Мы, Мигель Мартинес. Испания (СИ) - Тарханов Влад - Страница 38

* * *

Москва. Кремль. Кабинет Сталина.

2 марта 1936 года

— Скажите, товарищ Куусинен, как быстро мы сможем организовать социалистическую революцию в Финляндии?

В кабинете Сталина только два человека. Шторы плотно задернуты несмотря на то, что еще только четыре часа дня, в комнате царит полумрак, разгоняемый несколькими лампами, но свет их неярок и не раздражает. Отто Вильгельмович (или Виллевич) Куусинен, невысокий, но уже седой мужчина, сорока семи лет, секретарь Исполнительного комитета Коммунистического Интернационала на несколько секунд задумался.

(тот, кто сидит и подписывает — Отто Куусинен)

Как один из основателей Финляндской коммунистической партии, он был достаточно компетентен в том вопросе, который задал ему вождь, тем более, что связи с родиной он старался не терять. В семнадцатом году он в Гельсинфорсе встретился с Лениным, участвовал в гражданской войне в стране Суоми, а после поражения красных (благодаря вмешательству кайзеровской Германии) перебрался в Россию. Он считался одним из самых влиятельных работников Коминтерна, при этом постоянно поддерживал линию товарища Сталина. Кстати, именно благодаря ему прошла последняя реформа Коминтерна, который официально занялся исключительно разработкой теоретических вопросов коммунистического движения. Но вот почти незаметная пауза минула и прозвучал ответ:

— Всё зависит от финансирования, товарищ Сталин.

— Считайте, что оно будет неограниченным. В разумных пределах, конечно же.

Отто Вильгельмович подумал еще несколько секунд, как-то даже шевеля губами, как будто что-то прикидывая.

— Три месяца, товарищ Сталин.

— Насколько к ней готов пролетариат, и поддержит ли ее крестьянство? — задал вопрос вождь, находясь практически за спиной оппонента. Куусинен чуть вздрогнул, Иосиф Виссарионович передвигался по кабинету практически бесшумно.

— Товарищ Сталин, пролетариат в стране ослаблен после гражданской войны и развязанного белофиннами террора. Но положение пролетариата весьма сложное, угнетение местной и иностранной буржуазией становится все сильнее с каждым днём. Состояние крестьянства не такое сложное, но при энергичных действиях рабочих дружин и обеспечения оружием и добровольцами-интернационалистами, уверен, победа будет за нами. Чтобы нейтрализовать кулацкие элементы в крестьянстве можно пообещать конфисковать земли крупных помещиков, в основном, это шведы, так что это будет действенным механизмом нейтрализации сельского населения. Последним фактором, который может помочь, это репрессии местной власти против оказавшихся в Финляндии русских. Правда, в последнее время наблюдается отток белоэмигрантов куда-то в Африку, уже подали заявку на переселение почти сто семей. Но пока они не уехали, то шансы воспользоваться их недовольством реальны.

— Значит, узкие места: финансирование и вооружение?

— И наличие интернационалистов. Я предлагаю использовать интербригады, которые сейчас проходят обучение в Германии.

— Хорошо, товарищ Куусинен. Сколько вам нужно будет времени, чтобы составить детальный план восстания?

— Неделя, это минимум, товарищ Сталин.

— Хорошо. Через неделю, девятого марта, вы предоставите план и его предварительно посмотрят товарищи Киров и Шапошников. Только эти двое. Никому больше этот план не показывать. Десятого в двенадцать мы вчетвером этот план обсудим.

— Я понял, товарищ Сталин. Всё сделаю.

— К составлению плана можете привлечь одного, максимум двух самых доверенных товарищей. Можете быть свободны.

Как только Отто Куусинен покинул кабинет, Иосиф Виссарионович закурил папироску, на какое-то мгновенье огонек от спички озарил его весьма злое выражение лица. Перекурив, Сталин поинтересовался у Поскрёбышева, приехал ли Киров. Узнав, что только что вошёл, попросил его пригласить и принести чаю. Киров уже был утром у вождя, повторный вызов его встревожил.

