Другая единственная - Колесникова Наташа - Страница 14

Но вот она уже сидела рядом с ним в машине, смотрела, хлопая длинными черными ресницами, а букет все еще лежал на заднем сиденье. Он вспомнил про него и засмеялся.

— Павел? — с удивлением спросила Габриэла. — Я так смешно выгляжу, да?

— Потрясающе выглядишь, Габи.

Он взял букет, протянул его девушке, поцеловал ее в губы. А потом рассказал о своем замысле и о причине, которая помешала его исполнить. И они вместе посмеялись еще с минуту.

— Спасибо за букет, очень красивый, — сказала она. — И за комплимент спасибо, мне очень приятно.

— А мне как приятно видеть в машине такую красавицу! Куда поедем?

— Я думаю… по этой дороге, потом свернем направо к морю. Там есть участок дикого пляжа, мне очень нравится.

Ему дикий пляж совсем не нравился, и море в это время года было не таким симпатичным, как летом.

— Габи, это несерьезно. Я хочу отвезти тебя в ресторан… Наверное, в отеле нельзя, вам запрещается знакомиться с постояльцами, ты же сама говорила…

— Да, поэтому я соблюдаю меры предосторожности. А то меня могут выгнать, и где я буду работать?

Впору было заскрипеть зубами от ярости. Еще неделю назад он бы не задумываясь сказам «Поехали в Москву, я дам тебе все, что захочешь». А теперь сказать такое не мог.

— Тогда поедем к тебе в Корринто в какой-нибудь местный ресторанчик и закажем все, что ты пожелаешь.

Она отрицательно покачала головой.

— Павел, меня там знают, горячим испанским парням это совсем не понравится. Могут возникнуть проблемы, понимаешь? Они тоже меня приглашают везде чуть ли не каждый день, но я не хочу. А если с тобой приеду в ресторан…

Вот испанские парни его совсем не пугали. Пусть они горячее даже эстонцев, пусть у них какие-то тайны мадридского двора были — страшнее, чем в Москве, все равно не будет. И плевать ему на этих парней из испанской деревни!

— Габи, насчет парней… я могу постоять за нас.

— Ты не понимаешь, Павел. Это очень сложно. Выпьешь вина в ресторане, потом тебя остановят и посадят в тюрьму. Они все друг друга знают, и полицейские тоже. А ты чужой.

Действительно, если в Мадриде были тайны двора, которые стали символом коварства, почему в деревне Корринто должны жить благородные полицейские? У них там свои тайны, пусть не дворцовые, а деревенские.

— Хорошо, мы поедем в другую деревню, где тебя не знают. Или в Барселону, в самый замечательный ресторан. Снимем номер в шикарном отеле.

— Мне завтра работать, ты забыл, да? Ох, Павел, не выдумывай, прошу тебя. Поехали к морю. Просто посидим, послушаем волны, тебе понравится.

Он пожал плечами, включил двигатель и поехал по отличному шоссе мимо оливковых рощ. А она обняла его, положила голову на плечо и… Так хорошо было ехать!

— Габи, но ведь я должен доставить тебя домой. Все равно кто-то увидит, что мы были вместе. Так стоит ли их опасаться, твоих поклонников и прочих… полицейских?

— Не надо, у меня есть машина, она там, на стоянке отеля. Сама доеду.

— Что-то я не видел там… А, погоди! Красная «рено», развалюха, я еще удивился, кто туг ездит на такой… Прости, Габи, я не хотел тебя обидеть.

— И не обидел. А какая машина может быть у горничной не самого престижного отеля?

— Пожалуйста, Габи… прости дурака. Но что же ты раньше не сказала, что поедем к морю? Могла бы позвонить. А я бы шампанское купил.

— Просто посидим вместе, хорошо, Павел?

Оливковые и апельсиновые рощи, пальмы у дороги, отличное шоссе без единой выбоины, хотя и совсем какое-то местное… Такая вот она, Испания, не самая богатая европейская страна. Да и деревни у них похожи на российские города, вернее, на центральную часть их — аккуратные домики, узкие улочки, все чистенько, ухожено. Красиво даже. А жителей три — пять тысяч всего. Таких деревень и станиц по России о-го-го сколько! Но приезжайте в них поздней осенью — душа заноет от тоски.

— Вот здесь сверни направо и, пожалуйста, поезжай осторожно, — сказала Габриэла.

Ну хоть что-то приятное — обычная каменистая грунтовка. Он остановил машину на пустынном каменистом пляже. Глухо шумели волны, похоже, они стали куда выше, чем вчера, шторм начинался. Он снял свой длинный плащ, свернул его, положил на большой камень неподалеку от линии прибоя. Габриэла села, и он сел рядом, обнял ее. Несколько минут они сидели молча, и он чувствовал на своем лице соленые капли морской воды, брызги волн, разбивающихся о берег, долетали до них, но и соленые капли, и шум прибоя, и девушка, сидящая рядом, нравились ему. Она права, тут было куда лучше, нежели в любом ресторане.

