками. Пока здесь все наглухо заросло, людей нигде поблизости нет и я спешу дальше. Уже серьезно потеплело внизу, я снял пальто, пиджак и остался в одной рубашке, чтобы проветриться от выступившего пота.

Через пару километров по сильно заросшему лесу я подошел к знакомой проселочной дороге. Она находится на том же месте, что и раньше, только гораздо меньше наезженная, чем в восьмидесятые годы. Вся состоит из сплошных буераков и колдобин, зато по ней часто ездит гужевой транспорт.

– Так, пора найти место для моего "Ермака", положить в него эти технологичные ботинки и одеть наконец соответствующие этому времени сапоги.

Ополаскиваю в луже на дороге ботинки, светило на этой высоте пригревает уже прилично, температура градусов двадцать, не меньше.

– Эх, благодатная земля, – вздыхаю я. – Чтобы в конце марта так солнце жарило – это же праздник какой-то.

Даю им просохнуть под лучами двадцать минут и сам прихожу в себя после долгого передвижения с грузом за плечами по сильно пересеченной местности. Убираю в рюкзак, на него надеваю два пакета серо-черного цвета и прячу его на одном из заросших деревьев, просто с трудом запихнув за ветки около ствола. В нем же остаются снегоходы, лопатка, а палки-помогалки я втыкаю в соседние кусты.

Не знаю, понадобится ли мне со временем все это добро, но если я все же явлюсь сюда зимой, то тогда пусть лучше дождутся меня. Да и не зимой тоже заберу обязательно.

Вскоре я уже спешу по дорожке вниз, придерживая за спиной не такой удобный рюкзак, точь в точь как обычный солдатский сидор тех времен и пусть здорово потрепанную, но из тисненой красивой кожи сумку-портфель.

Она очень похожа на такое старорежимное изделие, поэтому я и взял ее с собой.

В ней у меня ничего особого не лежит, немного хлеба и последняя копченая колбаса, еще в руке есть длинная палка как трость. Ей я меряю шаги в такт и собираюсь, если что отбиваться от деревенских собак.

Вид у меня такого не самого бедного мастерового парня, еще блестящие на солнце сапоги, плисовые брюки, прежний пиджак коричневого цвета и картуз на голове. Пальто сложено аккуратно и висит сбоку мешка.

Однако по имеющемуся документу я не мастеровой или мещанин, а самый что ни на есть разночинец.

Ибо только им, купцам, дворянам, офицерам, почетным гражданам и прочим чиновникам выдают паспортные книжки бессрочные, а всем остальным мещанам, ремесленникам и крестьянам, то есть людям податных сословий, они выдаются на определенный срок. И еще полиция относится к образованному народу, знающему законы, гораздо более уважительно.

Правда с девятьсот шестого года, вроде, всем стали такие бессрочные документы выдавать, информация от разных источников в интернете у меня разнится.

Поэтому я искал именно паспортную книжку в сети, чтобы переделать ее в документ для разночинца, а мои приметы и общественное положение в нее искусно вписали и состарили, чтобы не отличались от остальных записей, которые остались прежними. Ну, то есть всю книжку обработали так, что страницы выглядят одинаково.

Так что я теперь Жмурин Сергей Афанасьевич, восемьсот восемьдесят второго года рождения, родом из Тверской губернии. Диплома о каком-то образовании у меня при себе нет, зато я знаю про Тверское реальное училище и пару курсов университета, на которые могу сослаться, только настоящих документов у меня на них не имеется.

Впрочем, это уже такие вещи, которые легко проверить, поэтому ни работать по специальности, ни называть какие-то учебные заведения я не собираюсь. Буду просто самоучкой.

Возраст за сто с лишним лет виден отчетливо на паспортной книжке, надеюсь, что тут можно сослаться на тяжелые условия хранения. И на то, что в грязь уронил, или промочил, или еще залил щами на обеденном столе.

Рост – два аршина девять вершков, что довольно много для этого времени. А для моего не так и много, хотя и немало конечно, метр восемьдесят два сантиметра. С начала двадцатого века приметы стали убирать из паспортных книжек из-за их бесполезности, но у меня они еще есть, ведь я паспортную книжку по легенде получил в восемнадцать лет.

В тысяча девятисотом году, как тут написано.

Выписываться с места мне проживания не нужно, а вот по новому месту необходимо регистрироваться, за этим делом сурово присматривают домовладельцы и хозяева гостиниц. Им грозят большие штрафы за отсутствие регистрации у постояльцев, сразу до пятидесяти рублей. А самому нарушителю пятнадцать копеек вроде всего. Полиция сведения никуда не передает, а просто оставляет у себя. Да и как их куда-то отправлять при современном развитии технологий.

Не было бы у меня такого документа, пришлось бы в дороге нервничать, готовиться сурово отбиваться или селиться в самых трущобах городских.

А так надеюсь проверку легко пройти, если без криминалистической лаборатории. Поэтому паспортную книжку мне придется поменять первым делом для сохранения полной конспирации.

Дошагал я до Они, прошел мимо синагоги и стал присматриваться, кого бы на поездку до Кутаиси арендовать.

Но что-то никого не высмотрел, чтобы типа настоящего извозчика на лошади, полюбовался дореволюционным городком во всей его крайней неухоженности и зашагал дальше по дороге. Много еврейского населения гуляет около синагоги, правда они от местных внешним видом не так сильно отличаются. Не так ортодоксально выглядят.

Подводы и телеги, груженные и пустые, довольно часто катаются вверх и вниз, вот я и вскоре закинул мешок на попутный транспорт и еду задом на слежавшемся сене, свесив здорово натруженные ноги.

Возчик, мужик-грузин куда-то спешит здорово, только он по-русски говорит едва-едва, я же делаю вид, что я иностранец. Хорошо, что быстро катимся вниз, километров пять-шесть в час лошадка выдает.

Черт, пора к верстам привыкать и другим измерениям длины и веса.

Выступаю пока так, типа – иностранец, немец-перец-колбаса. Чтобы говорить тоже непонятно и с акцентом, много не понимать и на вопросы не отвечать. Возчик, понятное дело, меня бы и так не понял, тут русское население в больших количествах начнет появляться только после войны или перед ней, когда начнутся стройки социализма и массовая индустриализация.

Ну если бы я жил в социалистической России где-нибудь в Нечерноземье, то тоже сюда бы перебрался, к горным красотам, чистому воздуху и хорошему климату.

Хотя в начале века в Кутаиси учился в гимназии сам Маяковский, как я читал, потому что у него отец служил неподалеку лесничим.

В Тифлисе понятно русских или тех же украинцев есть побольше, будет с кем пообщаться и послушать местный говор. Но мне туда еще рано соваться в своем нынешнем состоянии.

Добрались за два часа дороги примерно до половины всего пути до первого города Амбролаури, я выдал вознице в подарок двугривенный, чем здорово порадовал его. Сам он свернул в свою деревню, а я снова зашагал по нагретой дороге.

Вскоре веселого иностранца подхватила вторая бричка, тут уже попросили полтинник за красиво проехаться до нужного мне города. Вот так, постоянно пересаживаясь, я и добрался до Ткибули, где меня уже застал вечер.

Доел по дороге колбасу и хлеб, теперь здорово жрать на свежем воздухе хочется.