Архонт Варанги (СИ) - Каминский Андрей Игоревич - Страница 32

— О, правоверные! Вспомним же слова Пророка, мир ему, чьими устами сказал сам Аллах: «Я вселю ужас в сердца тех, кто не верует. Рубите им головы и рубите им все пальцы. за то, что они восстали против Аллаха и Магомета, пророка Его. А кто восстает против Аллаха и Его посланника, то поистине же, Аллах накажет его в этом мире и в Вечной жизни!». Пусть они распробуют вкус наказания, ибо воистину, неверующим уготованы мучения в Огне. Аллаху Акбар!!!

— Бисмилляхи! Аллаху Акбар! — послышался многотысячный крик и воинство ислама устремилось на врага. Впереди мчалась легкая конница, — арабы и берберы, — на ходу осыпая врага градом стрел и копий. Но одновременно пришло в движение и ромейское войско: оглушительно взревели трубы, ударили сотни барабанов, когда византийская легкая конница устремилась вперед.

— С нами Бог! Святый Боже, помилуй нас!

— Хааадур! Хадааак Уууррр!!!

Вновь и вновь ромейские трапезиты, вместе с уграми и печенегами посылали смерть агарянам. Несмотря на палящее в небе солнце, сейчас долина как некогда оправдывала именование «сумрачной» ибо воистину летящие с двух сторон стрелы и копья затмили лучезарное светило. Воздух наполнился предсмертными хрипами, воинственными криками и жалобным ржанием. Но все новые и новые сарацины мчались на приступ — и, наконец, кочевники не выдержали этого напора. Угры и печенеги откатились за катафрактариев, тогда как оказавшиеся на острие удара ромейские трапезиты оказались почти полностью уничтожены. На их место заступили псилы: своими стрелами и дротиками они сеяли смерть среди агарян, но и сами несли огромные потери. И все же арабская конница, не выдержав, тоже порскнула по сторонам, освобождая дорогу тяжелой пехоте. Средь нее шли не только арабы — не так уж мало иудеев и христиан-коптов, наслышанных о жутких грабежах, что творили язычники в Сирии, выступили на стороне халифа. Шли здесь и чернокожие нубийцы, с украшениями в виде страусовых перьев, вооруженные длинными копьями. Рубясь мечами и боевыми топорами, Фатимидское воинство, невзирая на потери от вражеских стрел, упорно рвалось вперед. Оно рассеяло и обратило в бегство псиллов, смело и растоптало крестьянское ополчение и обрушилось на прикрывшихся щитами скутатов. Острые копья били с обеих сторон, пробивая доспехи и щиты, сталь ударялась о сталь, наполняя воздух оглушительным звоном, кому-то и впрямь напомнившим звон колоколов, что возвестят миру о Последней Битве.

И все же сарацин много было больше: в отличие от войска Цимисхия, изрядно истрепанного за время завоевания Сирии и Финикии, Фатимиды, призвав вассалов из давних краев, обладали свежей, почти не участвовавшей в боях армией. И поэтому арабская пехота, казавшаяся почти неисчислимой ордой, все больше продавливала ромейских скутатов, что безуспешно пытались сдержать агарянский натиск. Завидев это Иоанн кивнул горнисту и рев труб дал сигнал общему наступлению. Земля задрожала от топота множества копыт, когда катафрактарии устремились вперед. Но одновременно дал сигнал тяжелой коннице и халиф — и обе могучие силы, способные сносить с лица земли страны и народы, сцепились в жестокой схватке. Сам Иоанн, словно простой воин, рубился вместе со своими «бессмертными», отчаянно пытаясь прорваться к Абу Мансуру, что тоже самолично вступил в битву. Оба военачальника рвались скрестить мечи, но на огромном поле битвы, у стен священного града, у них не имелось ни малейшей возможность пробиться друг к другу через сотни и тысячи воинов. Всадники и пешие, лучники и мечники, кони и люди — все смешалось в грандиозной кровавой сече. Краем глаза Иоанн заметил Варду Склира, командовавшего в этой битве левым крылом катафркатариев. Под ним уже убили коня, но даже сейчас, истекая кровью из дюжины ран, полководец стоял посреди ручья, мастерки орудуя спатой, пока под его ногами росла груда окровавленных тел. Слишком поздно он заметил быстрое движение справа: полуголый, черный как смоль, гигант-кушит, бешено вращая белками глаз и стиснув в руках длинное копье с увесистым, острым как бритва острием, с безумным дикарским воплем вогнал его в спину полководцу.

