Ты будешь страдать, дорогая - Фокс Натали - Страница 29

— Он такой и есть, — отозвалась Джемма из другого угла, где выбирала нужные краски.

— Полагаю, вы считаете, что знаете его, только потому, что общаетесь с ним так близко. Ошибаетесь. Никому не дано постичь Агустина: он волк-одиночка и всегда им останется.

— А может, он просто одинок, — возразила Джемма.

Бьянка пожала плечами. Она была одета в шорты и в светло-коричневую легкую блузку, сплошь отливающую золотистыми блестками. Рядом с ней Джемма, в своей старенькой рубашке, чувствовала себя просто нищенкой.

— Сам выбрал себе такое. Весь мир мог бы быть у его ног, но он решил похоронить себя здесь. Когда мы с Фелипе поженимся, то уедем отсюда. Я хочу жить в Нью-Йорке, где кипит настоящая жизнь.

Она намеренно подчеркнула слова о ее браке с Фелипе, и Джемма напряглась, ожидая, что за этим последует что-нибудь еще.

— Ну, а ты не хочешь спросить, что по этому поводу думает Фелипе? — Ее огромные, как блюдца, глаза светились невинностью, но Джемма все равно уловила в их глубине злобу.

— Меня не интересует, где вы проведете свою семейную жизнь, — удалось довольно спокойно произнести ей.

На долю секунды эти глаза сузились.

— Значит, ты его не любишь? — В голосе Бьянки прозвучало разочарование. Похоже, чтобы убить время, она была бы не против устроить небольшую травлю Джеммы. — Просто гналась за деньгами, не так ли?

— У меня своих достаточно, — отрезала Джемма.

— У женщины не может быть достаточно своих денег. — Бьянка визгливо расхохоталась.

Джемма уставилась на нее: неужели она выходит за Фелипе ради денег? Любопытство взяло верх.

— Вы любите его? — спросила она напрямик. Бьянка издала нервный смешок.

— Я ведь выхожу за него, какие еще могут быть вопросы?

Больше Джемме ничего не требовалось.

— Я правильно поняла: в этом предстоящем браке любовь — дело вовсе необязательное? Хочешь — люби, хочешь — нет, — произнесла она.

— Любовь тут ни при чем. Мы с Фелипе составим прекрасную пару.

— Ну конечно — так предписано Агустином.

— Агустин знает, что говорит! — неожиданно вспылила Бьянка. — Он устроил прекрасный брак.

— И выгодный — для вас.

— В наших кругах это обычное явление. — Бьянка улыбнулась. — Ты человек посторонний, так что шансы у тебя с самого начала были нулевые, хоть я и запаниковала, когда обнаружила, что ты с ним спишь. Но я это дело быстренько прикрыла, убедив Агустина вызвать нас в Нью-Йорк. Здорово, верно?

Джемму признание Бьянки даже не удивило. Изворотливость в этой семейке — фамильная черта. Значит, Бьянка умеет манипулировать Агустином? Умная девочка. Агустин представил все так, как будто идея вызвать их в Нью-Йорк принадлежала лично ему. Но вот что Джемму удивило, так это признание Бьянки, что она не любит Фелипе. В Лондоне Джемме показалось, что Бьянка смотрела на Фелипе с любовью и обожанием, а на самом деле, выходит, это была всего лишь маскировка, предпринятая из боязни потерять богатого жениха.

— Тебе лучше уйти, — обратилась к ней Джемма. — У нас сейчас очередной сеанс.

— Уже ухожу. У меня есть занятия повеселее, чем пребывание в этом кошмарном месте. Ты ведь скоро уезжаешь, не так ли? Фелипе будет доволен. Он больше не выносит самого твоего вида. Вот какую власть над ним имеет отец. — И она зашагала из студии, а Джемма уставилась ей в спину, впервые осознав, что Бьянка и ее кузина тоже. Близкая родня, без которой Джемма вполне могла бы обойтись.

Значит, Фелипе теперь не выносит даже ее вида, вспомнила она. Что ж, наверное, это так, однако с этим тяжело смириться.

Джемма вошла в распахнутые двойные двери кабинета. С тех пор как она начала работать над портретом, они редко закрывались. На каждый сеанс Агустин приходил по тропинке из своего кабинета, и Джемма догадывалась, что так им и было задумано: он бы работал в кабинете, ее мама в студии, они были бы все время рядом, не мешая при этом друг другу. Что же их разделило, этих двоих влюбленных? Джемма была уверена, что Агустин искренне любил ее маму… Но в кабинет она пришла не к Агустину; тот сейчас нянчится с орхидеями, а здесь работает Фелипе.

