Лоскутик и Облако - Прокофьева Софья Леонидовна - Страница 21

На окно сел чёрный голубь. Чёрный, как ворон. От его лап на подоконнике остались чёрные крестики.

— Это не мой голубь! Кыш! Пошёл! — завопила Барбацуца.

— Это голубь Сажи! — воскликнула Лоскутик.

И правда, под окном стоял Сажа.

Можно было подумать, что Барбацуца от ярости тут же разорвётся на тысячу кусков.

— Я всё думала, чего же мне не хватает! Теперь я знаю. Трубочиста! Именно трубочиста! Нет, пора меня провернуть сквозь мясорубку и наделать из меня котлет!

— Можно я его позову? — взмолилась Лоскутик.

— Зови его, зови! — Барбацуца с мрачным видом скрестила на груди руки. — Мне уже всё равно. Пусть сюда идут жабы, художники, жулики, пожарные, сороконожки и трубочисты. Не обращайте на меня внимания, прошу вас. Я просто начинка для пирогов, не более того.

Сажа вошёл в комнату. Он был похож на скелет, к тому же выкрашенный чёрной краской. От ветерка, влетевшего в окно, он покачнулся.

— Ну что? Что-нибудь знаешь? — нетерпеливо спросила Лоскутик.

— Я пять дней сидел в трубе, — еле слышно сказал Сажа. — Я думал, уже навсегда пришла ночь. Я почти поверил в это. А кормил меня мой голубь. Воровал крошки на кухне.

— Вот тебе, вот! — Барбацуца с такой силой заехала самой себе по лбу, что на лбу тут же вздулась здоровенная шишка. — Связалась с девчонкой, плесенью, мазилкой и жабой! Тьфу! — Она со злобой посмотрела в сторону жабы Розитты. — Теперь ещё корми голодных трубочистов!

Барбацуца бегом бросилась на кухню и через минуту вернулась с целым блюдом поджаристых пирожков.

— Ешь, сейчас же ешь! — зарычала она.

— А Облако? Ты ничего не знаешь о нём? — с тоской спросила Лоскутик.

— Разве я не сказал? — Сажа печально посмотрел на Лоскутика. — Они накрыли его стеклянным колпаком… А потом они сказали: «Мы тебя заморозим!»

Жаба Розитта подняла голову и с отчаянием квакнула. Из глаз её выкатились две прозрачные зелёные слезы.

Вермильон в отчаянии отвернулся.

— Всё пропало… — прошептала Лоскутик. — Больше я его никогда не увижу, моё Облако…

В комнате наступило молчание. Так молчат люди, когда приходит большое горе и когда ни один не знает, чем утешить другого.

— А я знаю! — вдруг закричала Барбацуца. — Как же я сразу не догадалась? Почему стража у погреба? Почему пушки? Почему никого даже близко не подпускают? Значит, оно там, это ваше сокровище!

— А там нет трубы? Хоть самой узкой? — наивно спросил Сажа. Он всё вертел в руке пирожок, так и не надкусив его.

— Скажешь тоже, обгорелая ты спичка! — презрительно фыркнула Барбацуца. — Если труба, так должна быть печка. А какие в леднике печки?

— А может быть, всё-таки можно как-нибудь?.. — с отчаянием сказала Лоскутик.

— Никаких как-нибудь! — резко ответила Барбацуца. — Туда никого не пускают. Ясно?

— А если вы попробуете?

— И пробовать не буду!

— Но…

— И не проси! — отрезала Барбацуца. — Говорят тебе, ничего сделать нельзя! Об этом Облаке надо забыть.

Глава 22

Может ли король есть манную кашу, сваренную на воде?

На кухне было жарко, как в аду.

Лица у поваров были ярко-малиновые, у поварих — красные, у поварят — розовые.

Только Лоскутик была зеленовато-бледной.

Барбацуца в первый раз взяла её с собой во дворец.

Лоскутик со страхом смотрела на огромную плиту. Плита шипела и пыхтела, как дракон, у которого вместо голов были кипящие кастрюли и брызжущие жиром сковороды.

Король готовился к пиру.

— Мы будем сегодня праздновать, — объявил король своим придворным, — но праздновать неизвестно что. То есть я-то, конечно, знаю, что именно, но вам это знать совсем не обязательно. Мы будем сегодня пить вино за что-то и радоваться чему-то. А кто не захочет радоваться вместе с нами, прямиком отправится в тюрьму.

