Буратино. Правда и вымысел. Как закалялся дуб - Конофальский Борис - Страница 16

– Синьора, Джульетта, я берусь наладить серьёзное производство выпивки и организовать сбыт. Для этого я приглашаю вас в свои компаньоны, вы известный мастер своего дела, поэтому предлагаю вам пост главного технолога. У нас будет много денег. Что вы на это скажете? – Пиноккио улыбнулся, чувствуя лёгкую победу.

– Что скажу? – задумчиво произнесла Джульетта. – А я скажу я тебе вот что: мурло ты деревянное, паразит ты последний, скотина носатая, свинья и хулиган. Вот что я тебе скажу.

– Синьора, – удивился Буратино, – я же предлагаю вам серьёзное дело и приличные деньги, вы будете получать двадцать процентов прибыли. Это же выгодная сделка.

– Выгодная? – неожиданно миролюбиво переспросила Джульетта, и тут же, перегнувшись через забор, попыталась схватить Буратино за волосы. – Убью, морда носатая! – завизжала она, когда Пиноккио умудрился отскочить.

– Да что вы, в самом деле, так волнуетесь? Да что я вам такого обидного сказал? – искренне удивился Пиноккио.

– Подлец ты, ой, подлец, у бедной вдовы и сирот последний кусок хлеба отнять хочешь, ни стыда у тебя, ни совести.

– Да наоборот же, я вам…

– Серджо, Фернандо, – заорала Джульетта, – где вы, лоботрясы, лазите, когда вашу мать лишают дела всей жизни, а вас куска хлеба?

Не дожидаясь появления братьев, Буратино ушёл. Раздосадованный, он прошёл под любопытными взглядами опохмеляющихся забулдыг. Он был в недоумении: «Почему? Почему эта тупая баба отказалась? – спрашивал он сам себя. – Неужели она не видит всех перспектив нашего сотрудничества? Ну, чёрт с ней. Не боги горшки обжигают, научимся и сами, эка невидаль. Обойдёмся и без семейных секретов тётки Джульетты. Да и не нужны нам эти реликвии, уверен, что там кустарщина сплошная, а нам нужны новые технологии».

За этими мыслями он не заметил, как добрался до рынка, где его ожидали остальные члены банды, чтобы начать игру. И они её начали. После игры, не очень-то удачной по сравнению с предыдущим днём, мальчишки разбежались по домам, где Буратино сразу начал:

– Синьор Говорящий Сверчок, у меня ничего не вышло.

– А чего ты такой радостный? – спросил Говорящий Сверчок.

– Да не радостный я никакой, просто возбуждённый, – объяснил Пиноккио, усаживаясь на кровать, – даже злой. Так бы и врезал по её бестолковой тыкве палкой, чтобы бородавки поотваливались.

– Значит, Джульетта тебе отказала? – задумчиво произнесло насекомое.

– В бизнесе отказала, дура старая, зато глазки строила.

– Наверное, обзывалась по-всякому, – предположил Говорящий Сверчок.

– Это уж как водится.

– А говорила что-нибудь о вдовстве своём печальном?

– Говорила.

– А о деле всей жизни, а о куске хлеба, а о бедных сиротах?

– Ну, да, куда же без её сирот, – усмехнулся Буратино.

– А схему аппарата ты хоть срисовал?

– Какой там, даже за забор не перелез, но я попрошу Фернандо, он посмышлёней, чем Серджо, он мне её срисует.

– Фернандо? – переспросил Говорящий Сверчок. – Ну, да, конечно. Возьмёт ватман, положит его на кульман и при помощи циркуля и транспортира начертит тебе чертёж с расчётом, с масштабами и проекциями. У него же образование инженерное, – насекомое засмеялось.

– Ну, тогда я попытаюсь пробраться в дом, – предложил Буратино.

– Знаешь, что я подумал? – вдруг оживился Говорящий Сверчок. – А что это мы огороды городим с этой дурой. Иди-ка ты лучше к синьору Фарелли.

– А кто это? – спросил Пиноккио.

– А это наш деревенский дурачок, он же наш городской учёный, никем не признанный гений. Кстати, справедливо непризнанный. Кличут его Дуремаром, хотя многим умникам есть чему у него поучиться.

– Какая забавная кличка, – усмехнулся Буратино.

– Эту забавную кличку дали ему наши городские ослы, которые сами ни в чём не смыслят и даже свою фамилию не в состоянии написать.