— Агустин велел попросить у тебя несколько фотографий нефтяных вышек. — Ее голос звучал ровно, сдержанно, но ей пришлось перед визитом немало потрудиться ради этого. Она практически не видела Фелипе с того дня, когда он сорвал с нее полотенце, чтобы явить свету ее падение. Вернувшись в Англию, ей, наверное, придется обратиться к психиатрам. Она потеряла ощущение реального мира, живет в мире фантазий, как сказал однажды Фелипе. Она все еще любит его, разве это не умопомешательство?

Фелипе поднял на нее глаза от компьютера и нахмурился.

— На кой они ему понадобились?

— Для фона. Он настаивает, чтобы на заднем плане его портрета была нефтяная вышка. Поскольку я их в глаза не видела, кроме как по телевизору, то решила изучить по фотографиям.

Фелипе пожал плечами.

— А где их искать, он случайно не сказал?

— В сейфе, — отозвалась Джемма. Они беседуют почти как нормальные люди!

— Вот, возьми, их здесь целая куча. Сама разберешься. — Фелипе отошел от сейфа, чудовищного старомодного сооружения, которое выглядело как голубая мечта взломщика. Он вручил ей пачку, пальцы их встретились, и атмосфера в комнате вдруг сгустилась, словно перед грозой.

Он чуть усмехнулся.

— От этого нет спасения, не правда ли? Джемма подняла на него затуманенные страданием глаза. Одно-единственное прикосновение — и от этой искры пламя охватывает их огненным кольцом! Но она отрицательно покачала головой.

— Не знаю, о чем ты говоришь…

— Нет, знаешь. Я не понимаю, зачем ты притворяешься. Мне казалось, что наша ночь…

— Замолчи! — крикнула Джемма. — Если ты придаешь той ночи какой-то особый смысл, то выбрось это из головы!.. — Она не в силах была выдержать напоминаний об их любви, такой совершенной, такой чувственной, такой интимной… Закрыв глаза, она покачала головой, а потом сказала:

— Она ничего не значила, Фелипе, ничего не значила…

В тот же миг он оказался рядом с ней, стиснул ее руки. Она в ужасе замерла.

— Нет, значила, черт побери! — взревел он. — Мы отдавались нашей любви без остатка, а теперь ты твердишь свое чертово «ничего не значила»?!

— Да кого ты пытаешься одурачить! — взорвалась в ответ Джемма. — Нечего выдумывать неизвестно что из всего лишь проявленной нами слабости. Ты использовал меня, Фелипе, а потом столкнул с Бьянкой — точно так же, как в Лондоне!

— Бьянка сама решила ускорить свой приезд. Когда ты здесь появилась, мне противно было даже и думать о ней. Я пытался заставить Агустина избавиться от нее, но он отказался. Она, в конце концов, член нашей семьи. Агустин сам организовал ее встречу в Каракасе, ко мне это не имело никакого отношения. Бьянка не нужна мне, никогда не была нужна. Я знал, что говорил, когда сказал, что ты — вся моя жизнь.

Джемма беспомощно смотрела на него. Так вот о ком он говорил по телефону с Агустином! Она ему почти что поверила. О Боже, она ему верит… но…

— Все изменилось с тех пор, — едва слышно произнесла она, опуская глаза. — Все закончилось. Я тысячу раз повторила, но ты не хочешь это признать.

Мучительно долгую минуту он держал ее руки в своих. Оба молчали, но Джемма не сомневалась, что мозг его работает так же лихорадочно, как и ее собственный. С большим трудом она добилась своего и заставила его поверить в завершение их романа. А сама она верит? Но ей хотя бы удалось сохранить свой ужасный секрет, не нанести ему смертельной раны. Эту страшную правду она унесет с собой в могилу.

Наконец он отпустил ее.

— Верни мне снимки, когда они тебе будут не нужны, — чужим, холодным тоном произнес он.

Джемма медленно направилась в студию, механически прижимая к груди пачку фотографий и чувствуя, как ледяное безмолвие проникает в ее тело, в ее душу. Она должна быть в восторге. Все кончено. Она свободна. Совершенно свободна — если не считать стыда и вины, которые останутся с ней навсегда.