Другие грабли (СИ) - Мусаниф Сергей Сергеевич - Страница 7

Занятные у меня здесь соседи. Или этот чувак просто в гости к кому-то зашел? Со стволом и в десять часов воскресного утра уже нетрезвый?

Немного подумав об этом, я решил, что не очень-то мне и интересно и вышел на улицу.

Глава 4

Синяя «восьмерка» с коротким крылом и обозначенным в техпаспорте номером стояла неподалеку от подъезда. Я и вчера мимо нее проходил, просто не знал, что она моя.

Никакой сигнализации с дистанционным открыванием дверей на ней установлено не было, и она еще не успела прогнить насквозь, чтобы ее можно было открыть пинком, так что мне пришлось поковыряться в замке ключом. Я сел за руль, вдохнул царящий в салоне запах новой машины, который, как говорят, ни с чем невозможно спутать, прислушался к своим внутренним ощущениям и не почувствовал ни малейшего желания прокатиться прямо сейчас.

Старею.

Прежде, чем закрыть машину, я поднял третью дверь, потому что хотел кое-что проверить. И да, она была на месте. Выточенная из дерева, с обмотанной синей изолентой рукоятью.

Хоть какие-то константы в моей жизни все-таки присутствуют.

Встреча с Клавдией улучшила мое настроение, так что я запер машину и пошел дальше, посвистывая, а на улице даже купил себе мороженое, шоколадное эскимо за двадцать две копейки. Ну, нормальное такое мороженое. Похуже, конечно, чем в «баскин робинс», но есть можно.

Люберцы за это время изменились не слишком сильно. Новых микрорайонов еще не было, зато старые оказались на месте и пребывали даже в лучшем состоянии, чем я их помнил. Но это как раз и не странно, ведь сейчас они были на тридцать лет моложе.

А вот особой разницы ни в воздухе, ни в высоте деревьев я не заметил. Надо будет еще воду как-нибудь повнимательнее потрогать, но тоже чего-то сомневаюсь…

Я шел по улице, ел мороженое, вдыхал очищенный дождем от пыли кислород и надеялся, что в голове моей что-то прояснится, и я пойму, что должен делать дальше.

Если, опять же, вернуться к массовой культуре, то механизм переноса человека во времени в большинстве случаев описывается терминами «потому что» и «ну вот так получилось». Соответственно, абсолютно непонятно, как можно вернуться назад.

Если допустить, что имела место какая-то мистическая составляющая, а не допустить мы этого не можем, ибо происходящая фигня пока не имеет рационального объяснения и вообще антинаучна, то триггером для возвращения может стать какой-нибудь поступок, который я должен совершить, или моральный выбор, который я должен сделать, или солонка, которую я должен кому-то передать. Но поскольку доподлинно мне это неизвестно, и никаких конкретных задач передо мной не ставили, париться по этому поводу нет никакого смысла.

Случится, так случится.

А если нет, то где наша не пропадала?

Как говорится, где она только не пропадала…

Если я прав, то жизненный путь этого Василия в основных его поворотах совпадает с моим собственным, разве что наградного пистолета мне тогда не выдали. Но и времена были другие.

Как бы там ни было, надо исходить из того, что я здесь надолго. Надеяться, что когда-нибудь смогу вернуться обратно, но быть готовым к тому, что не смогу. А значит, надо выходить на работу и как-то восстанавливать существующие связи, потому что если я внезапно забью на всех давних знакомых и стану отшельником, выглядеть это будет подозрительно.

Такой себе план, конечно, но лучшего у меня не было.

Я доел мороженое, выкинул палочку от него в ближайшую урну и отправился знакомиться с эпохой.

Ну что я могу сказать?

Эпоха, как эпоха. Люди, как люди, и даже если квартирный вопрос их и испортил, по лицам прохожих это никак не считывалось. Было немного непривычно, что никто не утыкался в смартфон, зато на тротуарах не было бешеных электросамокатчиков, едущих в соседний магазин с таким видом, будто бы они — капитан Джек Воробей за штурвалом «Черной жемчужины», и это был несомненный плюс.

