Другие грабли (СИ) - Мусаниф Сергей Сергеевич - Страница 43

— То есть, один из провальней создал отдел, которого ранее не существовало и который призван не дать изменить историю, и тем самым изменил историю? — уточнил я.

— Звучит странно, но выходит, что так, — сказал Сашка. — Но это, как ты понимаешь, еще не вся правда. Это только надводная часть айсберга, самая его, сука, макушечка.

— А оборудование, которое позволяет отслеживать переносы, он с собой притащил или здесь на коленке придумал?

— Нет никакого оборудования, — сказал Сашка. — Точнее, есть, но мало функциональное, до сих пор до конца не испытанное, и мы им практически не пользуемся, его только в позапрошлом году изобрели. Оно и включается то через пень-колоду.

— А как же вы тогда меня срисовали?

— Основатель отдела давно уже помер, но штука в том, что он оставил нам устойчивый канал связи, — сказал Сашка и постучал себя по часам. — Посредством которого некоторые сидящие в будущем люди и сообщают нам о фактах хронопереноса, которые мы должны взять под контроль.

— Э… — сказал я, пытаясь осмыслить новые фрагменты в картине мира, которую я пытался нарисовать. — И зачем они это делают?

— Потому что именно они являются авторами той версии, которую я тебе изложил, — сказал Сашка. — Суслик, танк, катастрофа.

Тут пиво, видимо, начало работать, потому что схема показалась мне вполне логичной. Единственный недостаток — своего места в этой схеме я пока так и не разглядел.

— А я вам тогда зачем?

— С твоей помощью мы хотели бы проверить другую версию, — сказал Сашка. — Согласно которой они нам врут.

Глава 21

Что ж, похоже, мы наконец-то подобрались к самому интересному, и сейчас по всем законам всемирного свинства должно было произойти какое-нибудь событие, которое помешает нам с Сашкой закончить этот разговор, либо перенеся его на неопределенное время, либо вообще отрубив любую возможность продолжения.

Я посмотрел по сторонам. Немногочисленные посетители кафе продолжали есть за своими столиками. От мангала шел дым. Абдурахман нарезал зелень. Парковку мне отсюда видно не было, но никаких подозрительных звуков с той стороны не доносилось, из чего можно было сделать вывод, что и там все идет своим чередом.

Даже странно.

— То есть, они вам шестьдесят лет врали, а вы задумались об этом только сейчас?

— Сомнения имеют свойство накапливаться, — сказал Сашка. — По мере накопления остальной информации. Как говорится, чем больше знаешь, тем сильнее начинаешь подозревать, что ничего не знаешь. Такая вот диалектика, к хренам. К тому же, это только теория, и вполне может быть, что все, кто ее разделяют, являются пораженными служебной деформацией параноиками.

— Хорошо, что вы сами такую возможность не исключаете, — сказал я. — И о чем же они вам врут?

— Обо всем, — сказал Сашка. — О целях и средствах, и об общей картине мира. Но доказать это очень сложно, потому что они ребята очень скрытные, и мы толком даже не знаем, из какого конкретно они года.

— Судя по тому, что они сумели построить машину времени, явно не из моего, — сказал я.

— Может, и из твоего, — сказал Сашка. — Можно подумать, что ты о всех секретных проектах в курсе был.

— Ну, допустим, — сказал я. — И на чем же основываются ваши подозрения?

— На очевидном, — сказал Сашка. — О каких-то провальнях они нас предупреждают, о каких-то — нет. Про тебя, например, за двое суток рассказали, а про того, который дело Чикатило продолжил, молчат до сих пор. Ничего, говорят, нам про это неизвестно, ищите у себя.

— А если это не провалень?

— Может, исполнитель сам и не провалень, — согласился Сашка. — Но он идет четко по списку, значит, с кем-то из провальней так или иначе контактировал, а про это они тоже молчат. Или ты хочешь сказать, что это совпадение?

Я покачал головой.

Можно было удариться в мистику и предположить, что на каждой из потенциальных жертв маньяка лежала какая-нибудь печать смерти, и подражатель каким-то образом ее видел, но это полная чушь, которую я и вслух-то произносить не стал.

