Санкт-Петербург (СИ) - Леккор Михаил - Страница 31

Швырнула Дмитрия на кровать — вот силища у дамочки, положила у стенки (сложила, ха-ха, как поленницу в сарае), строго велела: «Спи, мясо»!

Конечно, Дмитрий обиделся, но, поскольку по пьянее буйным не был, так и уснул. Проснулся, кстати, тоже обиженный, а еще голодный.

Осторожно, перевалился через женскую тушку — жена все-таки милая и прелестная. А что вчера вечером грубила, так пьян был. А какая жена не любит пьяного мужа? Правильно, никакая. А мы вчера здорово выпили. Ну местные-то понятно, что царь Петр Алексеевич, что дружок его Никита Логинов, этот всегда пить не умел. Но ты-то как сумел… или не сумел?

Как Дмитрий не старался, но совсем тихо не получилось. Он уже стоял около двери, когда Даша негромко, но отчетливо проговорила:

— Ми-итя, ты куда?

Вот ведь… женщина, всюду нос свой сует.

Но вслух покорно ответил:

— Да, дорогая, пойду, пройдусь по палубе, посмотрю, как государь.

Он говорил вроде бы спокойно и мило, но жена вдруг забеспокоилась, сбросила теплое лебяжье одеяло — а что мужа стеснятся, мужа можно только соблазнять. Попросила таким воркующим и соблазнительным голосом, что у Дмитрия кожа местами охладела, местами защекотала:

— Подожди, милый, я только оденусь, и мы пойдем по кораблю вместе.

Однако, по мнению попаданца, сейчас в семье решается, кто будет главным в этой первичной ячейке социалистического, тьфу! Буржуазного, да что ты будешь делать! Вот, передового для начала XVIII века феодального общества! Твоя дивизия, софистика чистой воды, хоть плачь, хоть смейся! А выглядит красиво, впрочем, как и любая софистика.

Они наверняка бы рассорились в это несчастливое утро. Он не хотел отступать по праву сильного и передового. Как никак мужчина и попаданец с трехвековым стажем. Она — на правах… тоже сильного в семье, хм-хм. Привыкла, понимаешь, что ее слабохарактерный попаша постоянно уступает. А она не хухры — мухры, а княгиня рюриковой крови.

Подумаешь… он тоже теплокровный, и кровь такая же красная. И вообще, будем циничны. В сексе по христианскому обычаю мужчина всегда сверху, женщина снизу. Именно так и дети получаются. Так что молчи, Даша!

Его женщина (жена!) действительно пока замолчала, но взгляды были такого напряжения и такой температуры, что в пору было боятся за почти деревянный пароход. Сгорит еще нечаянно в пылу любовной ссоры. И ведь крайним, наверняка, будет мужчина, то есть он!

Но в это время по коридору послышались тяжелые шаги. Так мог иди только хозяин — без страха, уверенно и громко. а поскольку настоящий хозяин был здесь, в каюте, а тестя Александра Никитича на пароходе не было, то попаданец Дмитрий на девять из десяти шансов уверился, что это сам царь, помазанник так сказать божий, Хозяин России! Проснулся, понимаешь, и сам всех будит.

Даша, кстати, тоже пришла к такому же мнению. Его властный взгляд незаметно потух, трансформировавшись в лукавый взор веселой девчонки, каковой она, собственно, и была. Девчонки имеется, а не веселой. Впрочем, при Петре можно было заставить себя быть и веселой. Монарх начала XVIII столетия если и был человеколюбивым, то уж не с точки зрения жителя XXI века точно. И даже женщина того времени его боялась. Хотя правителя государства, если ты не круглый дурак, следовало боятся всегда. Нормальный ведь правитель всегда беспокоится, прежде всего, об интересах государства, а об отдельных личностях ему сугубо равнодушно. Сломает так нечаянно, да еще ругнется, мол, ходят тут сякие нечаянно, а у меня тем временем татары разбойничают на Муравьином тракте. И ведь не возразишь, самого стопчут!

— Дмитрий! — раздался уверенный и до мурашек в пятках знакомый голос царя. Он, видимо, здесь в полутьме немного заплутал и теперь громко стучал почему-то в дверь соседней каюты. Да еще требовал: — входи, бл… сын, мне не с кем выпить!

