Моссад : Секретная разведывательная служба Израиля - Коллектив авторов - Страница 49

Наблюдательные прохожие в этом городе могли заметить, как долго Эцра-акула стоял на берегу, рассматривая в бинокль море и бухту. Особый интерес для него представляли два фарватера, которыми пользовались корабли для захода в Шербур и выхода из него. Западный фарватер глубиной в 65 футов, находившийся под охраной, использовался чаще. Но внимание Кедема привлекал восточный, который был значительно уже и реже использовался. Капитаны кораблей недолюбливали этот фарватер не только потому, что он был узким, но и потому, что в нем встречались перемещающиеся камни, накопившиеся здесь за многие годы. Проходить по восточному фарватеру всегда было очень сложно, а в описываемый период стало еще сложнее.

Тем не менее именно через этот фарватер уже ушли три катера. Преимущество его заключалось в том, что на пути следования по этому фарватеру было несколько закрытых зон, в которых радарные станции, установленные в гавани, не могли засечь движущиеся объекты. Эцра знал это от своих французских друзей. Совершенно очевидно, что израильтянам следует воспользоваться восточным фарватером и на этот раз. Предстояла опасная работа.

У Эцры Кедема был еще один повод для беспокойства. Он был не на шутку встревожен, когда 12 декабря Мишель Дебре, антиизраильски настроенный премьер-министр, прибыл в сопровождении пяти членов кабинета на церемонию спуска на воду новой атомной подводной лодки «Терибль». Наблюдательный военный советник обратил внимание на то, что пять ракетных катеров стоят в доке близко друг к другу, и предложил развести их по разным местам. «С этими израильтянами связываться опасно, — сказал он, — они могут стать объектом теракта со стороны арабов».

Феликс Амьо успокоил офицера. Охрана была на высшем уровне, а кроме того, израильтян больше не интересовали катера. Они проданы «каким-то норвежцам». Однако, чтобы подстраховаться, Амьо посетил редактора местной газеты «Ле фар де Ла-Манш» и напомнил ему об уговоре сохранять полное молчание о нахождении ракетных катеров в Шербуре. В результате в местной печати не было опубликовано ни одного сообщения относительно катеров;

Операция «Ноев ковчег» вступала в решающую, финальную стадию.

Лимон прибыл в район шербурской гавани в четыре часа дня и сразу же зарегистрировался в отеле «Софитель». После этого он направился в гавань, где встретился с капитаном Эцрой Кедемом и одним из «голубоглазых норвежцев» — хорошо известным ему моряком, с которым они были знакомы уже двадцать лет, — капитаном второго ранга Ходом. Они пожали друг другу руки и отправились инспектировать катера.

На борту каждого из катеров находилось двадцать израильских моряков.

Обсуждая создавшуюся ситуацию, все трое выглядели встревоженными: даже в закрытой бухте был сильный ветер. В открытом море был настоящий шторм.

Крупнотоннажные суда, приспособленные к дальним походам, с трудом могли выдержать подобное испытание. А что говорить о ракетных катерах, конструкция которых не предусматривала плавание в шторм в открытом море?

Кто-то нервно пошутил, что «это станет хорошей практикой для экипажей, назначенных для ведения нефтяной разведки у берегов Аляски». Никто не засмеялся.

Лимон недовольно пробурчал:

— Если ветер не успокоится, вам не удастся выйти в море сегодня ночью. А если вы не уйдете сегодня, вполне возможно, что катера никогда не придут в Хайфу. Вряд ли у нас будет еще одна такая возможность.

— Ветер дует как раз в противоположную сторону, — согласился Ход. — Это очень плохо. Нам предстоит тяжелейшая работа.

Эцра-акула молча уставился на небо. Он передернул плечами и просто сказал:

— Встречный ветер. Боковой ветер. Попутный ветер. Какая разница? У нас нет выбора. Мы должны уходить сегодня. А пока мне надо сходить в город и купить окорок, который я кое-кому обещал дома. Пожалуй, я сделаю это прямо сейчас.

Мордехай Лимон положил руку на плечо своего друга:

— У тебя есть более важные дела, которыми следует заняться сейчас. Я схожу в город и куплю тебе окорок, — сказал он и отправился за покупкой.