— Я тут иногда сижу одна вечером и долго слушаю море, — сказала она.

— Не боишься?

— Нет. Один раз пьяные немцы стали приставать… Забрели сюда вечером, хотели, чтобы я стала пиво с ними пить. Я немецкий в школе изучала, в Москве, с трудом что-то вспомнила и сказала что-то вроде: «Сюда фарен зер шлехт испанишь ман». Показала бицепсы, чтобы лучше поняли. Потом махнула рукой и добавила: «Цурюк, а то зи капут будет». Как ни странно, они поняли и отвязались.

Он засмеялся, крепче обнял ее, поцеловал в губы.

— Полиглотка ты моя…

— А ты коварный русский бизнесмен, между прочим.

— Почему, Габи?

— Я утром рассказала, каким образом оказалась в Испании, а ты так и не ответил на мой вопрос. Какие проблемы у тебя в Москве?

— Стоит ли об этом говорить?

— Конечно. Ты хотел мне деньги оставить, и вид у тебя совсем грустный был.

Он долго молчал, глядя на бушующее море и думая: что же нужно сказать? В конце концов решил, что лучше — правду.

— Знаешь, Габи, в жизни случаются черные периоды. Вот у меня сейчас такой. Жена с дочкой ушла к родителям, бросила в трудный момент, фирма на грани краха, и жизнь моя… Да я и уехал в Испанию, чтобы в последний раз насладиться морем, женщинами…

— Насладился?

— Нет. Но увидел тебя и понял, что не все еще потеряно. Я уже знаю, что делать, вернусь в Москву и решу свои проблемы. Только ради того, чтобы снова вернуть тебя в Москву.

Она внезапно крепко прижалась губами к его губам, обняла его, и этот долгий поцелуй показался самым прекрасным во всей его жизни.

— Паша, какой ты… родной, — прошептала она. — Мог бы сказать, что все у тебя есть, соврать, я бы все равно не поверила. Мог бы какие-то дорогие подарки делать, строить из себя… А ты все честно сказал, спасибо, Паша. Мне очень хорошо с тобой рядом.

Наконец-то она назвала его Пашей, и это чисто русское имя звучало из уст красавицы испанки просто хвалебным гимном!

— Габи, я выкарабкаюсь ради тебя. Клянусь. Я увезу тебя в Москву, я сделаю все, что ты захочешь!

— Мне ничего не нужно, Паша.

— Нет, нужно! Ты красивая женщина, ты должна иметь красивую машину, шубы, костюмы от…

Она прижала свою ладонь к его губам.

— Я не кокетничаю и тоже не хитрю с тобой. Мне правда ничего этого не нужно.

— Новых шуб, костюмов… не нужно, Габи?

— Нет. Мне хочется быть рядом с человеком, который очень-очень нравится. Правда. И пусть он будет бедняком, я никогда не предам его. Мы с бабушкой потомки настоящих грандов и люди очень гордые. Нас нельзя заставить делать то, чего не хотим, но и нельзя запретить то, что хочется. Мне очень хорошо с тобой, Паша…

— Я люблю тебя, Габи… — пробормотала он.

Долгий поцелуй соединил их губы, а потом он торопливо бросил на песок свой плащ, и они рухнули на него. Габриэла протяжно застонала, жадно целуя его губы, а для него весь мир исчез, была только прекрасная женщина, любимая, и даже холодные брызги моря, падающие на его голую спину и ягодицы, не могли охладить его пыл…

— Паш, ты как будто в параллельном мире находился, — сказала Лена.

Она стояла напротив стола хозяина фирмы и с удивлением смотрела на Самарина. Рождественские каникулы заканчивались, но за это время они успели сделать многое. Во-первых, офис был оборудован по последнему слову техники, штат заполнен, склад подготовлен к работе, завезена нужная техника, созданы условия хранения самой элитной мебели, и фирма могла функционировать как полноценное предприятие. И уже функционировала, было заключено два десятка мелких договоров, на склад поступала мебель и уходила с него по магазинам. Банковский счет пополнялся, можно было подумать о новых окладах сотрудникам, премиях за удачные сделки, а то ведь люди пошли к Самарину из уважения к нему. Такие поступки следовало поощрять. Но время от времени она вдруг понимала, что Самарин как бы пребывает в другом мире. Не сомневалась, это связано с той женщиной, чья фотография стояла у него на столе тогда. И очень хотела разгадать его тайну.