Итак, в духовке вздыхали воздушные пироги, подрумянивались надетые на вертелы бесчисленные индейки и утки, что-то очень интересное нашёптывал шоколадный торт. Коричневые пузыри вздувались и лопались. Из каждого лопнувшего пузыря вылетало сразу, по крайней мере, пятнадцать прекраснейших ароматов.

Поэтому нет ничего удивительного, что на крышах всех городских домов сидели драные коты и кошки, повернув чуткие носы в сторону королевской кухни. Они жмурились и облизывались.

— Дорогая Барбацуца! — сказал главный повар, на цыпочках подходя к ней. — И всё-таки самое главное блюдо должны приготовить именно вы. Вы должны сварить вашу божественную манную кашу. Для этого уже привезли пять бидонов молока.

Барбацуца заглянула во все пять бидонов. С недоверчивым видом понюхала молоко. Потрясла над бидонами руками.

Затем зачерпнула поварёшкой молока из одного бидона, отхлебнула немного, да вся так и передёрнулась.

— Оно же кислое! — прорычала она.

Попробовала молока из второго, вся сморщилась:

— И это кислое!

Попробовала из третьего, из четвёртого…

— Что вы мне подсовываете? Это же простокваша!

Во всех пяти бидонах оказалось скисшее молоко.

Главный повар встревожился не на шутку.

— Что такое? Отчего оно могло скиснуть? — спросил он, немного бледнея.

— «Отчего, отчего»! — передразнила его Барбацуца. — Какую жарищу развели! Я сама тут чуть не скисла, не то что молоко!

Главный повар побледнел окончательно.

— Дорогая Барбацуца, я немедленно прикажу всем королевским коровам подоиться ещё раз. Будьте спокойны, я их заставлю. Молоко будет.

— А оно опять скиснет, — ехидно ухмыльнулась Барбацуца. — Нет, придётся сегодня сварить манную кашу на воде.

— На воде?! — Не только глаза, но и стёкла очков у главного повара стали испуганными. — Да ни один король на свете никогда не ел манной каши на воде!

— А нашему сегодня придётся её отведать. Ничего не поделаешь. Каша на воде…

— Нет, нет, не говорите этих страшных слов! Неужели ничего нельзя придумать?

— Ничего! — решительно рявкнула Барбацуца.

— Но всё-таки, умоляю вас!

— Нет, нет, сделать ничего нельзя. Хотя, впрочем…

— Что? Что? Да говорите же!

— Если принести… Да нет, это невозможно.

— Нет, дорогая Барбацуца, вы всё-таки скажите!

— Если принести из погреба льда и поставить молоко на лёд, тогда оно не скиснет.

Повар отступил на несколько шагов и отчаянно замахал руками.

— Это невозможно! Вы же прекрасно знаете, в погреб никого не пускают!

— Так я вам всё время и твержу, что невозможно. Просто я сварю кашу на во…

— Не говорите этих ужасных слов! — вскричал повар. — Моя заливная рыба! Она получится слишком нервной. Мои взбитые сливки! Они будут взволнованы. А король терпеть не может взволнованных взбитых сливок!

— Что поделаешь, каша будет на…

— Хорошо! Я попробую. Начальник королевской стражи — мой троюродный брат. Это такой души человек. Благородный, отзывчивый, бескорыстный…

— Дело ваше, — равнодушно сказала Барбацуца и отвернулась. Но она так стиснула руку Лоскутика, что чуть её не сломала.

— Сам спущусь в погреб, принесу ведро льда. — Главный повар со вздохом обмотал горло тёплым шарфом, потуже натянул на уши свой поварской колпак.

— Иди, иди, голубчик! — Барбацуца захохотала так оглушительно, что шоколадный торт, слабо охнув, осел несколько набок.

— А что? Что? — встревожился главный повар.

— А то, что во льду тоже надо разбираться. Синий лёд слишком холодный, молоко перемёрзнет. Жёлтый слишком быстро тает. Зелёный брать нельзя ни в коем случае — он бывает ядовит, особенно в конце месяца…

— Барбацуца! — взмолился главный повар. — Не в службу, а в дружбу: сходите сами. Я в этом ничего не понимаю.

— Ни за что! У меня и так нос заложен. — Барбацуца угрожающе затрубила носом.

— Прошу вас!