— С другой стороны, такое их поведение укладывается в рамки первой теории, — сказал я. — Вы ликвидировали маньяка, спасли людей и тем самым изменили историю. Подражатель убивает людей, которых вы таким образом спасли, и возвращает историю в ее прежнее русло.

— А ты не дурак, Чапай, — сказал он. — Быстро соображаешь. Но это только один из примеров, и далеко не самый показательный, я его привел только потому, что мы с тобой на эту тему уже говорили. Есть и другие. Если обобщить все данные, полученные отделом за время наблюдений, они сообщили нам примерно о семидесяти процентах всех провальней, остальные тридцать процентов нам пришлось искать самим. Разумеется, из этого числа надо исключить еще тех, кого мы до сих пор не обнаружили.

— О каком хотя бы порядке цифр идет речь?

— Сотни, Чапай, многие сотни. И это только у нас в стране, а есть ведь и другие. Особенно этому феномену подвержены крупные игроки на международной арене. Мы, штаты, Англия, Китай с Японией… В каком-нибудь захолустье типа Монако или новой Зеландии с этим куда проще, они-то на историю никогда не влияли.

— И у других крупных игроков тоже есть кураторы из будущего? — поинтересовался я.

— В штатах точно есть, — сказал Сашка. — За остальных не поручусь, мы с ними информацией довольно скудно обмениваемся.

— Но если этих кураторов на самом деле не интересует стабильность, то зачем они все это делают?

— Есть мнение, что они хотят направить историю по какому-то определенному пути, — сказал Сашка. — И с нашей помощью избавляются от провальней, которые этому пути мешают. А о тех, которые не мешают, они нам просто не говорят. Если продолжить метафору с бронепоездом, они пытаются проложить для истории другие рельсы, а это дело сложное, ресурсозатратное, вот они и решили переложить часть расходов на плечи аборигенов. То есть, на наши.

— А вам просто не нравится, что вас играют «втемную»?

— Когда нас играют «втемную», нас начинают одолевать сомнения, к тому ли будущему нас ведут, — сказал Сашка. — Но ты должен понимать, что это не особо распространенная и не слишком популярная теория, которую и в нашем-то отделе считанные единицы поддерживают, а вышестоящему руководству о ней вообще мало что известно. Поэтому действовать нам придется на свой страх и риск.

— Нам? То есть, ты считаешь, что я уже согласился?

— По большому счету, и мне довольно неприятно это тебе сообщать, у тебя нет выбора, Чапай, — сказал он. — Ты — провалень, и ты уже в игре. Ты уже на поле боя и на тебе наша форма, и враг не будет спрашивать, что ты по этому поводу думаешь и как тут оказался.

— Значит, все-таки враг?

— Может быть, это не самая удачная из моих метафор, но суть ты должен был уловить, — сказал он.

Я покачал головой. Что-то с каждым новым слоем открывающейся для меня правды эта история нравилась мне все меньше и меньше.

Оказаться в восемьдесят девятом году — это необычно, но с этим можно жить.

Оказаться в восемьдесят девятом году и влипнуть в местные разборки — это неприятно, но с этим тоже можно жить.

А вот оказаться в восемьдесят девятом году и влипнуть в разборки комитета и его таинственных кураторов из будущего, которые пытаются выяснить, чей курс истории правильнее, это уже с жизнью совмещается совсем плохо.

А уж со спокойной жизнью вообще никак не совмещается.

Если Лобастого в конце концов можно было элементарно пристрелить, то на всю эту шоблу боеприпасов не хватит.

— Вижу, что ты от открывающихся перед тобой головокружительных перспектив отнюдь не в восторге, — сказал Сашка. — Но ты должен понять, что речь сейчас идет не о твоей или моей жизни, а о чем-то куда большем.

— Так обычно и говорят перед тем, как втравить тебя в какой-нибудь кровавый блудняк, — сказал я. — Может, ваша теория вообще неправильная. А если и правильная, то откуда вам знать, что они не к светлому будущему ведут?