Пока смерть не разлучит нас - Ефиминюк Марина Владимировна - Страница 12

– Родственника, – подсказал кузен.

– Гостя, – сухо поправил он, – а ты спускайся к обеду.

– А меня не пригласишь? – ухмыльнулся Эббот.

– Ты говорил, что мой повар готовит помои, – отказал в гостеприимстве хозяин дома.

– В прошлый раз я ляпнул не подумав.

– Как обычно, – заметил Доар.

Они вышли, и мне захотелось немедленно поменять спальню, оскверненную присутствием скользкого родственничка, но будоражить слуг очередным переездом, когда платья уже висели в гардеробной, а баночки с нехитрыми притирками стояли на туалетном столике, было форменным свинством. Пришлось открыть окно и впустить в комнату холод, пахнущий опавшей листвой и осенними кострами. Цветочное благовоние я вылила в ватерклозет.

В столовой дожидался хозяина уже знакомый мужчина в годах, кажется, Якоб. При моем появлении он неловко поднялся, вызвав перезвон фарфоровых тарелок:

– Светлых дней, риата Гери.

Пряча настороженность за высокомерием, которого обычно ожидают от аристократки, я едва заметно кивнула.

Лакей услужливо отодвинул мне стул на противоположном конце длинного стола, безмолвно предложив отделиться от мужа расстоянием в половину комнаты и не портить друг другу аппетит. По этикету благопристойной супруге, одаривающей благоверного плотскими утехами только в двух случаях: в брачную ночь и на пьяную голову (второе обстоятельство было невозможно в принципе), мне действительно следовало сидеть в гордом одиночестве на женской половине и скучающе ковыряться в тарелке. Но разве можно подпортить противнику трапезу, если с трудом видишь его лицо? Наплевав на усилия прислуги, с независимым видом я сама себе отодвинула стул и уселась напротив Якоба.

– Что-то Доар задерживается, – нервно пробормотал тот, видимо, чувствуя себя тем самым злосчастным наездником на приснопамятной хромой козе, нестройной рысью трясущимся навстречу чистокровной эссе.

– Он выпроваживает кузена, – оборонила я.

– Простите?

– Я сказала «выпроваживает»? – вежливо улыбнулась. – Оговорилась. Провожает.

На том беседа закончилась, и комната погрузилась в неловкое молчание, от которого нас спасло появление Доара. Энергичной походкой он вошел в столовую и, устроившись за столом, вымолвил:

– Аделис, позволь тебе представить риата Якоба Нобри. Мой помощник и доверенное лицо. Смело обращайся к нему с любым вопросом.

У меня было подозрение, что за обедом «помощник и доверенное лицо» желал обсудить с хозяином важные дела, но присутствие незнакомой девицы из враждующего клана эсхардских эссов спутало деловые планы. Он прихлебывал жиденький супчик с плавающими кусочками какого-то кисловатого овоща и натужно молчал. Я же ела с совершенно непристойным аппетитом.

Знаете, меня с детства отличала плебейская неприхотливость в еде, что вызывало беспросветное отчаяние у матушки. Она искренне верила, что женщине нашего круга следовало питаться исключительно деликатесами или оставаться голодной, если таковыми ее не кормили. Сама она даже дома не ела, а только дегустировала стряпню Руфи, ввергая добрую домоправительницу в уныние. За годы работы в нашей семье служанка освоила полное меню самой дорогой ресторации на южной стороне Эсхарда и могла дать фору властительскому повару.

– Вы можете идти, – вдруг отослал лакея Доар. – Думаю, Аделис не откажется за нами поухаживать.

Аделис была против любых телодвижений за столом, если они не приводили к точному попаданию полной ложкой в рот, но при чужом риате, хмуро косящемся с противоположной стороны стола, спорить не стала. Если Доар лично пожелал испортить себе трапезу, кто я такая, чтобы его отговаривать? Я-то не собиралась ничего предпринимать как минимум до десерта, но раз уж такое дело…

– Конечно, милый, – сладко улыбнулась.

Якоб быстро обтер губы салфеткой. Когда несколько ошарашенный слуга оставил нас втроем, наверняка снаружи припав ухом к двери, то помощник не удержался:

– Уж позвольте задать вопрос.