— Я пошел, ты можешь вообще не выходить, — негромко, почти шепотом сказал Дмитрий Даше, и уже во весь голос ответил: — я здесь, государь, уже иду!

В подтверждении этого, он вышел в полутемный коридор. Электрических лампочек еще не было, серый полумрак едва освещал свет одного окна, или, как говорят моряки, иллюминатора.

Петр, увидев, что хозяин выходит из соседней двери, недоуменно посмотрел на свою дверь, в которую он только что барабанил тяжелыми кулаками. Но комментировать не стал. И без того голова болела с похмелья. Вместо этого царь потребовал:

— Иди со мной на палубу, на свежий воздух. А то мой собутыльник спит мертвецким сном, не разбудишь его никак. Я уж и по щекам его стучал и по спине долбил. Знай, лишь храпит, а мне скучно!

Делать нечего, царь зовет! Дмитрий послушно пошел следом, с ужасом полагая, какой пьяный кошмар ему опять предстоит сегодняшним днем. Ну и здоровье у россиян начала XVIII века!

К счастью у Петра было на ближайшее время более обширный план действий, чем просто пьянка. То есть гданьскую водку местного (попаданца Дмитрия) разлива они все равно будут пить. Но государь тем и отличается от простого пьяницы, что может не просто пить, а даже употребляя, делать свое царское дело.

Сегодня, между прочим, они прибудут к угольной шахте. Поначалу она была открытого типа, но потом Дмитрий с местными мастерами — угольщиками пришел к выводу, что выгоднее будет вести обычную шахту закрытого характера. А то ведь сколько пустой породы надо выбрасывать.

А уголек здесь неплохой. Не антрацит, правда, но черный и довольно горюч и чист. Плыли они вообще-то не сюда, в рудники, но и здесь можно побывать и царя познакомить, а то он интересуется.

Именно поэтому Петр сам назначил всем дозу, в том числе проспавшемуся Никите Логинову. А потом в приказном порядке перешел на «чай» — травяной напиток, только что взваренный. В основе его лежал смородиновый лист. И хотя сахара не было, но и с медком и с пирогами было очень даже хорошо!

Глава 16

А пироги были великолепные, баские, по терминологии тех лет. Попаданцу Дмитрию, во всяком случае, они очень понравились. В детстве покойная мама так нередко готовила и они, всей семьей, всегда съедали без остатка. Технология была весьма проста — вначале картофель сваривался в мягкое, но густое пюре, а мелкое нарезанная свинина тушилась в луке и моркови. Потом они смешивались вместе, туда добавилась, если была по сезону, различная зелень и они зажаривались в пирожках. Вот такая вкуснотища получалась!

Петр, сгоряча съев сразу полпирога и не поняв, что там со свининой, недоуменно рассматривал его содержимое. Никита, который уже привык к тому, что Дмитрий какой только ерунды не ставит на стол, но, слава богу, не травит, посоветовал:

— Государь, там свинина с чем-то. А вот с чем лучше не знать, а то, поди, стошнит ненароком. Но не отрава точно. И сытно, пару пирогов съешь с водкой, так до обеда хватит.

Петр, сморщившись на слове «водка», повернулся к Дмитрию, — мол, что за у тебя ерунда в пирогах, травить вздумал?

— Вареная картоха с овощами и зеленью, — пожал плечами Дмитрий, — со свининой очень даже вкусно и сытно. Али ты еше не понял, государь?

— А-а, — разобрался, наконец, Петр, — я не разобрался сначала, теперь вспомнил. Картоха, да! Просто редко еще на наш российский стол ставится. А так приятно.

Царь с огорчения (или со смущения) налил себе второй стаканчик, причем полный, выпил его. Потом вспомнил про собутыльников, набулькал Никите в стакан. Хотел Дмитрию, но тот свой со стола убрал, вежливо отказался:

— Извини, государь, не досуг сегодня. Бываю здесь редко, а глаз хозяйский нужен. С пьяну намудрю, потом переделывай. Я лучше вот смородиновый взвар с медом. Очень вкусно.

Заговорили о пчелах, раз уж с медом стали вкушать. Дмитрий покручинился, что в Прибалтике, в принципе, много цветов, пчел можно держать сотнями улей на хозяйство. Хотя бы одно такое на три-четыре деревни. А отсюда получать хоть своим, хоть на рынок, многие пуды хоть меда, хоть воска. Да руки не доходят, государь, а сами крестьяне не додумываются.