— Будь ты проклят, черный пес!!! — выплюнул Варда и, стремительно развернувшись, по рукоять вонзил меч в грудь негра. В следующий миг ноги его подкосились и грек рухнул, заливая собственной кровью своего мертвого убийцу.

И в этот миг, когда чаша весов кренилась то в одну, то в другую сторону, над Кедронской долиной, перекрывая все остальные звуки, разнесся грозный клич.

— РРРУСЬ!!!!

Пораженные ужасом жители Иерусалима смотрели как из долины Еннома, которую древние почитали за земное воплощение Геенны, выходят неведомые воины, с ног до головы закованные в сталь, под знаменами цвета крови, украшенными языческими знаками. Все слышали и боевой клич, с которым шли северные язычники и ужасались еще больше, вспоминая Гога из земли Магог, князя Роша, что во главе неисчислимых народов Севера явится на землю Израиля. Даже самые неверящие теперь не могли усомниться в том, что именно сейчас идет обещанная пророками последняя битва.

Рассказ о том как русы достигли Иерусалима мог составить отдельную славную сагу: как они, поднявшись по Красному морю, вошли в залив Сувайс; как Святослав, вспомнив сказания о князе Олеге приказал поставить лодьи на заранее изготовленные колеса и провести суда посуху до одного из рукавов Нила. Как русы, огнем и мечом прорвавшись сквозь египетские земли, достигли Средиземного моря и там, расспросив захваченных по дороге пленников, достигли крепости Минат-аль-Кала, взяв ее с моря и вырезав засевших там сарацин. Оставив в крепости сарацинскую добычу, под охраной сильного гарнизона, Святослав, расспросив пленников и узнав, что Цимисхий уже подходит к Иерусалиму, двинулся на восток, сам не ведая, что выбрав дорогу, воплотил в жизнь одну из самых страшных и древних здешних легенд. Пройдя путем Хена, ханаанского бога подземного огня, Святослав и сам стал для сарацин воплощением древнего ужаса, словно сам Иблис поднявшийся из Джаханнама.

— Слава Перуну! Мертвые сраму не имут!- гремело над Кедронской долиной, когда варанга вошла в сарацинское войско, словно нож мясника в жирную тушу свиньи. Сарацинские клинки из лучшей дамасской стали ломались о кольчуги русов, тогда как мечи и секиры северян, поднимались и опускались, залитые кровью. Сам Святослав, оседлав черного жеребца, захваченного в Минат-аль-Кале пробился к пораженному ужасом халифу. Тот еще успел вскинуть клинок, пытаясь отбить удар, но меч киевского князя играючи отбросил его. Новый взмах — и отрубленная голова Абу Мансур Низара аль-Ази полетела, кувыркаясь и разбрызгивая кровь, прямо под копыта лошадей. Святослав издав грозный рык, обрушился на сарацин и вместе с ним, словно акула почуявшая запах крови, варанга рвала вражеское войско стальными зубами-мечами. Иоанн, воодушевленный смертью Фатимида, с новой силой ринулся на дрогнувшего врага. Вернувшиеся на поле брани угры с печенегами, забыв о былой вражде, и полные благоговения перед своим живым богом, также единым конным клином ударили на мусульман. Не выдержав, арабы обратились в бегство, но, зажатым со всех сторон, лишь немногим из них удалось вырваться из окружения. Кровавый котел бурлил под стенами замершего от ужаса Иерусалима и когда он стих в Кедронской долине не осталось ни одного живого сарацина.

Морское чудо

— О богохранимой державе ромейской, милостью Божией великом автократоре Иоанне и благочестивом наследнике его Василии, и всея воинстве, Господу помолимся. О граде сем, всяком граде, стране и верою живущих в них, Господу помолимся...