Было заметно, что вопрос этот распирал несчастного риата, как запертый воздух – льдистый шар-заготовку.

– Как вышло, Аделис, что вас признали погибшей? Вы прятались, а теперь решили вернуться?

– Не пряталась, – честно ответила я, – более того, даже место жительства не меняла. Вы знаете, что чистокровные эссы редко переселяются за пределы Эсхарда? Нас осталось так мало, что мы местная достопримечательность.

На лице Якоба появилось светлое, ни с чем не сравнимое замешательство. Доар сдержанно кашлянул, мол, милая супруга, пожалуйста, заткнись. Спасибо.

На здоровье, дорогой супруг. Намек поняла, но не приняла.

– Я просто попыталась выйти замуж, – добавила светским тоном. – Все бы ничего, но на свадьбе присутствовало столько народу! Неловко вышло.

Правда отказалась вмещаться в Якоба и встала в горле колом. Бедняга жестко поперхнулся, схватился за пустой стакан и даже сделал всухую пару глотков.

– Запьете? – заботливо предложила я.

– Будьте любезны, – прокряхтел он.

Я была ужасно любезна, сама от себя не ожидала такой всепоглощающей услужливости. Торопясь спасти риата от удушения, громко щелкнула пальцами. Толика воды из хрустального графина исчезла и мгновенно забулькала в стакане Якоба.

– Она действительно водный маг… – прохрипел он и начал жадно пить, пытаясь протолкнуть в себя абсолютно все новости.

– Доар, а тебе? – любезно предложила я плеснуть водички на тот случай, если какие-нибудь из моих заявлений застрянут в горле.

– Воздержусь.

– Не стоит, – проигнорировала я отказ и снова щелкнула пальцами. Вода не просто возникла в стакане, а завертелась в воронку, расплескалась через край, заплевав соседние бокалы и немножко разбавив жиденький супец.

Вообще в голове созрел план заморозить еду, и я почти приступила к его исполнению, но Доар вдруг задал очень странный вопрос:

– Аделис, ты хочешь что-то поменять в доме?

Несчастный Якоб еще дыхание не вернул, как вновь схватился за стакан.

– Возможно, – осторожно согласилась я. Вряд ли мужу стоило знать, какие именно изменения в интерьере пришли мне на ум.

– Скоро наступят холода и тебе нужен новый гардероб, – продолжил он поражать удивительной предупредительностью.

– Предлагаешь купить одежду?

До холодов я задерживаться не собиралась, да и старый гардероб меня вполне устраивал. Но – вот незадача – теплые вещи остались в Эсхарде. При мысли о лавках тканей, деловитых белошвейках, ворчливых сапожниках, примерках и прочем бессмысленном времяпрепровождении, вызывавшем экстаз у женщин, я содрогнулась. Еще одного кошмара, как перед свадьбой с Гидеоном, я просто не в состоянии пережить. Лучше замерзнуть до смерти, лежа по направлению к камину, чем снова переступить порог этого демонического чертога! Может, Доар того и добивался? Беспрерывными покупками довести норовистую жену до летаргического сна, чтобы той не хватало сил на демарши?

– Можешь не ограничивать себя в средствах, – добавил он. – Ни в чем себе не отказывай.

– Не буду, – от души пообещала я.

Интересно, после какой по счету потраченной тысячи риорских шейров щедрый муж таковым быть перестанет, взвоет, как от укуса дикой виверны, и потребует развода? Подозреваю, что Якоб задавался похожим вопросом и уже в ужасе представлял, как к парадным дверям особняка стягиваются подводы с мешками, набитыми золотыми монетами.

Портить трапезу после такого разговора не позволила совесть, но устроить маленькую каверзу сами светлые боги благословили. Только я почувствовала сытость, как встала из-за стола, наплевав на приличия. Мужчины машинально поднялись следом, и в принужденной тишине поднялся звон посуды.

– Приятного аппетита, риаты, – едва заметно улыбнулась я. – Позвольте вас покинуть, что-то голова разболелась.

Восславься та женщина, которая первой придумала спихивать закидоны на головную боль! Подозреваю, что дамочке с мигренью простят любые причуды, лишь бы не корчила физиономию, изображая смертельные муки.