Мы, Мигель Мартинес. Испания (СИ) - Тарханов Влад - Страница 4

— Но это скорее результат военных действий. А не революционного движения в этих странах.

— А ты считаешь, что социализм должен прийти в страны только путем вооруженного восстания, насильственного захвата власти? Есть и другие методы. Вот, в Польше прошли выборы и к власти пришла Польская рабочая партия — коммунисты, пусть и в блоке с социалистами, но они на первых ролях. В ГДР выборы будут буквально на католическое Рождество, перед Новым годом, там, по всем данным коммунисты вообще самостоятельно сформируют правительство. Чем это плохо?

— Очень медленно, милый! Очень медленно!

— Это мнение только твое, или еще и других товарищей из Коминтерна?

— Не только моё, так многие думают. Говорить бояться, только между собой.

— Лучше бы и между собой не болтали лишнего. Понимаешь, меня удивляет, как это Коминтерн и его товарищи не учатся на своих же ошибках. Когда в СССР большевики пришли к власти, они потратили огромные средства — в валюте, золоте, драгоценностях на то, чтобы раздуть пожар мировой революции. Но в странах Европы революционная ситуация не назрела настолько, чтобы эти попытки оказались удачными. А, самое главное, не было экономической базы для неё. Да, деньги у буржуазии изъяли и отправляли за границу страны, но для революционных армий необходимо снабжение оружием и боеприпасами. Это раз! И правильная идеология. Это два! А мы спешили! Вот это и есть троцкизм — готовить революцию там, где для нее нет условий, фактически, делать ее на штыках, не имея программы преобразований. Только гений Ленина позволил буквально на ходу, на коленке, создать теорию построения социалистического государства. Мы сделали много ошибок, но тем не менее, мы прекрасно понимаем, что мировой капитал не даст нам длительной передышки. Он готовит новую войну против нас. Значит, нам нужно стать экономически мощным государством, тогда будут и средства для мировой революции. И Сталин подходит к распространению социализма не как Троцкий, который был готов броситься в атаку, не позаботившись о тылах. Стратегия Сталина — это обеспечение экономического, политического тыла мировой революции и социализма. Это не соглашательство, не отступление от идей коммунизма. Это планомерное движение вперед, дорогая!

И все-таки чувствую, что влияние Коминтерна — это очень большая проблема. Ведь, фактически, ВКП(б) находится у Коминтерна в подчиненном положении. Но при этом кормит и поит эту огромную организацию, фактически, бюрократическую надстройку над мировой разведывательной сетью с коммунистическим уклоном. Но и разгонять и запрещать эту организацию сейчас просто неправильно будет. Идеи мировой революции и всеобщего справедливого общества более чем востребованы в массах. Это необходимо учитывать. Национализм еще не стал основной идеологией противостояния с коммунизмом, хотя и набирает силы. Но пока у СССР нет адекватной разведывательной сети в мире… Придется терпеть Коминтерн.

— Ты попрекаешь Коминтерн в том, что мы потратили много денег зря?

— Мы всю Гражданскую войну ходили по грани. Нас могли уничтожить и смять. Деникин, Колчак, Юденич, Врангель, поляки, Антанта. И мы отрывали деньги, необходимые для Красной армии и отправляли их в Европу, где их и просрали, ты уж извини, я не про героизм наших товарищей, а про общий итог их работы. Но я не ставлю это в вину ни нам, ни Коминтерну, мы просто ошибались. Проблема в том, что товарищ Сталин из наших ошибок сделал выводы. А Коминтерн никаких выводов делать не хочет. Сейчас самое важное — построить мощную промышленность в СССР, и тут твои товарищи могли бы помочь: привлекать кадры, не только инженерные, нам и квалифицированные рабочие нужны! Нам нужны технологии и оборудование! Это сейчас наиважнейшее для всей мировой революции. Потому что, если нас сомнут, то и мировое коммунистическое движение задавят, прихлопнут, как таракана тапком.

— Ты так думаешь?

— Я в этом уверен. Все ошибаются, товарищ Сталин тоже ошибается, но он всегда делает выводы из своих ошибок, поступает так, как выгоднее всего на данном этапе.