— Коба, что случилось?

— Чай давай попьем. Знаю, я тебя не напою чаем, будешь бегать голодным.

За эти несколько минут перекура вождь успокоился. Чай, варенье, булочки и печенье как-то волшебным образом почти моментально оказались на столе. Умение постоянного секретаря вождя быть незаметным и, одновременно, незаменимым просто поражало. Ближайшие четверть часа в кабинете установилась тишина. Нет, звуки размешиваемого сахара, хруст печенья — всё это присутствовало, но никаких разговоров не вели. И только после того, как таким же волшебным образом приборы исчезли со стола, начался серьезный разговор.

— У меня был Отто. Ты его не встретил, когда шёл сюда?

— Нет, не встретил. И что?

— Пообещал за три месяца и кучу золота организовать революцию в Финляндии. Почти гарантирует реальный результат.

— Насколько я читал сводку, в Финляндии нет никакой революционной ситуации…

— Ты про идеи Ленина? Так это верно: пока что пролетариат получил подачку от капиталистов и успокоился, да еще и действие националистической пропаганды. Во всём виноваты плохие русские. Крестьяне живут неплохо и земельный вопрос в Финляндии не стоит так остро. То есть низы вполне могут себе жить по-старому. Кризиса власти мы тоже не наблюдаем. Значит, верхи тоже могут управлять по-старому. Плюс… финская компартия серьезно ослаблена, следовательно, нет движущей силы революции.

— Это верно, Коба. Но почему Отто так уверен в успехе? Он что, не понимает этого? Или надеется на то, что в критический момент СССР вмешается, как раньше вмешалась Германия?

— Именно на этом и строится расчет Куусинена. Посмотри вот эти бумаги.

На столе оказалась тонкая папка с документами, которую Киров стал внимательно изучать. Сталин сделал свет поярче, чтобы его другу и соратнику стало проще читать. Прочитав, он с удивленным видом спросил:

— Почему ты его еще не дал арестовать? Или его не надо арестовывать?

— Он мне нужен… был. Чтобы реформа Коминтерна прошла проще. Нет, ты сам знаешь, что проще не получилось. Недовольных много. Но именно Отто смог приструнить самых борзых и наглых. Посмотри еще вот эту бумагу.

К Кирову попала схема, на которой значились связи Куусинена в Коминтерне. Очень получилась интересная зарисовка, в самом центре которой значился серый кардинал, как паук на страже своей паутины.

— Интересно? — поинтересовался вождь.

— Очень.

— А теперь посмотри на вот этот рисунок.

На следующей схеме были заграничные связи Куусинена. Тоже получилась весьма интересная зарисовка. А вот несколько связей были аккуратно подчёркнуты.

— Форды и Рокфеллеры? Каким образом? — Киров выглядел совершенно ошарашенным.

— Прочитай вот тут объяснительную записку.

— Хм… вот оно как получается…

Киров отодвинул новую папку, как будто прикоснулся к ядовитому скорпиону. Но тут же перед ним оказалась еще одна.

— А это последние художества нашего товарища Отто. Если его можно назвать товарищем…

— Назвать этого господина товарищем у меня теперь язык не поворачивается. — заметил Сергей Миронович, приступая к изучению последней папки.

— Получается, что он вполне сознательно постарался превратить Испанию в абсолютный провал СССР?

— Да, и нанести ущерб репутации коммунистической идее, нашей компартии и товарищу Сталину лично. Потому что поражение республиканской Испании будет рассматриваться именно как поражение лично меня! Понимаешь, да!

В речи вождя прозвучали нотки раздражения. И даже появился грузинский акцент, что случалось только в минуты очень сильного волнения.

— Когда? — спросил Киров. Конечно, полностью вопрос прозвучал бы так: «Когда мне его арестовать?», но краткость — это сестра таланта.

— Пусть пока походит, даже побегает. А когда придёт к тебе с планом революции, то мы этот план внимательно посмотрим. А потом у товарища случится инфаркт, например. Для всех он умрёт. Нэт, он обязательно умрёт, только сначала много что нам расскажет.