– Как бы там ни было, – сказал мальчик, – но мне кажется, что зря такие клички не дают, повод, очевидно, есть.

– Много ты понимаешь в кличках, – произнёс Говорящий Сверчок, – он, между прочим, очень талантливый, у него полсотни публикаций в серьёзных научных журналах. И по биологии есть публикации, и по химии, и даже по этой новомодной науке, по генетике.

– А за что его так прозвали? – не унимался Буратино.

– Всё из-за жажды познания, он весь наш городской пруд через свой сачок пропустил, лазил там с утра до вечера, весь в грязи и тине, пиявок ловил да мелких мух всяких и прочих водяных червяков. Человек пытался создать серьёзную научную концепцию о пользе водной фауны для здоровья людей. А когда его дура-служанка перебила ему каких-то мух, он её чуть не убил, сидел и плакал потом: «Дрозофилы, дрозофилы мои, дрозофилы». Из-за этих самых мух к нему даже какой-то иностранец приезжал по фамилии Вейсман. А один раз он спалил свой дом, к нему пожарные приехали, вытащили из огня и спрашивают: «Синьор учёный, что же вы делаете? У вас дом полыхнул, словно из керосина». А он им отвечает: «При чём здесь керосин, я просто вычислял молекулярную массу водорода». А пожарные ему и говорят: «Чокнутый вы какой-то, синьор учёный. Мы вам про пожар, а вы нам про какой-то водород-бутерброд». «Сами вы дурероды, – говорит им синьор Фарелли, – вы хоть знаете, что такое валентность?» «Вот и поговори с ним», – говорили пожарные, поудивлялись и уехали.

– А может, он интеллигент? – спросил Пиноккио.

– Нет, он человек очень достойный, никогда не якает и образованность свою не показывает, тихий и скромный. А главное – очень деятельный, хотя и не без завихрений. В общем, иди к нему и поговори с ним. Если будешь тонок, тактичен и дипломатичен, я уверен, что у тебя всё получился. Он сделает нам чертежи.

– А вдруг он меня прогонит?

– Попытаться надо. Главное в этом деле – преподнести ему нашу проблему как проблему научную, тогда он не устоит.

– Хорошо, – сказал Буратино и, запомнив адрес учёного, пошёл к нему.

Он нашёл уютный новенький дом с крыльцом и загадочной кнопкой у двери. Надпись под кнопкой гласила: «Кнопка электрического звонка. Не звонить – убьёт». И ниже пририсован череп с костями, очень выразительный череп, страшный. Буратино даже расхотелось знакомиться с человеком, у которого на двери висят всякие черепа, но он взял себя в руки и всё-таки решился нажать на кнопку, готовясь если не к смерти, то уж к неприятностям наверняка. Но не успел он поднести к смертельной штучке палец, как его напугал окрик:

– Ты что, негодяй, читать не умеешь? Что в школе не учишься что ли?

– В школе учусь, – заявил Буратино, ища глазами источник звука, – и читать умею.

– А что же в таком случае пальцы свои дурацкие тянешь? Или не для тебя черепа нарисованы и надписи написаны?

Буратино, наконец, увидел говорящего, тот стоял на подоконнике, высунув голову в форточку, на голове у него был ночной колпак, а на теле дорогой восточный, прожжённый в некоторых местах, халат. Под мышкой он сжимал книгу и неодобрительно смотрел на Пиноккио.

– Я свои пальцы тяну из экспериментального любопытства, – заявил наш герой, – интересно мне знать убьёт меня током или нет? А ещё мне интересно знать, как он бьёт, этот ток: больно или не больно.

– Хи, – хмыкнул тип в ночном колпаке, – а вы, я вижу, друг мой любезный, экспериментатор, – тон синьора стал заметно мягче, – а ток бьёт хорошо, вот вчера одного из ваших дружков так током дёрнуло, что волосы у него на голове встали дыбом и, кроме как слова «А-а-а», он ничего сказать не мог долгое время.

– Он был тоже экспериментатор? – поинтересовался Пиноккио.

– Нет, он был просто дурак, целыми днями звонил в звонок. То ли меня позлить хотел, то ли звук ему нравился. В общем, с тех пор, как у него поменялась причёска, я его больше не видел.

– Видимо, это самое электричество – вещь полезная, – задумчиво произнёс Буратино.

– А вы проницательный, мой друг. За электричеством будущее. И не слушайте тупиц, которые говорят, что это всего-навсего развлечение. Электричество пробьёт себе дорогу, помяните мои слова.