— Ты слышал о болезни Каменева? Говорят, что его отравили. Я не скажу кто так говорит, но говорят…да.

— Лина, я это не слышал, ты это не слышала. И никому про это не говори, никогда. Мы точно не знаем, что с Каменевым случилось, он уже не молодой человек, почему не может заболеть? Почему обязательно отравлен? Я видел его две или три недели назад, он выглядел неважно, это правда.

— Хорошо. я все поняла.

Ну а потом мы все-таки приняли душ (вместе) и залезли в кровать досыпать те несколько часов, которые остались перед утром.

Глава третья

Дан приказ ему на Запад

Глава третья

Дан приказ ему на Запад

Москва. Кремль. Кабинет Сталина.

8 декабря 1934 года

— Товарищ Кольцов, а вас я попрошу остаться.

Иосиф Виссарионович припечатал меня к стулу практически точной цитатой из неснятого тут пока еще фильма. Правда, интонации были совсем не такие, как у Броневого. Трехчасовое совещание по испанской тематике только-только закончилось. Устали все. Вождь тоже человек, тоже мог устать. Но вот решил оставить меня для особого разговора. С глазу на глаз. Надо сказать, что такой чести и доверия я удостаивался нечасто. Несмотря на то, что я попаданец, в ближний круг вождя не попал. Да и не мог, априори. Сталин излишней доверчивостью не страдал. И к каждому человеку долго присматривался, оценивал, как тот работает, как справляется со своими заданиями. В его работе не до сантиментов. Когда все вышли, вождь попросил чаю. Вскоре на столе оказались расставлены вазочки с печеньем и вареньем нескольких сортов, крепко заваренный чай в стаканах с серебряными подстаканниками с гербами СССР. Новодел, но созданный в добрых имперских традициях. Сахарница с кусками колотого сахара. Особого приглашения ждать я не стал, как только хозяин кабинета приступил к чаепитию, от него не отставал. Печенье было действительно божественно вкусным, да и варенье ему не уступало, чувствовалась рука искусного повара (или поварихи). Всему хорошему быстро приходит конец. Чаевничанию тем более.

— Ты не спеши, налей себе еще. — Сталин включил «доброго хозяина», напоминая такого старого аксакала, который философски смотрит на мир с вершины горы. На которой провел всю свою долгую жизнь. Неспешно набивает трубку, доставая небольшими горстями табак из кисета и аккуратно утрамбовывает его пальцем, при этом успевает еще чуть-чуть покатать его между пальцами, прежде чем упаковать в камеру. Но при этом нет-нет да глянет исподлобья, как рентгеном прошьет. Так что как ты не старайся, а хищника в себе не спрячешь. Может быть, специально дает ему прорваться наружу? Чтобы я не слишком-то наглел и расслаблялся? А я и не наглел. Налил еще половину стакана, да и всего пару печенек стоптал. А потом застыл в ожидании, когда вождь докурит. Интересно, что он такое курит сейчас? Явно не «Герцоговину Флор», но скорее всего, какой-то ориентальный табак, очень уж крепок его аромат. Но спросить постеснялся.

— Значит так, Михаил. — произнёс Сталин, выбивая пепел в стальную пепельницу с гербом СССР. — Есть у меня для тебя поручение. Личное. Ответственное. Ты хорошо подумай, соглашаться или нет. Согласишься — назад дороги не будет. Тебе надо будет закрыть испанский вопрос. Понимаешь задачу?

— Ответственность понимаю. Задачу не совсем. Что имеется в виду «закрыть вопрос»? Что мы должны получить в итоге. Вот в чем главный вопрос, товарищ Сталин. Если коммунистическую Испанию, то на данном этапе это невозможно. Если победа в гражданской войне или ее предотвращение, судя по всему, для этого есть серьезные предпосылки. Но нужны и серьезные полномочия, и ваше полное доверие. Как и самостоятельность принятия решений, товарищ Сталин. Без этого никак, а тут главный вопрос: насколько вы мне доверяете? Потому как если мне в палки колеса будут вставлять всякие Андрэ Марти, то толку от этой игры не будет — совершенно.