Я вообще отнюдь не противник технического прогресса, и ни за что не променял бы беспроводные наушники обратно на проводные, которые меньше чем за пятнадцать минут из кармана не вытащишь и в уши не вставишь, но во всем нужно знать меру, а любители самокатов ее явно не знали.

Одни рассекали по тротуарам, что только уворачивайся, а другие и вовсе выезжали на проезжую часть и разгоняли эту китайскую хрень до неприличных совершенно скоростей. Я как-то на МКАДе одного парня на моноколесе видел, так он вообще под сотку катил, и если и за это не давать премию Дарвина, то за что ее вообще давать?

Я доплелся до сквера, уселся на чуть влажную после дождя скамейку. Страну впереди ждали большие потрясения, и я не сомневался, что меня впереди тоже ждали большие потрясения, но здесь и сейчас картинка в целом была умиротворяющая, и я осторожно подумал, что все могло быть гораздо хуже.

Осторожно — потому что когда я о таком думаю, все обычно сразу же и становится гораздо хуже. Фигня в жизни Чапая — штука неотвратимая, и если бы я был религиозен, то мог бы подумать, что тот парень, который отвечает за мою судьбу, за что-то меня невзлюбил.

Народу в двадцать седьмой школе училось много, поэтому физруков там было целых два. Моего напарника звали Виктором, он был бывший спортсмен, занимавшийся тяжелой атлетикой, так что фигурой обладал кряжистой и массивной и издалека был немного похож на шкаф. Я нашел его в небольшой каптерке рядом со спортзалом, он сидел за единственным столом в комнате и читал газету «Советский спорт».

Дикое для меня, выходца из две тысячи девятнадцатого, зрелище. В наше-то время бумажных газет никто не читал, а новости люди узнавали из смартфонов.

— Ты, значит, новенький, да?

— Да, — сказал я. — Василий.

— Виктор, — мы пожали друг другу руки. — Провести короткую экскурсию или сам разберешься?

— Сам осмотрю, — сказал я.

— Нормально, — сказал он. — Спортсмен?

— Дзюдо, — сказал я.

— Нормально, — повторил он. — В школе раньше работал?

— Нет, — так-то, конечно, работал, и людей постарше тоже тренировал, но ему об этом знать совершенно необязательно. Опять же, у советской школы наверняка есть какая-нибудь специфика, которая отсутствовала в школах, мне современных.

— Ничего, привыкнешь, — сказал он. — Главное, не дай им себя сожрать.

— Насколько все плохо?

— Контингент у нас разный, — сказал Виктор. — Девятые, десятые классы… ну, есть там сложные ученики. Если будут проблемы, обращайся ко мне, помогу.

— Непременно, — пообещал я.

— И вот еще, — сказал он. — Как видишь, второй стол здесь поставить негде, так что не обессудь. Времени рассиживаться у нас, конечно, не так много, но если что, в общей учительской перекантуешься, лады?

— Нормально, — сказал я.

— Ну, тогда добро пожаловать, — сказал он. — Ты уже оформился?

— Да вроде как.

— Задач у нас сейчас, пока занятия не начались, как ты понимаешь, две. Подготовить учебные планы и инвентарь. С учебными планами я уже разобрался, можешь ознакомиться при желании, а инвентарь… Да что ему сделается? Все на месте, согласно инвентарной описи. Мячи прыгают, канаты висят, козел стоит и даже в раздевалках еще не воняет, потому что наконец-то проветрилось. Так что можешь смело догуливать последние летние деньки и выходить тридцать первого, когда мы тут к линейке все готовить будем. А если кто спросит, то я тебя прикрою.

— Спасибо, — сказал я. — Я пока тут осмотрюсь, а потом еще зайду, ладно?

— Конечно, — сказал он и снова углубился в газету.

Я прошелся по раздевалкам, и там действительно пока еще ничем не пахло. Впрочем, я знал, что это ненадолго. Начнется учебный год, через эти комнаты пройдут сотни разгоряченных подростков, и уже к концу первой недели в них установится своя, ни с чем не сравнимая атмосфера. В школе, где я преподавал до этого, были душевые комнаты, но только потому, что в школе был бассейн, и предварительная помывка перед ним являлась обязательной процедурой. Соответственно, когда занятий в бассейне не было, в душевые никого не пускали и они стояли запертыми.