Следующие несколько часов прошли в спешной, но методичной работе.

Все экипажи проверили запасы продовольствия, инструментов и другого необходимого оборудования. Топливные баки были заправлены полностью, на борт были приняты дополнительные емкости с горючим. Эцра Кедем, который командовал головным катером, до последнего момента внимательно следил за погодой и обстановкой в бухте.

Ровно в девять вечера взревели моторы.

В это время в городе шли приготовления другого рода. Был канун Рождества. Жители Шербура заканчивали наряжать елки и открывали бутылки с шампанским. Усаживаясь за праздничные столы, они, конечно, слышали шум работающих двигателей. Но этот шум стал частью их жизни в последние дни, поэтому они не придали ему особого значения.

Удивились только сотрудники «Кафе дю театр», так как столы, заказанные израильтянами, остались незанятыми. Служащим кафе не потребовалось много времени, чтобы догадаться о том, что случилось.

Сами же израильтяне не были уверены, что их хитроумный план, детально проработанный в штаб-квартире Моссад, ввел в заблуждение все секретные службы Франции. И действительно, французы обратили внимание на внезапный отъезд из Шербура большого количества семей израильских моряков. Они перехватили интенсивную двустороннюю связь с Израилем. Им было известно о том, как «проговаривались» израильтяне, например, как это случилось в казино. Они слышали о норвежцах, говоривших на иврите. Не заметить все эти совпадения было невозможно.

20 декабря агенты спецслужб сообщили в Париж об этих фактах. Совершенно очевидно, что израильтяне и норвежцы на катерах отбывали в одно и то же время. Но до Рождества оставалось всего пять дней, и на это не обратили особого внимания. Предупреждение было положено под сукно непрочитанным.

К полуночи рев двигателей слился со звоном колоколов и звуками сирен всех кораблей, стоявших в гавани. Шербур праздновал Рождество. В церквах началась торжественная месса.

Через пять минут были взяты швартова, и катера осторожно вошли в опасный восточный фарватер. Пройдя его, они дали полный ход и взяли курс на Ла-Манш.

Всего лишь два человека наблюдали уход катеров. Это были Мордехай Лимон и Феликс Амьо.

Впервые Амьо не праздновал Рождество в своем доме на Лазурном берегу. Он ничего не сказал родным о срочном деле, которое заставило провести эту праздничную ночь в Шербуре.

Амьо и Лимон наблюдали за катерами до тех пор, пока они не скрылись из виду. Затем, пожав друг другу руки, они расстались. Лимон поехал в Париж, а Амьо понесся домой к праздничному столу.

На следующий день, рано утром, несколько человек появились в районе доков, чтобы подышать свежим морским воздухом. Они сразу же увидели, что причал, у которого еще несколько часов назад стояли ракетные катера, опустел. Не сговариваясь, они решили «забыть» об увиденном. В ближайшем кафе бармен, подавая посетителю стаканчик вина, заметил: «Я видел, как норвержцы уходили на Аляску». Его слова были встречены дружным смехом.

В Париже Мордехай Лимон был далеко не в веселом настроении. Окончательное решение о выходе катеров принимал он. В результате его распоряжения сотня молодых израильтян в настоящее время находилась в штормовом море на катерах, не приспособленных для плавания в подобных условиях. На катерах находилось всего по двадцать членов экипажей, в то время как по штату было положено иметь сорок пять.

Лимон не отходил от радиоприемника, слушая метеосводки и ожидая узнать первые новости о таинственном исчезновении катеров из Шербурской бухты. Он знал, что, как только пропажа обнаружится, он тоже попадет в «сильнейший шторм». Но в тот момент его больше волновала судьба ста молодых смельчаков, за чью жизнь он нес полную ответственность. Дипломатический шторм, которого ожидал Мордехай Лимон, мог разразиться уже в полдень в Рождество, когда одному из репортеров «Ле фар де Ла-Манш» сообщили об уходе катеров. Однако сознательный журналист уважал «обет молчания», о котором его редактор условился с Феликсом Амьо, и поэтому решил попридержать информацию до поры до времени.